Небо.



Цель высшая моя – чтоб наказанье преступленью стало равным.*



– Боже!
– Можно просто Влад.
– Они решили прислать тяжелую артиллерию?
– Я, конечно, поправился, но не настолько, - Влад помолчал, затем вдруг резко добавил. – Я не собираюсь тебя уговаривать.
– Ну да. Ты пролетел пол-Европы, чтобы просто попить пива со старым другом.
Влад поднял руки и позвенел бутылками.
– Ну тогда проходи, - усмехнулся ты.
– За встречу!
И старые друзья, стукнувшись горлышками бутылок, отпили по глотку. Ты выпил еще немного, посмаковал на языке и попытался понять, что сейчас чувствуешь. Не получилось. Почему-то в голове крутилась только одна мысль, что как только ты увидел Влада на пороге, то сразу понял, что согласишься. И Влад это знает. Однако вы все равно будете долго сидеть, говорить умные до банальности вещи, убеждать друг друга в своей правоте. И все это для того, чтобы ты задал вопрос, который уже давно вертелся у тебя на языке.
– Как жена? – ты попытался спросить легким, будничным тоном, но напряженность голоса выдала излишнюю заинтересованность.
– Хорошо.
– Как переносит беременность?
– Нормально. Мы думали, будет хуже.
По владькиным односложным ответам ты понял, что ему не очень хочется заводить разговор на эту тему. Вообще, ты чувствовал себя не очень уютно. Как будто общался с незнакомым человеком, на которого пытался произвести хорошее впечатление, и разговор не клеился. А осознание того, что одно время ближе этого человека у тебя не было никого, еще больше выбивало из колеи. Плевать. В конце концов, вы же братья, поэтому ты решил перейти к самой сути:
– Влад, а ты о ней подумал? Каково это все для нее будет. Ты же знаешь этих фанаток, они сделают ее жизнь невыносимой, к тому же ребенок… - тут ты многозначительно промолчал.
– Мы с ней все давно уже обсудили. Она согласна. Больше того: это была ее идея.
Недоверчиво смотришь на него, а он, видя твое недоумение, чуть отворачивается от твоих пристальных глаз и начинает сбивчиво объяснять:
– Да. Ты знаешь, когда мы… когда группа распалась, я просто не знал, что делать, ходил совершенно потерянный, а Оля вернула меня к жизни. Я занялся юриспруденцией, но это не мое, точнее, не настолько, как все то, чем мы занимались раньше. Она это прекрасно видела, вот и предложила.
Ты покрутил в руках бутылку.
– Это ей сейчас все кажется таким милым и незатейливым. Она просто еще не поняла, что ей предстоит. На подготовительном этапе ты будешь дома появляться только чтобы поспать, иногда чтобы переодеться. Потом гастроли – вообще ужас: оборванные телефонные разговоры, минимум контакта. Снова слухи: геи, напился, пьяный дебош, групповуха, - да ее и саму будут склонять во всех изданиях. Фанатки же просто объявят на нее охоту, - ты прекрасно понимал, что он все это знает, но счел своим долгом напомнить ему об этом еще раз.
Тут он резко встал и поставил бутылку на столик:
– Ты так мрачно все расписал. Теперь собирайся, поедем в Москву, расскажешь это ей. Если убедишь – ничего не будет.
Ты отвернулся от него, поизучав тяжелый воздух за окном, понял, что пора:
– А она знает про нас? – ну вот, спросил бы сразу – столько бы времени сэкономили. Он похоже ожидал этого вопроса, потому что тут же выдал:
– Нет. Это ни к чему.
Ты снова отвернулся к окну и сказал, что согласен.


Вы ехали в машине, и ты жутко волновался. Наконец, приехали. Подъезд, лестница, лифт, дверь, звонок. Открывает милая девушка. Одно мгновение – и лицо ее озаряет счастливая улыбка, предназначенная Владу.
– Привет.
Он быстро целует ее и заходит внутрь. Ты следуешь за ним. Дверь захлопывается, отрезая пути к отступлению. Она смотрит на тебя. Второй раз за последнюю минуту видишь ее улыбку. На этот раз добродушную. Невольно улыбаешься в ответ, в душе жалея, что она не оказалась какой-нибудь длинноногой блондинкой, с которой у него бы все быстро закончилось. Зачем тебе это надо и сам не понимаешь: может, зависть, что у него все хорошо, может…
– Оля, - внезапно прерывает она ход твоих мыслей.
– Сергей, - отвечаешь ты, хотя глупо, ведь вы прекрасно знаете, как зовут друг друга. Но надо же с чего-то начинать знакомство.
– Ну вот и прекрасно, - хлопнул в ладоши Влад. – Серый, проходи, не стесняйся.

И вот опять сидите и пьете с Владом пиво. Он не хотел его покупать, потому что, по его словам, она обожает пиво, но сейчас ей нельзя, а он не хочет ее им дразнить. Ты первый раз столкнулся с тем, чтобы Влад о ком-нибудь так продуманно заботился. Однако, она сама купила пиво, сказала, что потерпит. Любого эта сцена должна была умилить, но тебя разозлила.
Вы трепались о всякой ерунде, ты даже сам удивился, как легко нашел с ней общий язык, хотя изначально (и отрицать это бессмысленно) был настроен негативно. Когда ты понял, что контакт более-менее налажен, то забросал ее аргументами, почему ей следует отказаться от этой идеи:
-тебе сейчас как никогда необходим покой. Таких условий не будет.
-твой муж будет полуголым появляться в каждом втором журнале.
-тебя будут ненавидеть миллионы и, что гораздо хуже, вашего ребенка тоже.
-слухи станут частью твоей жизни, они не будут давать тебе покоя, ты станешь мнительной.
И еще миллион и один довод, но она все их с легкостью разбивала вдребезги, так что даже тебе все казалось правильным, а восстановление группы – единственно-возможным развитием ситуации.
Постепенно разговор о делах перешел в бытовое русло.
– Знаешь, Влад никогда толком не объяснял, почему группа распалась.
Ты и не сомневался. Смотришь на Влада: он отворачивается, показывая свое отношение к этой теме. Но уже плевать. Ты завелся.
– Наверное, ему неприятно вспоминать об этом, процедура была очень болезненной. Что касается причины… ты знаешь, нам казалось, что это все ненастоящее, что жизнь проходит мимо нас, в общем, надоело. Нужен был повод. Он не заставил себя ждать. Мы с Владом очень сильно поссорились. Был жуткий скандал, мы кричали друг на друга. Ужас. Конечно, можно было бы все забыть, простить друг другу…
– Что?!
Ты улыбнулся. Влад не выдержал, хоть какой-то намек на прежнего Влада, на твоего взрывного малы…
– Лазарев, я сомневаюсь, что если бы с тобой так поступили, ты бы сумел вот так просто все забыть и простить, и…
– Влад, - она мягко кладет ладонь ему на руку. Он смотрит на нее, успокаивается:
– Какая разница, - уже спокойно говорит он. – Дело прошлое. И я даже рад, что так получилось, - он наклоняется и целует ее в губы.
Понимаешь, что больше всего на свете хочешь уйти отсюда. Зачем завел его минуту назад? Просто хотел увидеть, как загорятся его глаза. Увидел? Теперь вали. Черт, Лазарев, ты свинья. После того, что ты сделал, у тебя хватило наглости прийти в его дом и в чем-то его упрекать. Ты засобирался, они уговаривали тебя остаться, но ты сослался на то, что много дел с переездом. Резко шагнул из прихожей в комнату и в дверном проеме столкнулся с ним лицом к лицу. Мгновение, и ты понял, что ничего не забыто, что каждый момент вашей прошлой жизни ютится в его сознании на заброшенной полке в самой закупоренной банке. Иногда крышка отходит, и он невольно позволяет себе вспоминать. Не знаешь, чем мог бы закончиться этот взгляд, если бы она опять не спасла ситуацию, положив руку ему на плечо.
Ты почти уже собрался выходить, когда он вдруг вызвался проводить тебя до лифта. Пока шли, ты гадал, что же такого он хочет тебе сказать. Он снова тебя удивил. Резко развернул к себе и посмотрел прямо в глаза:
– Серый, если мы хотим добиться прежнего успеха, то должны забить на прошлое и начать все сначала. Я готов забыть обиды, готов ли ты похоронить воспоминания?
Ты смотрел на него пару секунд, поражаясь переменам:
– Да, готов. И… Влад, прости меня.
– Уже простил. Ведь если не это, я бы никогда не встретил Олю, - черт, ну зачем каждый раз напоминать об этом? – Значит все с чистого листа?
Ты кивнул и с радостью юркнул в его теплые объятия. Вот чего тебе так не хватало эти полгода. Однако сейчас все по-другому. Ты разочарованно выпутываешься из его рук, говоришь «до встречи» и уезжаешь.
И понеслось. Группа Smash!! дубль 2. Путь был уже проторен, но идти от этого было не легче. Однако ты был счастлив. Твоя жизнь обрела наполненность и не только событиями, но и смыслом. Ты перестал существовать и начал жить. Все как когда-то. Все. Кроме одного. Он не твой. И это рождало смесь непонятных ощущений. Хотелось. Очень хотелось. Даже если оставить физику, хотелось просто быть с ним, знать, что он твой. Но при этом мучило чувство вины за то, что ты сделал, и ты каждый день наказывал себя за это. Каждый день смотрел на него, заставлял себя не отворачиваться, когда приезжала она, и у них была пара мгновений. Ты говорил себе: «Смотри, смотри, Лазарев. Смотри и помни всегда о своей глупости. Так тебе и надо. И даже не смей приставать к нему, потому что ты этого не заслужил». И ты действительно не приставал. Ну ладно, совсем немножечко и всего один раз, просто очень уж захотелось.
В тот день вы репетировали в своем рабочем подвале с музыкантами, Папа укатил на какие-то переговоры. Речь зашла о подтанцовке: что уже пора бы ее набирать и начинать совместные репетиции. Ты начал возражать:
– Какие совместные репетиции? Прежде чем набирать подтанцовку, необходимо себя в форму привести. Да мы, наверное, ни одного движения не сделаем. Вот, Влад, подойди.
Когда он подошел, ты с умным видом задрал ему футболку и начал расстегивать ремень на брюках, но он перехватил твои руки:
– Ты что делаешь?
– Смотрю, что у тебя там. Как дела с фигурой, - поясняешь, когда видишь его недоуменный взгляд.
– Я сам, - выдавливает из себя. Расстегивает. Изучаешь с еще более умным видом, делаешь недовольную мордаху, хотя, на самом деле, тебе безумно нравится и даже умиляет его небольшой животик. Ты обожал все его маленькие несовершенства. А еще он так мило смущался. Цокаешь языком:
– Вла, я не понял: беременна вроде Оля, а живот у тебя растет.
Злится и недоволен. Недоволен, что опозорился перед тобой. А ты наслаждаешься этим зрелищем: Влад с чувствами, а не тот по-семейному мудрый Влад. Резко застегивает брюки:
– Осмотр закончен!
– Да… придется опять сажать тебя на диету и заниматься с тобой. Ну, ничего, я все проконтролирую.
– Слушай, Лазарев, мы же не можем вечно эксплуатировать наши прошлые образы. У нас уже и репертуар уже другой, а ты все: «штаны на бедрах, штаны на бедрах…»
– Кстати, Влад, у тебя было хорошее пристрастие к ним. Давай вернем его, хотя нет… сначала надо вернуть форму. А что касается имиджа, то он может быть любым, но такую красоту прятать нельзя, - с этими словами ты заводишь свою руку ему за спину и плавно проводишь по ягодице и дальше, вниз по ноге, насколько хватает руки. Он вздрагивает, смотрит на тебя, широко распахнув глаза. Музыканты тоже замерли. Ты даже не пытаешься спрятать ухмылку, но чтобы разрядить ситуацию, просишь музыку:
– Ну вот. А теперь посмотрим на наши движения.
Когда вы начинаете, ты понимаешь, что подтанцовку набирать еще действительно рано, потому что он не может сделать даже простейший шаг вперед-назад, двигая при этом бедрами. Ты пристраиваешься сзади и начинаешь корректировать его движения. Такого вмешательства в свое личное пространство он не выносит, поэтому резко разворачивается и почти кричит:
– Я не понимаю, зачем нам это. Мы же решили все менять.
Музыка останавливается. Ты говоришь тихо, но уверенно, на одном дыхании, как учили на курсах:
– Да, действительно: зачем нам это? Может, разбежимся пока не поздно, пока не угрохали сюда все свои силы и душу, а потом сопливый, капризный мальчишка, который не может справиться с банальными трудностями и правильно рассчитать свои силы, скажет: «Ой, а зачем нам это нужно?».
Он готов убить тебя взглядом, желваки ходят под его кожей, он сейчас не может решить, что с тобой делать, наконец, поворачивается к тебе спиной и кричит:
– Музыку!
Заиграла музыка. Ты властно, даже агрессивно обнимаешь его сзади за талию, стучишь ногами ему под коленки, заставляя согнуть их:
– Согни колени. Так.
Двигаешься, заставляя его двигаться с тобой в такт.
– Назад – вперед, выпрями плечи. Да. Откинь чуть голову, - зарываешься пальцами ему в шевелюру, хватаешь за волосы и тянешь на себя. – И Влад, двигай лучше бедрами, ну, малыш, я же знаю, ты можешь, - шепчешь ему в самое ухо, а твоя рука ложится на его симпатичный зад и корректирует движения. Ты представляешь, как вы выглядите со стороны, поэтому не удивляешься, что музыканты так на вас смотрят, но им, по-твоему, начинает нравиться.
Наконец движения у Влада более-менее оформляются, отпускаешь его, становишься напротив и тоже начинаешь движение. Смотришь ему прямо в глаза:
– Влад, давай взгляд. Твой фирменный. Да. А теперь улыбку. Мою любимую: искреннюю, невинно-соблазнительную, которая заставляет сходить с ума.
Он, не прекращая движение, выполняет все твои просьбы. Черт. От такого зрелища у тебя подгибаются коленки, и ты опускаешься на диван:
– Ну что же. По-моему, неплохо.
Он плюхается рядом:
– Серый, ты что делал эти полгода: стриптиз в кабаках устраивал?
– Нет. На подтанцовке у Бритни Спирс выступал. Чего расселся? Вставай, работай.
Под конец вы так вымотались, что уснули прямо в подвале, едва доползя до дивана.


Ты проснулся первым и сразу же ощутил приятную тяжесть на своем теле. Тебе не надо было открывать глаза, чтобы знать кто это. Только он так сладко сопит во сне, только он так мило причмокивает, только он так нежно обнимает. Наконец, ты открыл глаза, чтобы насладиться этим зрелищем. И ты смотришь, смотришь, запоминая малейшие оттенки полученных эмоций, потому что знаешь: это не повторится. Но вот ты видишь, что он просыпается, и поспешно закрываешь глаза.
Он окончательно проснулся, и ты ощущаешь его взгляд на себе. Он долго изучает тебя, затем с какой-то обреченностью прижимает лицо к твоей груди, ты чувствуешь, как его нос чертит маленькие дорожки по ней. Но внезапно все прекращается: он встает и начинает заниматься бытовухой. А ты еще лежишь и пытаешься законсервировать полученный подарок.

И вот вы снова практически на вершине. Снова выступления, хит-парады, съемки, снова все периодические издания и другие СМИ готовы выложить большие деньги за интервью с вами.

В самом начале вы созвали пресс-конференцию, чтобы расставить все точки над i. Не обошлось без под**бных вопросов в ваш адрес, проехались по семейной жизни Влада, но он молодец: мягко поставил всех на место. Он всегда это умел.
Оставалось дописать альбом, а потом гастроли – очередной виток популярности. Альбом был уже практически готов. Вы его записали в достаточно короткий срок. И не потому что торопились, просто у вас оставались наработки со времен первоначальной группы Smash!! Писали в основном в Лондоне. Сейчас у вас была последняя поездка, связанная с записью альбома. Жили, естественно вместе в квартире, на кухне которой ты сейчас сидел и пил кофе. Ты сегодня встал рано, потому что многое надо было успеть. Влад же еще мирно спал. Тебе не хотелось его будить, потому что ему редко удавалось спокойно поспать: Оля была на последнем сроке, вот-вот должна была родить и уже лежала в больнице, а он рассчитывал провести это время вместе с ней, но тут опять выяснилось, что нужно что-то подправить, и вы сорвались с места. Влад всю поездку дергался, не мог сосредоточиться. Пусть хоть во сне обретет спокойствие. Ну все, пора. Ты пошел к нему в комнату, застыл в дверях, любуясь им, поистязал себя еще немного и решительно крикнул:
– Влад, вставай!
Никакой реакции. Ты и не ожидал, что он отреагирует. Соня. Ты подошел поближе, подергал его за ногу, борясь с желанием проскользнуть к нему под одеяло, обнять его покрепче и… Влад недовольно заурчал, прервав ход твоих мыслей, перевернулся на другой бок и продолжал спать.
– Влад, не глупи, давай вставай, у нас куча дел.
И снова никакой реакции. Тогда ты резким движением отбросил с него одеяло и мысленно застонал: такое любимое тело, уже приведенное в нужную форму (тобой, кстати), загорелое.
– Серый, сволочь, дай поспать, - крикнул владелец вышеописанного тела и завернулся в простыню.
– Ну, Владя, держись! – и ты схватился за концы простыни, закутал его в нее окончательно и перекинул через плечо.
– Серый, ты что, с ума сошел! Ты что собрался делать? Немедленно прекрати, - в его голосе слышался намек на панику.
– Влад, тебя опять пора садить на диету, что-то ты больно тяжелый.
– Сереж, может договоримся? Я тебе арбузного сока куплю.
– Не пойдет. Опоздал. Я сейчас тащусь по свежевыжатому березовому. С мякотью.
– Ай! Что это?
– Ванна.
Ты вытащил из-под него простынь. Он лежал на холодном дне ванны и беспомощно смотрел по сторонам. А ты, не теряя времени, потянулся за душем и начал поливать его холодной водой. Он истошно завопил, начал отбрыкиваться, что-то кричать про свои трусы, которые намокнут. Наконец, ты сжалился над ним и выключил воду. Несколько секунд ты имел счастье наблюдать его взгляд исподлобья. Внезапно он рванул вперед, свалил тебя с бортика в ванну, подмял под себя, включил воду, и теперь ты подвергся холодному душу.
– Бля, Топалов, я же в одежде!
Но ты ловкий парень, у тебя разряд по гимнастике: ты исхитрился и ногой выключил воду. Влад недоуменно поизучал лейку душа. Когда до него дошло, куда делась вода, он отбросил его в сторону, обратил на тебя свои смеющиеся глаза, и ты вдруг почувствовал себя невероятно счастливым. Твои руки лежали у него на плечах, и ты не выдержал и запустил их ему в волосы, защищая его голову от удара, потому что уже в следующее мгновение он оказался под тобой. В процессе маленького переворота ваши губы соединились, и ты так и не понял, кто был первым. Да это уже и неважно. Он отвечал тебе, вот что главное. Причем отвечал со всей нежностью, очень чувственно, как будто ждал этого невероятно долго, при этом его руки поглаживали твою шею, но все еще боялись спуститься ниже. И тут, совсем некстати, ты подумал, что возможно на другом конце Европы его жена рожает ему ребенка. Эта мысль заставила тебя оторваться от него. Ты слегка отвернулся, чтобы не видеть желания в его глазах:
– Влад, извини… не знаю, что на меня нашло.
Ты неловко выбрался из ванны и уже почти вышел, но он прервал тебя:
– Решил намочить всю квартиру?
И, правда, ты забыл, что промок до нитки. Ты начал раздеваться под его пристальным взглядом. Потом вытерся полотенцем, ощущая себя не очень удобно, хотя это он выглядел забавно, лежа на дне ванны. Наконец, ты выскочил оттуда, переоделся и пошел на кухню, где он тебя и застал:
– Сереж, я хотел поговорить…
Тут у него зазвонил телефон. Он отвлекся на пару секунд, затем повернулся к тебе с совершенно невменяемым лицом:
– У меня родилась дочь.

Они назвали ее Алина. Теперь у тебя две племянницы Алины. Почему-то мысль о том, что ты – дядя его дочери заставляла тебя дебильно хихикать. Потом ты немножко перестроил предложение, и получилось уж совсем смешно: ты имел отца своей племянницы. И ты заржал во весь голос. А может смешно совсем не от этого, а от той непонятной субстанции, название которой ты уже не помнишь, но бутылки из-под которой еще маячат у тебя перед глазами.
А потом было еще хуже: крестный отец. Он всегда был религиозен, но при этом его совершенно не смущали ваши отношения, хотя они были против религиозных устоев. У него просто была какая-то своя внутренняя религия, которая всегда питала и поддерживала его в трудные моменты.

– Сереж!
– У?
– Оля спрашивает, почему ты к нам не заходишь?
Действительно, почему? Неужели так трудно догадаться, что не можешь видеть его в кругу семьи.
– Ну, Влад, вам там сейчас даже отдохнуть некогда. К тому же она тебя очень редко видит. В смысле, наедине. А тут я припрусь.
– Знаешь, ей не хватает общения. Мы же очень рано поженились. Все ее друзья … вобщем теперь у них разные интересы. Так что сегодня ты едешь к нам.


Ну вот ты и у них. И зачем ей это надо было? Хотя разговор, вроде, приятный.
– Сереж, а у тебя что, нет девушки?
Ну вот. Был приятный.
– Постоянной нет.
Тут как раз с кухни возвращается Влад:
– Милая, Сережу не привлекают долгоиграющие перспективы, - он садится рядом с ней и обнимает ее.
Ты знал, куда он клонит. Тебя это злило, ведь вы решили все забыть.
– Оказывается, как плохо ты меня знаешь, Влад.
Он внимательно смотрит на тебя из-под полуопущенных ресниц. Смотрит, как на человека, про которого знает, что он врет.
– Вот и я иногда удивляюсь: как плохо я тебя знаю, - тянет он лениво. Это верный признак того, что руки у него чешутся заехать кому-нибудь.
– Так что, у тебя ни кем не было длительных отношений, - не унимается Оля. «Только с твоим мужем», - хочется крикнуть тебе. Но вслух ты этого, конечно, не скажешь:
– Почему? Были. Мы два года жили вместе.
– А потом?
– А потом я изменил, - они оба сидят в шоке: он, потому что не ожидал, что ты скажешь правду и не будешь пытаться оправдаться, она – потому что в принципе не ожидала от тебя такого ответа.
– Почему?
– Да, почему? – он пытается сказать это с издевкой, но ты видишь, как он нервничает, потому что заинтересован в ответе так, как если бы от твоего ответа зависела его жизнь.
– Просто мы поссорились. Я жутко ревновал ее, и мне что-то там показалось, мы вспылили, она ушла, а я… взбешен, подозрения в голове и… ну знаешь, как это бывает…
– Нет, не знает. Она не такая, - резко говорит Влад.
– А дальше? – на выдохе спрашивает Оля.
– А дальше, видимо, она решила помириться, пришла ко мне, а там… ну и вот.
– Печально. А ты ее любил?
Влад не отрывает от тебя взгляд, его руки сжимают обивку дивана. Смотришь только на него:
– Почему любил? Я и сейчас люблю.


А потом у вас были гастроли. Тогда ты сразу смотался от них, но его взгляд еще долго не выходил у тебя из головы: глубокий, насыщенный, - ты не знал, что он означает, но ассоциации возникали приятные. Поговорить времени у вас не было, а на следующий день – первый гастрольный город, до которого вы добирались поодиночке. Потом интервью, подготовка, концерт, хорошо отработали, автографы, улыбочки. Гостиница. Принимаешь душ и ждешь, когда он придет. Что он придет, ты не сомневаешься. Он всегда не любил недосказанности.
Наконец он приходит. Вышагивает по комнате, пока ты спокойно сидишь на кровати. Он вертит в руках какую-то вещицу, взятую с тумбочки. И молчит. Стоит спиной к тебе. Весь сгорбленный и скукоженный. Тебе только сейчас за все это время приходит в голову, что он же младше тебя и сейчас просто не знает, что делать. Осторожно встаешь с кровати, тихонько приближаешься, приобнимаешь сзади за плечи и упираешься даже не лбом, а головой ему в спину. А потом… не выдерживаешь и опускаешься на колени, скользя кольцом рук вдоль его тела. Руки застывают у него на коленках. Снова утыкаешься головой ему в ноги и шепчешь куда-то в джинсы:
– Влад, прости меня.
Он освобождается от тебя, делает шаг вперед, но так и не поворачивается к тебе лицом:
– Проехали.
Понимаешь, что выглядишь глупо, поднимаешься. Смотришь на его напряженную спину. Решаешься:
– Это правда, - в ответ на его молчание добавляешь, - что я люблю тебя. Это правда.
– Поздно. Поезд ушел. У меня семья, - говорит безразличным тоном. А чего ты ожидал?
Все еще стоит спиной к тебе. Внезапно резко разворачивается и швыряет в стену за тобой так долго изучаемую им вещицу, да с такой силой, словно сдает норматив по физкультуре. Ты выжидал. Его крик не заставил себя долго ждать:
– Бля, Лазарев, ненавижу тебя. Ты просто не представляешь, что со мной было! Меня два раза откачивали в больнице, посадили под наблюдение. Я превратился в какое-то растение. Я ненавидел всех людей, тем более никому не доверял. А она… она вернула меня к жизни, вернула мне вкус жизни. Нет, я не дам тебе дважды разрушить мое счастье.
Во время его тирады ты стоял бледный (даже почувствовал, как кровь отливает у тебя от лица), с широко раскрытыми глазами. Ну вот и выяснили отношения, что теперь? Внезапно он закрыл глаза ладошкой, пару раз дернулся и… бросился к тебе в объятия. По тому, как он комкал и мял твое тело руками, ты понял, что он в полушаге от истерики, поэтому успокаивающе гладил его по голове, спине.
– Сережка… - досадливо протянул он. – Какой же ты дурак.
Ты даже не собирался с этим спорить.
– Я так соскучился, - выдохнул он тебе в ухо. В этот момент его движения из истерических превратились в целенаправленные. Ты млел от его ласк и думал про то, что тебе нельзя Влада. Ты наказан. Но он повалил тебя на кровать, и мыслительный процесс прервался.

На этих гастролях вы из постели вылезали только, чтобы съездить в местный ДК и спеть пару песен. Ты был практически счастлив, потому что не думал про завтрашний день, только чувство вины пару раз просыпалось, однако не мешало тебе наслаждаться каждой минутой с ним. И вот последний город, завтра в Москву. Вы лежите у тебя в номере обнявшись. Внезапно он встает и начинает собираться.
– Куда? – спрашиваешь ты.
– К себе, - он натягивает свитер. – Сереж, ты же понимаешь, что я не брошу семью. Даже ради тебя. Или так, или никак. И она не должна ничего знать. Это мое условие, - смотрит на тебя, еле заметно киваешь, он в ответ разворачивается и уходит.
Встаешь. Подходишь к окну. Облокачиваешься на батарею и смотришь на улицу, однако ничего не видишь. Ты прекрасно знал, на что шел. Про то, что будешь с ума сходить от ревности, от одиночества, когда его не будет рядом. Что будешь молиться на гастроли. Ты усмехнулся. Ирония судьбы: наказанием за твою измену будет его вечная измена, которую ты заранее одобрил и санкционировал. Хотя какое там! Это ты будешь его вечной изменой, его любовницей, к которой ревнуют жены. Никогда не обзаведешься семьей, потому что она будет мешать тебе встречаться с ним, и потому что уже сделал несчастными, возможно, четырех человек, а этого более, чем достаточно. Ты всегда будешь при нем. Наказание не закончилось, оно перешло в более тяжелую и изощренную форму. А весь кайф в том, что ты никогда не сможешь от него отказаться. Это твое пожизненное наказание без права помилования, условно-досрочного и амнистии.


______________________________
Уильям Гилберт. Микадо.





напишите tancha
Beta-reader Sakhy