|
|
| |
| |
| |
|
|
Странная вещь-ненависть. Она полностью подчиняет себе человека, овладевает его мыслями, чувствами. Сильная ненависть, как огонь, испепеляет его, без остатка, оставляя ничего не чувствующую оболочку, которая существует лишь за счет этого огня, обжигая окружающих словами своей души…
Verba animi proferre
В теплое июньское утро- нет, скорее день, около двенадцати часов- волна людей, недовольно хмурясь и весело переговариваясь, о чем-то размышляя и просто улыбаясь, текла по московским улицам, подступая к небольшому уличному кафе, где за столиком сидели двое.
Она отбросила сигарету и тщательно раздавила окурок подошвой.
-Боишься, что асфальт загорится? - первые слова, сказанные здесь. Полчаса молчания, нарушаемого лишь ударами о стенки бокала кубиков льда.
Влад деланно засмеялся. Смех получился таким вымученным, что нисколько не способствовал разрядке обстановки, напряженность которой можно было потрогать руками. Ее взгляд безучастно изучал лица, появляющиеся в толпе прохожих, следил за ними, пока они не исчезали, чтобы почти сразу же переключиться на новые.
-Я хотел спросить…
Казалось, она его даже не слышит.
-Почему ты это сделала?
Нет, все-таки слышит: уголки губ поползли вверх, изображая некое подобие улыбки. Наконец-то! Он задал тот вопрос, над которым она на его месте задумалась бы прежде всего. Спросил и отвел глаза, внезапно проявив интерес к рекламному щиту.
-А ты как думаешь? -вкрадчиво, очень тихо; снисходительный, почти материнский взгляд.
«Я придумывала сотни ответов, репетировала перед зеркалом, стараясь изобразить презрение, которого нет, потому что я тебя не презираю… Я тебя ненавижу. Очень. За самодовольство, за самовлюбленность, за слепоту, за нежелание замечать что-либо, находящееся вне радиуса пяти сантиметров вокруг тебя. За то, что оказался не тем, кем я тебя представляла, за то, что прошелся по моей жизни своими начищенными ботинками, разбил ее, как мой подарок тебе на день рождения. Я перевернула вверх дном все торговые центры, ища эту абстрактную статуэтку, а ты «нечаянно» уронил ее…она разлетелась на десятки осколков.»
Парень пожал плечами.
-Уже никак. Скажи, я хочу понять.
Откуда взялось это желание понять? Всего минуту назад он был близок к тому, чтобы встать и уйти, так и не сказав ей ни слова. Но вот сорвался с губ вопрос, нечаянный, необдуманный…
«Первым осколком стал отец. Ведь он никогда раньше не повышал на меня голоса! Но тогда от его крика дрожали стекла в окнах: я не понимаю, что делаю, уходя жить к тебе, я просто становлюсь твоей очередной «девушкой для сопровождения», самое большее через месяц ты меня бросишь… Он кричал что-то еще, когда я вышла, хорошенько хлопнув дверью, на лестничную площадку, когда вызывала лифт…
У него было слабое сердце. Ночью его увезли в больницу. Он умер.»
Она теребит в руках салфетку, тонкая бумага не выдерживает и рвется на мелкие кусочки, которые сразу же подхватывает ветер.
«Ребенок. Его рождение не входило в твои наполеоновские планы. Больница. Врач, не глядя на меня, прокашливается и говорит, что я должна была знать о возможных последствиях, что при первом аборте риск особенно велик. Я знала, но ты настаивал…»
-Наверное, ты хочешь услышать «Понятия не имею почему, для чего…». Что ж, я действительно этого не знаю. Может быть, чтобы увидеть у тебя в глазах смятение, любопытство, которые я имею счастье наблюдать целых…,- она демонстративно посмотрела на часы, - четыре минуты?
Влад ответил сердитым тоном, напомнив ей их ежедневное «общение».
-Ты можешь говорить серьезно или это слишком сложно?
-Я слишком тебя любила ,- даже прогноз погоды и курс валют не прогнозируют более нейтрально.
«Это превратилось в саморазрушение. Замкнутое пространство. Четыре стены, пол, потолок, два предмета- я и телевизор- часами, днями, неделями… А ты словно жил в вакууме и оттуда наблюдал за моими жалкими потугами растормошить тебя. Мне не нужно было ни счета в банке, ни личного шофера, ни тонны цветов по утрам, только любовь, понимание. Неужели я этого не заслуживала? Ах, ну конечно, ты же работал. Работал! Бесконечные съемки- гастроли- интервью- записи… А я где-то между ними три раза в месяц, если повезет, ведь нам нельзя появляться вместе -имидж. Сотни фанаток с таблетками/лезвиями наготове, если он пошатнется. Нельзя тебя спрашивать, почему ты задержался, почему к твоему одеколон примешивается запах «Opium», нельзя звонить на сотовый, нельзя, нельзя… »
-И поэтому решила отравить?
Зная ее, он мог предположить, что сейчас она со страстью мазохиста начнет копаться во всех психологических вывертах своей души, призывая в свидетели своей нелегкой доли самого дьявола. Но стремление получить ответ пересилило возникшее было желание уйти, не оглядываясь.
«Смутно помню те дни, все было как во сне: само собой пришло решение после нашего последнего скандала, откуда-то взялся цианид…В памяти отпечатались лишь какие-то отдельные фрагменты: вот ты выходишь, чтобы ответить на «личный» звонок, вот я придвигаю к себе твой бокал, достаю яд … Я смотрела, как он растворяется в вине и улыбалась, ни о чем не жалела. Жалею теперь, что когда ты поднес бокал к губам, я выбила его из твоих рук… »
-Нет, не только поэтому.
Они придвинулись к друг другу и заговорили вполголоса. Точнее, он смотрел на нее каким-то новым, изучающим взглядом, а она говорила, выплескивая в приглушенно- яростном монологе все, что чувствовала, стараясь не упустить мельчайших подробностей, припоминая давно забытые ссоры, мелкие обиды, недомолвки… Слова лились нескончаемым потоком, поражая слушателя, который даже не представлял, что в человеке может быть столько горечи, злости; в них была вселенская обида на всех окружающих вообще и на него в частности, слезы «брошенного» отцом ребенка и ярость «нежеланной» женщины. Но в какой-то момент это превратилось в ненужный шумовой эффект: выражение ее лица досказало все.
- Ненавижу.
Она резко поднялась, выпуская из рук оставшиеся обрывки салфетки и небрежно бросила на стол деньги за свой коктейль.
-Прощай.
-Прощай, - эхом отозвался он, глядя вслед удаляющейся фигуре. Идеальная осанка, гордо вздернутый подбородок. «Я не верю в твое благородство: тихо расстаться, никогда больше не встречаться, никому не говорить. Видел бы ты свое лицо, когда я будничным тоном объяснила тебе, почему пить это вино не в твоих интересах. Сначала ты решил, что я шучу, но потом…потрясение-непонимание- страх. Я видела, тогда ты по-настоящему испугался, но была уверена, что в милицию ты звонить не станешь… Ни к чему заводить скандальное дело о покушении в разгар предвыборной компании отца, так?» Холодные синие глаза с сумасшедшим блеском фанатика…
напишите Лилит
|
|
|
| |
| |
| |
|
|
|
|
|