|
|
| |
| |
| |
|
|
За образ второго действующего лица спасибо «моему мальчику» на велике с фонтана ))
Мальчик-видение
Интересно, чему я больше обрадовался, снова приехав в Юрмалу? Тому, что могу явить зрителям мои новые творения, мои новые песни, от которых я и сам в абсолютном восторге, или тому, что возвращаюсь сюда спустя три года, и мое сердце переполняют всевозможные чувства: радости, счастья, сожаления, грусти, тревоги. Я даже не пытаюсь обмануть себя - конечно второе. Впрочем, я бы мог приехать сюда в любое другое время, но нет, это было бы уже не то: не то время, не та атмосфера и, соответственно, не те ощущения. Я решил для себя, что все эти пять дней я посвящу воспоминаниям, ведь именно отсюда когда-то, теперь кажется, уже так давно и одновременно как будто совсем еще вчера, начиналась моя новая жизнь, которой так и не суждено было просуществовать до этого момента. А сейчас я рад тому, что Бог дал в награду человеку умение запоминать и сохранять в своей памяти все самые важные моменты в его жизни, помнить все до малейшей детали. И я помню, помню все, все то, с чего начиналось мое счастье.
Вот только тогда мы думали, что вернемся сюда вместе…
Устал, ничего не хочется, язык не ворочается, хотел пойти в сауну расслабиться, и то лень.
В последний наш вечер, который мы находились в Юрмале, я вот так же лежал один в темном номере отеля. Я тогда не знал, где Владик. Я веселился на party вместе с остальными участниками конкурса и звездами, а потом заметил, что его нет. Искал его и ждал где-то около часа, а потом отправился в гостиницу и только там вспомнил, куда он мог пойти.
А сейчас я понимал, что если я не схожу туда, то эта поездка останется незаконченной страницей воспоминаний. Я пойду. Туда идти только минут сорок. Надо же, помню дорогу и помню все, что было там, до мельчайших деталей.
Было так же темно, безветренно и жарко. Я почти бежал к «нашему месту». Мы так назвали его, потому что думали, что именно мы нашли его и были «первооткрывателями». Он был там, а я боялся к нему подойти, чувствовал себя виноватым, что забыл про наш договор вместе отпраздновать нашу победу.
«Смотри, как прикольно, Серёж», - Влад заметил меня раньше, чем я успел приблизиться. Он стоял около воды ко мне спиной и тыкал пальцем в солнце, которое уже готово было скрыться за горизонтом.
«Ты обиделся?», - а что я мог спросить тогда?
«Смотри, я сейчас попаду прямо в центр солнца», - он взял камень и резко бросил в небо, даже всплеска не было слышно, как будто бы и, правда, попал.
Помню, что я подошел к нему и сел на песок рядом: «Эх, Владик, из тебя романтик…». А он удивленно посмотрел на меня сверху вниз: «Так прикольно же?!». А потом тоже сел и с глазами, полными непонятных искр, сказал: «Ты не забыл…»
Я уже почти пришел, уже вижу то большое дерево, которое когда-то, наверное, поразила молния, а Балтийское море щедро омыло его ствол и вынесло на этот берег.
А еще я вижу тарзанку, которую повесили мы с Владом. Что он только не вытворял на ней, а я волновался за него, думал, что он упадет. А он заливался смехом, глядя на мои испуганные глаза и вскинутые брови. Она осталась.
Блин, сердце колотится как у маленькой влюбленной девочки, какая глупость. Там кто-то есть, я вижу следы босых ног и узкую полоску от колес велосипеда. Мальчик с узкими плечами и красивой спиной сидит на песке и бросает камни в море. Меня немного расстроило, что я здесь не один, ведь это «наше место». Я хочу развернуться и уйти, но решаю все-таки остаться. Подхожу к парню, вскидывает голову, улыбается:
- Привет, – он ни капли не удивлен, как будто ждал меня.
- Тебя как звать? – тоже улыбаюсь, делаю вид, что в недоумении.
- Никита.
- А лет сколько? – сажусь напротив него, вглядываясь в черты его лица.
- Шестнадцать, – звонко смеется, наверное, мой допрос его так рассмешил. «Как Владу», - проносится в моей голове.
Ничего общего, абсолютно. Вот только на правой щеке тоже много родинок. «Раз, два, тр… - пять. У Влада четыре». Интересно, если я прикоснусь к нему, он испугается? Смотрю ему в глаза, осторожно беру за подбородок и чуть поворачиваю его в сторону. Другой рукой начинаю тихонько гладить щеку. Опускает глаза, длинные темные ресницы чуть подрагивают, улыбается одними губами. Нет, не испугался, он не из пугливых. Похож скорее на меня в его возрасте, но он красивее, я бы даже сказал, непосредственнее. Бросаю взгляд на рядом лежащий велосипед:
- А я тебя недавно видел, да? Мы где-то встречались? – пытаюсь заговорить его, чтобы мой интерес к нему не был виден так явно.
- Да, я наблюдал за тобой. Около фонтана, я часто там катаюсь. Ты такой странный там ходил, я тебя сразу заметил и узнал, – улыбается открыто, со всем имеющимся обаянием.
А он смышленый, такой молодой, он все понял, так даже лучше, по крайней мере, теперь я уверен, что он точно не испугается. Закрываю глаза, ложусь на песок и начинаю рисовать на нем узоры. Помню, Влад точно так же лежал и говорил: «А ты замечал, что ночью сверху песок уже холодный, а в глубине еще теплый...»
- А ты замечал, что ночью сверху песок уже холодный, а в глубине еще теплый? – продолжаю выводить непонятные линии.
Чувствую, как он тоже ложится и зарывает руки в песок, начинаю вслепую искать его руку, он совсем рядом. Я уже знаю, что он согласится. Прекращаю движения, хочу, чтобы он сделал первый шаг, мне просто интересно, рискнет ли. Быстро находит мою руку и начинает перебирать мои пальцы, очень медленно, один за другим. Не знал, что это так расслабляет.
Сыплет мне в ладонь песок, потом берет мою руку и в течение нескольких секунд просто держит ее. Приподнимается, нависает надо мной, я все так же лежу с закрытыми глазами, чувствую его взгляд и слышу его равномерное дыхание. Изо всех сил пытаюсь сдержать смех, нет, все-таки улыбаюсь, он тоже. И? Начинает расстегивать мою рубашку, вернее, дорасстегивать ее, где-то четыре пуговицы осталось. Распахивает ее, а я слежу за ним из-под слегка прикрытых глаз, за каждым его движением, мягким, плавным, слегка уловимым.
Он как кошечка, точен, резок, но тих и незаметен, еще совсем юн, как дикий свободный котенок, делает то, что хочет, не оглядывается назад, ему все равно, что будет потом. Он свободен, он живет каждым днем, впитывая каждую частичку, каждую каплю этого дня. Мы никогда не были свободны, даже тогда, когда мы думали, что настолько сильны вместе, что способны звезду с неба сорвать.
Есть люди «ведомые», подчиняющиеся другим людям, может, машинам, обстоятельствам, погоде, а есть «ведущие», за ними тянутся, они над всем. Я завидую ему, он не от кого не зависит, он принадлежит сам себе, а подрастет - и в его руках будет многое. Он этого не знает, а я вижу. Я думал, что я такой, я ошибся, эта ошибка была фатальной для меня… и не только для меня. Я слишком поздно это понял, когда уже начало все рушиться. Теперь остались только руины в моей памяти, которые будут долго лежать нетронутыми, а потом еще столько же я буду разгребать их, находя не разрушенные частички прошлого, и складывать их в специальную шкатулку моего сердца. Один я уже ничего не построю, слишком мало осталось строительного материала.
Смотрит на меня как на неземное существо, изучает каждый сантиметр моего тела, гладит грудь, живот, руки, шею. А я увлеченно слежу за ним и улыбаюсь. Он идеален: кожа, волосы, губы, глаза. Почему я вижу в нем Влада? Наверное, потому что он такой же странный, непредсказуемый и теплый. Я сейчас вспоминаю, как я все время ворчал на Владика, говорил ему, что не могу сидеть с ним рядом, потому что он горячий как печка, и меня от него в жар бросает. А Владик громко смеялся, закинув назад голову, и говорил мне, что это меня не поэтому в жар бросает, а потом повисал на мне и в шутку целовал шею. А в ту ночь он был слишком серьезен и решителен, и, кажется, еще более теплый.
-Ты красивый…- я даже вздрогнул слегка, не ожидал услышать от него чего-либо, - но это все не твое, – смотрит мне в глаза, на лице еле заметная улыбка.
Говорит странные вещи, молчит, искренне улыбается, заглядывая мне в глаза. Мальчик-видение, странный, как с небес спустился.
- А чье? – поднимаю руку к его голове и начинаю гладить как маленького ребенка.
- Не твое, – тихонько пожимает плечами, опускает глаза вниз, делает вид, что смущен. У него так хорошо получается строить из себя невинное дитя, мне это знакомо, я легко могу раскусить все его подобные жесты. Быть может, я сам для себя ищу в этом мальчике сходства с тем Владом, который был тогда. Может, но их повадки определенно похожи. В них есть что-то звериное. Вспоминаю, как Владик также опускал глаза и улыбался на мои откровенные комплименты в адрес его красивой, еще не до конца сформировавшейся, спины, как просил меня прекратить гладить ее при всех, что, мол, люди не так поймут. А я видел в его глазах сожаление, испуг и хитрость. Он все знал, знал свои чувства, свои желания, мою недетскую похоть, но в тоже время, он знал и был уверен, что я никогда не предам его. Я тоже был в этом уверен…
-Ты тоже красивый, у тебя красивая спина, - провожу рукой между лопатками, узкая талия, гладкая поясница, ровный позвоночник.
- Это мое, я сам себе принадлежу, а ты нет.
Он так уверен в этом, я даже не буду его переубеждать. Его психика может воспринять это неадекватно, он совсем еще наивный, может, это и к лучшему. В нем все хорошо, ему не нужен тот жесткий закал, который порой помогает продержаться на ногах в любых ситуациях. Он еще слишком молод, его можно испортить. Он знает себе цену, но он не перегибает палку, он знает, на что он способен, но еще не знает того, на что он не способен.
Мы с Владом изначально завысили себе цену, нас покупали за платину. Я затянул его в игру, а ему тогда было всего шестнадцать. В этом возрасте еще нельзя знать, что, если очень захотеть, все будут у твоих ног, но если кто-то захочет еще сильнее, то ты окажешься или у ног, или в чьих-то руках. Я понял это позже, чем он, так как был старше. Я быстро смог привыкнуть к тому, что за все в жизни надо платить, и что порой деньги мало кого интересуют, и я платил, скорее, расплачивался, до сих пор расплачиваюсь, а у Владика это выливалось в диком отвращении ко всему окружающему.
Никита говорит что-то, я его не слышу, перед глазами у меня стоит образ когда-то любимого мальчика. Слежу за его плавно двигающимися губами. Они, наверное, мягкие и горячие. Провожу пальцем по его верхней губе, чуть приоткрывает рот, замолкает, я чувствую его горячее сухое дыхание. Он наклоняется и целует меня в край губы, все именно так и было, сначала робко и нежно, а потом увереннее. Мне приятно, очень. Закрываю глаза, чтобы детальнее воспроизвести это в своем мозгу. Я бы ни за что не поддался на это, этого бы никогда и не было, но это наилучший способ воспроизведения прошлого. Он тянется к ремню моих брюк, но я уже знаю все наперед. Все шло по тому же сценарию, что и три года назад, а мой сегодняшний сценарий этого не предполагает, к тому же для него это может сыграть важную роль. Я останавливаю его руку и несколько секунд настойчиво и жестко целую его, сильно прижимая его к себе и до боли стискивая его руки. На прощанье.
- А я бы сделал с тобой это, именно с тобой, – опять широко искренне улыбается мне, проводит взглядом по моему оголенному торсу, потом последний раз целует меня в уголок рта.
Медленно встает, берет велосипед и идет вдоль берега, катя рядом с собой свое транспортное средство.
- Прощай, - я кричу ему вслед и жду его реакции.
Он делает еще несколько шагов, а потом поворачивается ко мне лицом:
- Смотри, я сейчас попаду в самый центр луны, - берет с песка камень и кидает его в небо. Я звонко смеюсь, смотря в темное небо Юрмалы, оно здесь другое. На песке остались следы босых ног и тоненькая полоска от велика. Волна смывает их, и песок становится идеально гладким. Как быстро песок смывает с себя остатки когда-то произошедшего. Это точка.
Тогда я так же провожал взглядом постепенно удаляющийся темный силуэт, но тогда я догнал его. С этого начиналась наша история. Но это было три года назад.
А сегодняшний маленький эпизод дал мне понять, что та история еще не дописана...
|
|
|
| |
| |
| |
|
|
|
|
|