|
|
|
|
|
Ребенок
(Ха! А вот и не угадали! Хотя… читайте и все узнаете!)
- Серый! Стой! - Громко, чуть злобно, словно рассерженный родитель крикнул Влад, - Иди сюда…
Нет, ну просто не возможно… Через минуту на сцену, а он, зар-раза, лопает печенье, неизвестно откуда взявшееся, которое тебе, Владу, нельзя! Но это пол беды… он ведь весь в крошках! Широко улыбаясь, сверкая счастливыми восторженными глазами он подошел. Ты небрежными взмахами руки смахнул крошки с груди, отер кончики лазаревского рта и ободряющие улыбнулся.
- Пошли! - Крикнул Серый, стараясь перекричать визг фанаток…
Стоит ли еще раз описывать ощущения со сцены? Смерч, огненная волна, бушующий водоворот - все вместе… Шепчущие крики фанаток… их восторженные глупые глазки, с черными от потекшей туши лицами, напомаженными улыбками… Детский восторг, от которого защищает гул музыки и улыбка-щит Лазарева… Желание увидеть другие, не важно, ты не знаешь какие, главное другие глаза в этой разрушающей волне… Наркотик громкой музыки, смешенный с острым чувством собственной славы и значимости, пряный аромат слепящих прожекторов и пота вливается в кровь… и тело кружится в пируэтах, и сцена - это небо, и мир - это одна сплошная любовь, счастливая улыбка, сияющая для тебя, и ты, самый лучший…
И потом, когда все закончилось, когда вы едете в машине… отходняк… так это, по-твоему, называется у наркоманов… Да… начинает шуметь в голове, сводит судорогой мышцы, от аромата цветов становится дурно, при виде толпы хочется истерично закричать и забиться в угол… но это приятно… странное побочное действие наркотика, под названием шоу-бизнес…
И Сережка тоже устал… довольный, с полуприкрытыми глазами сжимает какую-то игрушку, откидываясь на мягкие сиденья…
- Хорошо выступили, - вроде фраза ничего, но она сейчас неуместна, и, там не менее, она сама собой срывается с языка.
Серый лениво кивает, устало выдыхает и кладет голову тебе на плечо… Ты приобнимаешь его за плечи, другой рукой зарываешься во влажные, чуть липкие от бешеного количества лака и геля волосы и лениво перебираешь их пальцами… Через пару минут он окажется у тебя на коленях, погрузившись в сон… Ребенок на твоих коленях… Ребенок, которого хочется защитить, покрепче прижать к себе… Эх, братец…
"Спи братишка,
Я не знаю, почему мы все такие…
Спи братишка,
Я не знаю, почему мы не другие…" - как уместно…
Ты лениво разглядываешь прелести ночной Москвы, провожаешь взглядами бесконечную череду злобно-желтых фонарей, временами вздрагиваешь, когда в тонированном окне тебе видится безумное лицо фанатки…
Скорее бы домой… Там будет пара долгожданных выходных…
Он встал… видно выспался… зато другим поспать теперь будет невозможно… судорожно хватаешься за стремительно улетающий сон, нарочно замираешь, стараясь даже не моргать, будто это может спугнуть маленькую птичку по имени Сновиденье… не хочешь покидать уютное тепло нагретой пастели…
Очередной оглушительный грохот… за действиями Лазарева можно проследить, не открывая глаз. Вот он шляется по большой комнате, задевает ножку стола голой ногой, шипит и материться, идет на кухню, в испуге разворачивается и быстро оттуда уходит (ты невольно улыбаешься), заглядывает в ванную, опять материться, вода или слишком горячая или чересчур холодная, в прочем, как всегда, вынимает из стаканчика зубную щетку, ищет тюбик с пастой, ха, не знаешь где? Сам, между прочим, в среду с ней носился, стараясь измазать тебя… теперь она у вас в коридоре, в чьем-то ботинке… со злости швыряет щетку о стену, правильно, это она во всем виновата… Топает сюда… Сейчас начнется… Эх, ребенок…
Очень тихо открывается дверь, сразу видеться, как Серега, опасливо вглядываясь в твое лицо, делает неуверенный шаг вперед на полусогнутых ногах, в глазах ох какой недобрый блеск…
…еще пара шагов, нагибается, чтобы сделать какую-нибудь гадость…
Ты резко вскакиваешь и, заворачивая "Непоседливого" братца в одеяло, опрокидываешь его на кровать…
У-у как машет руками, синяки точно будут, но ты не упустишь своего шанса… Не-ет… Теперь чертята в твоих глазах… ты садишься на него верхом, прижимая своим весом, пробегаешь шаловливыми пальцами по ребрам… На секунду его тело замирает… потом только пробивается его звонкий смех, чуть приглушенный из-за одеяла… Ты уже смелее шаришь по содрогающейся груди, словно по клавишам строчишь по выступающим ребрам и сам невольно начинаешь смеяться, зараженный им… Он смешно выгибается, дергается, но силы изменяют ему или он просто не хочет вырваться…
- Владька, прекрати!.. - сквозь безудержный смех, - я сейчас умру… Влад…
Но, вместо того, чтобы остановиться, ты только крепче прижимаешь его бедрами, сковывая движения его ног, с извращенным, садистским удовольствием наблюдаешь, как выгибается его тело под тобой, как напрягаются, вырисовываясь под кожей манящим рельефом, мышцы, как он машет руками, стараясь скинуть тебя, смахнуть с лица предателя одеяло, крепко сжимает пальцами воздух, надеясь поймать тебя… И звонкий, словно хрустальный, счастливый, будто детский, искренний, и потому необычайно редкий смех,.. и чуть сузившиеся глаза, и родные "смеющиеся" складочки у рта… Тебе не обязательно поднимать одеяло, чтобы их увидеть…
Неожиданно резкое движение… Чей-то смех, кажется, потолка и стен, стремительно меняющихся местами, и мягкий холод синих шелковых простыней… и его неподражаемые солнечно-шоколадные глаза, дарящие этот мягкий счастливый блеск только тебе…
Улыбка, которая всегда его обезоруживает, дает тебе несколько мгновений, чтобы что-нибудь придумать. Ни он, ни кто другой не может перед ней устоять, потому что не готовы, потому что с частотой появления она сравнима разве что затмением солнца.
Ну, что ж, раз сегодня утро неожиданностей…
Ты нагло отворачиваешься к стенке, попутно закрываясь одеялом и игнорируя любые попытки поднять или расшевелить тебя. Лазарев сегодня не пышет необыкновенной фантазией, поэтому быстро сдается и уходит, бросив на прощание:
- Не встанешь, уйду без тебя…
- Поесть чего-нибудь приготовь, а? - отзываешься ты еще слегка охрипшим ото сна голосом.
Волей неволей приходиться вставать. Серега может убежать в любой момент…
Привычно шагаешь по кучам разбросанной одежды, по хрустящим оберткам от какой-то фигни, неизвестно когда успевшей стать едой, по засохшим крошкам, по кафелю…
Грохот… мощный и весьма неожиданный…
- Серый, вали с кухни! Пока не покалечился!
И не надо ничему удивляться, ты сам попросил…
Ледяные пальцы воды укладывают волосы, чуть теплые поцелуи покрывают лицо, веселыми подмигивающими искрами замерев на ресницах… а по щекам слезы… чистые, едва-едва пахнущие хлоркой… Почему вода всегда плачет? Почему заставляет плакать других? Почему манит плачущих?..
Та-ак… Масштабы разрушения представлялись тебе более впечатляющими, но кажется, все обошлось… Среди погибших только тарелка, раненых трое: сковородка, лишившаяся своей единственной ручки, холодильник со страшной царапиной и надорванный пакет молока.
- И что ты пытался сотворить? - интересуешься ты у Серого, небрежно прислонившегося к дверному косяку.
- Ну-у-у… завтрак…
- Исчерпывающий ответ. И это я еще косноязычен…
И все-таки что-то есть в осени… Помимо холодного ветра, уносящего теплое лета за море, помимо мертвых лиственных трупов, падающих в большом количестве с деревьев и с нотками мольбы и прощания шуршащих под ногами, помимо жесткого негреющего, солнца, насмехающегося над скукоженными от утреннего мороза людьми, едва заметно лаская их, теребя сладкие воспоминания о лете… Помимо пушкинстких стихов, невольно приходящих на ум при виде искристого пестрого, слегка унылого листопада… Появляется какое-то легкое успокоение, легкое чувство сна и упорядоченности, что принесет с собой зима… какая-то грустная радость, новое посвежевшее дыхание, чувство возвышенно и вечного…
… но не для Серого…
- Правильно, давай дразнить меня мороженным, чтобы меня снова посадили на диету…
- Если нельзя, но очень хочется, то можно! - с важным видом изрек Лазарев.
- Поверю старшему брату, прожившему и поведавшему больше меня…
Обо сидите и трескаете мороженое, на посеревшей со временем и местами облупившейся скамейке. Слава тихим новопостроенным районам, где нет толпы фанаток, где вообще очень мало людей, где самому можно стать нормальным человекам, вынырнув на секунду из образа мальчика-конфетки…
- И как давно не ели мороженого! Привет из детства! - Отвлекается от рожка Серый.
- Уху, здорово, - окликаешься ты.
Приступ хохота складывает тебя пополам, заставляя оторваться от шоколадного эскимо. Он вырывается с хрипами и всхлипами, которые невозможно заглушить, потому что удивленные глаза Сереги - это отдельная тема.
Отсмеявшись в свое удовольствие, ты стираешь с его смуглого носа белую капельку, наблюдая за тем, как его губы искривляются в улыбке.
- И почему так смешно, когда кто-то пачкает нос? - спрашиваешь ты, неаккуратно откусывая мороженое, и пачкая уже не только нос…
И снова два веселых, абсолютно счастливых смеха… А что еще нужно человеку, когда рядом заботливый понимающий друг, твоя неотъемлемая часть?
"Прогулка без приключений? Это нонсенс!" - мелькнуло у тебя в голове, но волна смеха заглушает все. Что-что, а анекдоты Серый рассказывать умеет…
Визг шин по асфальту, оглушающий крик клаксона - или прохожих? - испуганный взгляд неба, солнце закрывшееся тучей… стук, как крик, сердца, такой же редкий и испуганный поначалу, стремительной переходящий в истеричный визг… звезды, луна и солнце, отвесившие тебе колючую пощечину, грозно засверкавшие в твоих глазах "Куда ты смотрел!"…
- Серый, дорога! - успеваешь выкрикнуть ты, прежде чем что-то происходит.
Руки сами собой обхватывают его талию, мешая движениям. Ты не дашь ему умереть одному!
И сладостный выдох, когда ты вновь видишь его глаза, чуть испуганные, удивленные и одновременно благодарные. Выдох, как новое рождение… Как первый глоток воздуха, едва не утонувшего, как удивительный подарок, уже распрощавшемуся с жизнью…
Легкие иголочки укора и испуга быстро проходят… они не важны, когда, он улыбается и смеется, поднимая голову высоко вверх, делясь со своей улыбкой с прохожими, с самим солнцем…
И ты все забываешь, когда идет дождь! Ты чувствуешь его приближение интуитивно, даже когда тучи еще не показались из-за горизонта, легким едва ощутимым звоночком у тебя в груди… Все внутри расцветает, медленно сонно раскрывает свои лепестки, изнывая от желания подставить их под живительные струи…
Вихрь эмоций уносит тебя на улицу , где ничто не сможет тебя остановить!
ЖИЗНЬ! Живу! Вот когда ты действительно чувствуешь это слово, его чуть горьковатый, нежно-терпкий, слегка пощипывающий кончик языка красным перчиком, дурманяще пряный вкус…
Раскрывающиеся зонты звучат, как выстрелы… Ты не замечаешь их…
Капли дождя лежат на лицах как слезы…
ДА! То слезы счастья, неистовой радости, слезы восторга и умиления… И пусть люди не понимают их… А ведь небо, вечное, неизмеримо высокое, такое гордое, далекое изливает им сейчас свою душу…
глупцы…
Только ты знаешь этот танец… Только тебе известен этот вечный немного грустный мотив, только ты можешь, не замечая под ногами грязных луж, беспечно кружиться, до тошноты, до болезненного головокружения, и смеяться, до тех пор, пока не станет сводить мышцы…
Капли дождя текут по щекам, словно слезы…
Только ты можешь отдаться этим воздушным объятиям, принять эти влажные поцелуи, мягким бархатом ложащиеся на веки, слепляющие ресницы, ощутить их частоту…
Только тебе понятен этот нежный неистовый, несколько нервный шепот, только ты можешь видеть гармонию этих звуков… только ты…
Только ты можешь увидеть иссиня-черную сверкающую улыбку неба, только ему ты способен так улыбаться, только ты можешь вместе с ним смеяться…
Мокрые волосы взмахом ладони назад… Как ты красив! ТЫ бог! Ты идеал сейчас! С мокрыми слипшимися волосами, в черной футболке, плотно прилипшей к твоему разгоряченному телу, в набухших от грязной воды штанах, в громко хлюпающих ботинках, со слезами на глазах… с сияющими восторженными глазами, с улыбкой, равной по чистоте тысячи ангелам, не снившаяся даже самым известным моделям… твой смех сейчас, одинокий, звучащий в унисон с дождем, слаще любой музыки в мире… Ах, если бы слушать его вечно… Ты прекрасен как никогда!..
И уже ничто не испортит твоего настроения. Ты готов перевернуть весь мир, кто бы попросил!
Ты все еще чувствуешь эти влажные горькие, прощальные поцелуи на своем теле, остывающие прикосновения водяных пальцев, гладивших тебя по щекам, ласкавших твою спину и грудь… Еще слышен в сознании тихий шепот, пронизанный слезами, шепот, объясняющийся тебе в любви, боготворивший тебя, ненавидевший и любящий тебя одновременно…
И душ… эта жалкая пародия на прекрасную стихию, эта неудачная карикатура, нарисованная бульварным художником, на чарующее творение вселенной, эта исковерканное миниатюрное создание, призванное насмехаться на великолепными красками дождя…
Колкие пальцы сдирают с тебя те ощущения, грубые властные, пропитанные хлоркой губы, бьют тебя… но, вот только в сердце твое им пробраться не дано…
…так случалось часто… после дождя ты заболевал. Простая простуда, которая в двадцать первом веке, веке высоких технологий, научных открытий, обширных выходов в космос, все еще властвовала над людьми сбила с ног и тебя, безжалостно кинула в кровать, искривляя лицо судорогой боли, горячими губами сцеловывала выступающий пот, обжигая еще больше, душила неистовым хриплым кашлем…
Мед, малина, теплые одеяла, шарфы, шерстяные носки…
Боль, безразличие, грусть и апатия…
Тебе не хотелось ничего, просто лежать и не двигаться, чтобы в одно чудное мгновение утонуть в этом хрупком болезненном сне, уйти от дрожи озноба… хотелось прохлады, но даже легкое дуновение ветра, сопровождается дрожью тела…
Краски жизни, как песок, ускользают сквозь пальцы, мир сливается в серое бесчувственное пятно, удушающее тебя…
Теплая, такая мягкая рука на лбу… как хорошо… такие нежные пальцы теребят твои мокрые от пота волосы…
- Эх, ребенок, - чей-то успокаивающий, немного грустный, бесконечно родной голос шепчет над твоей головой.
- Серый? - странное хриплое сочетание звуков. Ты сам с трудом различаешь его имя…
Ты видишь его заботливые глаза, его согревающую улыбку, ты забываешь о солнце, ведь оно не умеет так греть…
Его губы касаются лба, к ним невольно липнет пот… они станут солеными… они, чуть подрагивая, спускаются к переносице, к щеке, замирают там, решая, стоит ли спускаться к губам…
"ДА!" - Готов прошептать ты.
Он слышит тебя и так… Мягкие, нежные, чуть солоноватые, как ты и думал, губы целуют тебя, не требуя ответа, просто желая помочь, облегчить страдание, впитать в себя боль, подарив успокоение…
"От чего же так жарко? От твоей ли руки, что бродит по моей груди, лаская ее? От твоего ли пьянящего дыхания, от твоих ли разгоряченных губ? От твоей ли опасной близости? Чей градус жара выше? Кто же из нас болен?"
О, как нежны его пальцы, как чувственны губы, вырывающие стоны их твоего охрипшего горла! Как пьянящ страстный шепот, гулким грохотом раздающийся в твоем больном сознании…
"Улыбайся, улыбайся же! Я все сделаю для этого!.. Я забуду про боль, про нарастающий жар, про огонь, выталкиваемый легкими… улыбнись мне, поцелуй меня!"
"Упасть тяжелой головой в его раскрытую ладонь… войти в тишину в его руках… и видеть сияние звезд, преломленное в его ресницах…" - Боже, откуда это? Но как верны эти слова!"
Ты хочешь вырвать сердце своими губами!
" Так нельзя! Но не прекращай… Ведь твое бьется также, я слышу его… да… ведь это мое…"
Как лихорадочно блестят его глаза… ты видишь их даже в темноте… его губы закрывают тебе веки… так хуже… так все только ярче… его губы открывают твой рот… он проникает через него в тебя…
"ты видишь меня изнутри?"
"Судорога боли или наслаждения? Крик счастья или ненависти? Звезды с неба или это слезы застилают глаза?"
Город был, остался дым.
Город просто погас…
И остался лишь он,
Запах тела твоего,
Тела твоего звон…
- Серый, Серега, Сергей - так бьется сердце, так шепчут губы…
И он сцеловывает свое имя, смакуя его на губах.
"Куда делся воздух? Почему так темно и жарко?"
"Твой ли это ненасытный взгляд или дьявола?"
Может это сон, но ты боишься прогнать эту сладкую дымку…
"Я не хочу… Я только тебя хочу…"
"Возьми мою боль… подари мне наслаждение… стань мной… навсегда…"
Этот бред, доставляющий ему удовольствие, вызывающий у него улыбку… это он ему виной… это его пальцы чертят на твоем животе слова, это их ты произносишь…
Ты во сне, ты болен… Ты мертв и, может, уже не воскреснешь… потому что не хочешь…
Бьющее в глаза солнце заставляет тебя подняться… Странно, но жара нет, нет ломоты в теле, только легкая слабость…
Что было вчера? Найти бы ту грань между сном и реальностью… Все не могло быть выдумкой твоего воображения,
не-ет, и это не болезнь…
Серый…
Ноги интуитивно ведут тебя на кухню.
Он разливает чай и даже не обжигается. Ты пытаешься поймать его взгляд, но он будто нарочно, смотрит в пол… Он делает вид, что занят и не замечает тебя… Но ухмылка и пара "смеющихся" складочек у рта выдают его…
- Проснулся? Выздоровел? - спрашивает Серый, поднимая на тебя глаза. О, как они искрятся, как пылают счастьем…
- Ты готовишь… - это не тот вопрос который ты хотел задать, - Серый, вчера… вечер…
Слова не вяжутся в предложение. В это трудно поверить, но в это так хочется верить!
- Я не знаю, что тебе вчера снилось, - наивно отвечает Лазарев, но теплое дыхание касается твоей шеи, а мягкие губы слегка прихватывают кожу, все еще помнящую ласки ночи…
Кому стоит сказать спасибо?
Серому?
Болезни?
Дождю?..
Отдельное спасибо Василию. Именно его произведения я читала, прежде чем написать "Ребенка". Это его цитата в тексте, это его дух пронизывает произведение…
напишите Julia
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|