|
|
| |
| |
| |
|
|
Темно
Бля, как же здесь темно! Какого черта Серому вдруг понадобились вещи из этого подвала?! Никогда не любил подвалы. Еще с детства. Даже не знаю почему. Просто не люблю. Ненавижу! До ужаса, до истерики. Меня всегда трясет, когда я захожу в подобные помещения. И какого же черта здесь так темно?!
***
Темно. Темно. Темно. Раз. Два. Три… Темно. Как же здесь темно! Раньше было светлее, лучше. Раньше был свет, было окно. Я дышал этим светом. А сейчас задыхаюсь. Трудно дышать. Вдох. Выдох. Раз. Два. Три… Я даже соорудил себе лестницу из коробок к окну, чтобы можно было выглядывать. Там какой-то двор. Некрасивый, неухоженный: трава, палки, мусор, топор… Больше ничего не было видно. Я даже вставал на цыпочки. Я хотел узнать, где я, хотел сбежать. Сам. Как в кино. Ведь я даже не испугался сначала. Было странно, интересно. Ко мне подбежали, схватили, что-то кричали, какой-то шум, машина. Как в кино. Завязанные глаза и этот подвал. Темный подвал. Нет, тогда еще светлый. Совсем маленькая полоска света. Но после этой повязки мне и это было в радость. Я совсем не испугался. Правда. Я сразу понял, что убегу через это окно. Оно маленькое, но я пролезу. Надо его только разбить. Чем-нибудь тяжелым и вылезти. Как в кино. Потом я бы пробежал через двор, перелез через забор. Спрятался в лесу. Там должен быть лес! Так всегда бывает. Я бы залез на дерево. Или нет, я бы побежал. Бежал бы долго-долго, пока не устал. А там как раз должна быть дорога. И машины. Я бы остановил машину. Любую, какая бы первая ехала. Она бы остановилась, я знаю. Ведь всякий остановится, увидев на дороге ребенка. Совсем одного. Они бы тоже остановились, забрали меня и отвезли домой, к папе. Он там сейчас, наверняка, бегает, кричит на всех, волнуется, не знает, что делать. А тут я. Сам пришел. И спасать меня не надо. Я сам себя спас. Я бы показал им дорогу в этот дом, и их бы арестовали. Нет. Сначала бы папа побил их, а потом арестовали. И все было бы хорошо. А на меня бы смотрели. И хвалили. И папа. А, может даже, написали бы что-нибудь про меня в газетах. Как я целую банду поймал, ну, или помог…
Почему я не подумал про шум?! Ведь это было бы правильным. Если стучишь, то шумно. Если шумно, то услышат. Если услышат, то… Они сразу прибежали. Скинули меня с коробок. Больно так! Забрали камень, а окно забили досками или чем-то еще. Черт! Теперь еще и темно! Я дурак! Зачем я полез?! Ведь у меня был свет. Я мог видеть. Нормально видеть… Сейчас я тоже вижу, но это лишь тени, как призраки. Как тучи. Мне иногда кажется, что они двигаются. Вот, сейчас! Нет. Это крыса. Я раньше думал, что не боюсь крыс. Я же не девчонка! Как я могу бояться каких-то маленьких грызунов? Они же ничего не могут мне сделать. Думал… Да я их раньше просто не видел! Я и не знал, что они такие большие! Красные, горящие глаза и такие длинные хвосты, как жгут, как веревка. Такие толстые. Такие противные. Особенно, когда пробегают по ногам. Так быстро. Маленькими коготками впиваются в кожу, и такой холодный длинный хвост. Нет, я их не боюсь. Они все-таки живые. Их слышно. Как они бегают туда-сюда. Слышно только как клацают когти об пол. Еще они иногда побегают меня понюхать. Фу, мерзость! Пошла отсюда! Кошмар. Даже затошнило. Но я их не боюсь. Правда. Я же не девчонка. Я не должен ничего бояться. И плакать тоже. Я же уже взрослый. Папе бы не понравилось. Я и не плачу. Только иногда. Ведь ночь… или день. Я не знаю – темно. Еще я считаю или разговариваю вслух, как сейчас. Просто я хочу слышать. Хочу знать, что я не ослеп и не оглох. Что я живой.
Я не помню, сколько я здесь уже сижу – темно. Здесь так тихо, что мне иногда кажется, будто в доме никого нет. Что про меня просто забыли, а я сижу здесь уже много лет. Сначала я кричал. Долго, пока не охрип. В горле все пересохло. Стало трудно дышать. Вдох – боль. Выдох – больно. Я хотел пить. Я обшарил все ящики. Думал, может быть, они тут что-нибудь забыли. Но ничего не нашел. Ни еды, ни воды. Мой дуг Пашка говорил, что если хочешь пить, то можно напиться слюной. Но как ей напиться, если ее нет?! Я где-то слышал, что без воды человек может прожить не больше семи часов. Я думал, что умру. Но мне не было страшно. Я же ничего не боюсь! Только крыс немного… и темноты.
Я не знаю, сколько прошло времени. Наверное, мне пора было уже умирать, но тут пришел тот мужик. Вернее, спустился. Открыл крышку, поставил лестницу и слез. Наконец-то появился свет! Я даже зажмурился! У него в руках был телефон. Он подошел ко мне. Я сказал, что хочу пить, но он меня не слушал. Я повторил. Он велел сказать что-нибудь в трубку. Но я ведь хотел пить! Он ударил меня. Несильно. Я не заплакал. Он сунул мне трубку. Там был папа. Он спросил, все ли со мной в порядке. Я сказал, что хочу пить… И я не заплакал. Нет. Просто свет слепил глаза, и слезы сами текли. Но я ведь не плакал! У меня забрали папу и ушли. Он успел мне сказать: «Не бойся, Влад. Все будет хорошо». А я и не боюсь. Я ведь уже взрослый. Только темно, и крысы… Потом мне принесли воды. Я никогда раньше не замечал, что вода такая вкусная! У нее же нет вкуса! И цвета, и запаха. Мне стало хорошо…
А сейчас мне холодно, и я хочу есть. Интересно, а чем тут крысы питаются? Пашка говорил, что крысы могут человека съесть, но я не поверил. И сейчас не верю. Совсем. Это же бред. Они такие маленькие, а я такой большой. Чушь! Они, наверное, уже привыкли ко мне. Я с ними разговариваю. А они меня слушают. Вот, одна стоит. Смотрит-то как! А ну, пошла! Я не съедобный! И я тебя не боюсь! Жаль, что темно, а то бы я вам показал. Хотя, может, и хорошо. Я хоть вас не вижу.
Черт! Почему же так холодно? Не было же. Может, они меня заморозить хотят? Пашка говорил, что человек не может долго мерзнуть. Максимум – семь часов. А я не поверил. И сейчас не верю. Если я буду прыгать, то не буду мерзнуть. И все будет хорошо. И я не умру. Нет, папа, я не боюсь. Просто холодно, и крысы… и очень темно…
***
- Серый, твою мать! Включи, наконец, ты этот долбанный свет!
|
|
|
| |
| |
| |
|
|
|
|
|