Не верю, не боюсь, и не прошу…

Не верю, не боюсь, и не прошу…

Чёрных стёкол броня
твоя от меня
Половодья каприз: тебе вверх, а мне вниз…

Сижу на полутемной кухне, пью третью чашку кофе с коньяком. Вернее, пью коньяк, кофе в нем только для виду. И меня уже порядком вставило. Хочется курить, но сигареты кончились, а одеваться и идти за новой пачкой лень. Ладно, пока терпимо, перебьюсь.
Бросаю взгляд на окно, к ночи ударил морозец, и оно затянулось причудливым узором, скрывая от глаз внешний мир. Красиво, но сейчас это изящное кружево напоминает решетку, за которой меня заточили наедине с мыслями, и алкоголь не добавляет этим мыслям позитивности.
Протягиваю руку и касаюсь стекла. Острые зубы холода с радостью впиваются в ладонь, как вампир в шею жертвы. Жалят множеством ядовитых хоботков, пробуют на вкус, присасываются и тянут тепло. Рука немеет, но я упорно не убираю ее, наблюдая, как тонкие струйки воды стекают на подоконник. От пальцев остается след, темное пятно чистого стекла, за которым живет своей жизнью огромный город.
Чуть наклоняю голову и вижу огни высоток, горящие окна дома напротив и еще сотни светящихся прямоугольников, квадратов и ромбов. Огромный световой экран, возвещающий, что с Би Лайном удобно, Nokia - это “connecting people”, а Indesit “прослужит долго” стал постоянным свидетелем моих посиделок. Иногда мне хочется, чтоб вместо набившей оскомины рекламы там появилась совсем другая информация. Огромными ярко-красными буквами написать все, что я думаю и чувствую. Но тогда бы этот экран просуществовал совсем недолго.
Перевожу взгляд на пустую чашку. Почему этот “кофе” так быстро кончается? Встаю, чтоб налить еще и тут же хватаюсь за край стола, чтоб удержать равновесие. Похоже, меня не просто вставило, по-моему, я основательно напилась. А ну и хрен с ним.
Одна третья чашки - Maxwell House, остальное – “Арагви” 4-летней выдержки.
Крепкие напитки я научилась пить у тебя, до этого были сключительно легкие коктейли и вино. Я вообще многому научилась у тебя, например, грязно ругаться и дымить сигаретами, как паровоз. Не скажу, что до этого не имела вредных привычек, просто они как-то дремали. Интересно, ты их пробудил или все-таки обстоятельства?
Краем уха улавливаю какой-то шум в прихожей. Галлюцинации на почве алкоголизма? Прислушиваюсь. Нет, моему хмельному сознанию не кажется: щелчок замка, звон ключей, шаги по коридору. Твоя фигура вырисовывается в дверном проеме. Яркая вспышка загоревшегося верхнего света. Зажмуриваюсь на мгновение. Терпеть не могу эту люстру и твою привычку включать везде освещение, уведомляя о своем появлении. Щурюсь и, сквозь полуприкрытые ладонью глаза, смотрю на тебя.
Ты недоволен, как, впрочем, и всегда в последнее время. Цепким взглядом окидываешь комнату, чуть задерживаешься на мне и останавливаешься на полупустой бутылке.
- Приобщаешься к ценностям Грузии? – Смотришь на сервировку стола и усмехаешься. – Коньяк из кружки – это сильно… Хорошо хоть огурцами не закусываешь. Что за плебейские замашки?
Не можешь упустить случая, чтоб не ужалить, скорпион чертов. Я могу съязвить в ответ, но ты ведь в долгу не останешься, и тогда этот вечер закончится тем же, чем и многие предыдущие, а состязаться в острословии после трех с половиной чашек “Арагви” совершенно не хочется.
- Мне никто не звонил? – Даже остановки в транспорте объявляют менее равнодушным тоном.
- Я что, похожа на секретаршу?
- Нет, ты похожа на потенциального пациента клиники Маршака. Сопьешься скоро.
- Тебе какая разница? – едва не прикусываю себе язык за этот вопрос.
- Никакой, - безразлично пожимаешь плечами. - Просто там лечение недешевое. Не потянешь.
Разворачиваешься и выходишь с кухни.
- Тебе виднее, - бросаю вдогонку, но мои слова тонут в грохоте захлопнувшейся двери.
Вот так мы и общаемся последние время. Сплошное “взаимоуважение” и “политкорректность”. Я уже и не помню, когда последний раз мы с тобой разговаривали нормально, без злых уколов, ядовитых шуток и желчности. Все это как будто было в прошлой жизни. Да и было ли вообще?
Невыносимо хочется курить. Все-таки придется идти за сигаретами. Встаю и нетвердым шагом направляюсь в прихожую. Невольно задерживаюсь возле ванной. Сквозь дверь слышен шум воды. Воображение тут же рисует тебя под упругими струями. Горячий пар облаком окутывает тело. Запотевшее зеркало и стеклянная полочка, на которую ты положил снятые с шеи цепочки. Выдавливаешь на мокрую ладонь гель, проводишь рукой по телу, оставляя мыльные следы… подставляешь лицо под водный массаж…
Тряхнув головой, отгоняю опасные образы. Вот об этом думать не надо. Я же себе не враг.
В рукав пальто попадаю со второго раза, точно клиника Маршака по мне плачет. Заплетающимися пальцами застегиваю пуговицы, достаю из кармана перчатки, и тут взгляд падает на твою куртку.
В каком-то порыве вдруг разворачиваю ее к себе и зарываюсь лицом в подкладку. Туалетная вода и сигареты. Твой запах. Вдыхаю его, ощущая, как к горлу подкатывает ком и щиплет глаза. “Ну, давай, разревись еще, – ехидствует внутренний голос. – Представляешь, как он обрадуется, увидев тебя в истерике в обнимку с его курткой”.
Щелчок замка заставляет отшатнуться. Шлепанье босых ног по полу.
- Далеко собралась?
Сдерживаю рвущееся наружу “Какое тебе дело?”, одного раза на сегодня достаточно, дважды твое безразличное: “Никакого” я не выдержу.
Окидываю тебя взглядом: голые ноги, обернутое вокруг бедер полотенце, гладкий живот, маленькие капельки воды на груди, влажные волосы и румянец на щеках после горячего воздуха ванной.
- Пойду, приобщусь к ценностям компании «Филип Моррис», - наклоняю голову, якобы поправить воротник, на самом деле для того, чтоб ты не увидел лихорадочный блеск в глазах.
- Ааа, - тянешь и скрываешься в полумраке гостиной.
Недалеко от дома есть маленький магазинчик, но я направляюсь в противоположную сторону, через пустынные дворы, мимо замерзших детских качелей и сверкающих инеем в свете фонарей скамеек.
В квартале отсюда ночной супермаркет, мне не повредит пройтись, привести мысли в порядок.
Острый морозный воздух врывается в легкие, остужает голову, хлесткими отрезвляющими пощечинами бьет по лицу.
Под ногами хрустит тонкая корочка льда, затянувшая мокрый асфальт, шорох автомобильных шин по дороге. Разноцветные огни рекламных вывесок и витрин, яркий свет стеклянных остановок, бросающий желтые блики на тротуар, трехглазый светофор на перекрестке – все это разноцветное многообразие почему-то напоминает новогоднюю гирлянду, разорванную и разбросанную по сторонам.
Пестрые коробочки, баночки, яркие упаковки и блестящие пакеты на полках магазина напоминают некупленные подарки. Медленно брожу между стеллажей, разглядывая это богатство, с трудом понимая, что на самом деле тут делаю, мне всего лишь нужны были сигареты.
- Это все? – удивляется кассир, когда после нескольких минут блуждания по залу, я кладу перед ней единственную пачку “Парламента”.
Молча киваю, забираю свою покупку и выхожу на улицу. Порыв холодного ветра ударяет в лицо, кажется, за то время, пока я была в магазине, еще больше похолодало. Низкое, серое, тяжелое небо над головой, вот-вот посыплет снег.
На обратном пути присаживаюсь на скамейку в одном из дворов и закуриваю. Вдруг четко осознаю, что не хочу возвращаться домой. Моя квартира, которую я всегда считала крепостью, где можно скрыться от проблем и невзгод, перестала быть мне защитой. Она стала моей тюрьмой, моей личной камерой пыток, а ты – моим персональным палачом.
Я сама положила голову на плаху, но я не думала, что вместо того, чтоб разом отсечь, ее будут долго и мучительно пилить тупой пилой.
Стараюсь не вспоминать тот день, жуткую ругань в ночном клубе, твою злость и свою пьяную истерику, рыдания в Сережкиной машине и поток его слов в утешение, теплые руки, успокаивающие объятия и то, чем все закончилось.
Не буду себя оправдывать. Нечем. Глупо говорить, что все вышло случайно, что не хотела этого, если б не хотела - ничего бы не случилось.
А еще оказалось, что я совсем тебя не знаю. Я думала, ты убьешь и Сергея и меня или, во всяком случае, устроишь скандал, но ты лишь молча ушел. Я думала, что навсегда, но это было бы слишком просто.
Это сейчас я знаю, что ты вернулся не для того, чтоб простить, а тогда, по наивности своей решила, что ты хочешь все начать сначала.
Очередной порыв ветра вырывает из заледеневших пальцев сигарету и несет ее прочь, швыряя по земле. Провожаю взглядом красноватый огонек, зябко поеживаюсь, жалея, что не надела куртку с капюшоном. Надо возвращаться иначе я совсем тут окоченею.

***
Не знаю, почему согласилась пойти с тобой на эту выставку работ модного художника- абстракциониста, я терпеть не могу живопись вообще, а разбросанные по холсту обрывки мыслей – тем более. Предложение само по себе было странным, потому, что ты тоже никогда этим не интересовался, а тут вдруг: «Пойдем, будет интересно».
Скользя взглядом по полотнам, слушаю твои комментарии и пытаюсь понять, зачем мы здесь. Не думаю, что единственный выходной день ты мечтал потратить на бесцельное блуждание по холодному выставочному залу и разглядывание глупых картинок.
Внезапно взгляд выхватывает из толпы Лазарева. Он движется нам навстречу, но пока не видит, набивает смс-ку, полностью игнорируя извержение фантазии художника.
Чувствую, как холодеют ладони. Только этой встречи мне не хватало. Мозг судорожно заработал в поисках выхода из ситуации: надо срочно отвернуться, увести тебя, отвлечь, пока ты не увидел Сергея, а он не увидел нас, спрятаться, затеряться среди посетителей, а потом вообще сбежать отсюда. Наитупейшая первая реакция, но почему-то ничего другого в голову не приходит.
Однако ноги словно приросли к полу, застываю на месте, глядя на приближающуюся фигуру в черном. И тут слышу вкрадчивый голос над ухом:
- Нравится картина?
Затылком чувствую твое дыхание, знаю, смотришь туда же, куда и я, поэтому твой вопрос звучит более чем двусмысленно.
- Я не люблю абстракционизм, - выдавливаю из себя первое, что приходит на ум. Глотаю застрявший в горле ком и вдруг отчетливо понимаю, что ты специально все это подстроил. Очередная изощренная пытка. Можно было догадаться, что неспроста тебя потянуло на изобразительное искусство.
- А вот и Серый! - громко говоришь, когда он поравнялся с нами.
Сережка отрывается от мобильника и вскидывает голову. Удивленно хлопает глазами, не зная, как реагировать, то ли улыбнуться, то ли нахмуриться. Видимо меня меньше всего ожидал увидеть.
- Привет, - быстро берет себя в руки и, умело маскируя сконфуженность недовольством, напускается на тебя. - Что за дурацкая идея с выставкой?
- Почему сразу «дурацкая»? По-моему, очень неплохо. – При этих словах Сережкины глаза лезут на лоб. - Не все же время по дискотекам тусить, надо развивать свой художественный вкус.
- Влад, ты что, не проспался? Какой на хрен художественный вкус в воскресенье в десять утра? Первый выходной за месяц, я выспаться хотел…
- На пенсии выспишься, - усмехаешься, а потом говоришь совсем другим тоном, как-то беззаботно, даже весело:
- Да ладно, расслабьтесь, не хотите смотреть вставку – не будем. Тут кофейня недалеко есть хорошая, можно посидеть, поболтать.
- Ну, знаешь… я думал у тебя что-то важное… - Серому эта идея не нравится.
Он упорно не смотрит на меня потому, что ты сверлишь его взглядом, и я затылком это чувствую, в душе радуясь, что ты стоишь сзади, а не сбоку.
От твоего предложения я тоже не в восторге. С чего вдруг такой приступ дружелюбия? И о чем нам говорить? Или это долгожданное перемирие?
- Ну, если уж мы все равно собрались, то не расходиться ведь просто так. А кофе там действительно вкусный делают. И с коньяком есть, как ты любишь, - ты, наконец, выглянул из-за моей спины и теперь стоял напротив, улыбаясь. - Пойдемте, я угощаю.

За окном снуют туда-сюда нахохлившиеся от холода люди, спешат по своим делам даже в воскресенье. Хмурые, озабоченные лица, не замечают вокруг ничего, полностью погруженные каждый в свои проблемы.
В зале вкусно пахнет кофе и какими-то сладостями. Тепло, уютно и немноголюдно – идеальное место для посиделок с друзьями. Только мы ими не были.
Грею ладони о чашку, поглядывая на своих спутников. Сергей сидит напротив, размешивая давно растаявший сахар в давно остывшем чае, периодически посматривает на дисплей мобильника и явно чувствует себя не в своей тарелке. Ты уминаешь третье пирожное, допиваешь вторую чашку капуччино, отпускаешь комментарии и шутки в адрес официанток и болтаешь о всякой ерунде. Похоже, у тебя хорошее настроение. Чего не скажешь о Сережке, да и обо мне тоже. Несколько раз мы с ним обменялись вопросительными взглядами, словно стараясь увидеть ответ на немой вопрос «Что все это значит?»
Что все это значит, знаешь только ты.
Отодвигаешь чашку и закуриваешь.
- Вы что, языки оба проглотили? Или кофе настолько вкусный? – смотришь на меня, потом переводишь взгляд на Сергея. - Сереж, в лесу что-то умерло, раз тебе нечего сказать?
- А что ты хочешь услышать? – отрывается от созерцания какой-то фотографии на стене.
- Нуу… не знаю, скажи что-нибудь соответствующее ситуации, у тебя обычно с этим проблем нет…- Ни твой тон, ни взгляд не предвещают ничего хорошего. - Или если не хочешь говорить со мной, то тогда хоть друг с другом пообщайтесь, – откидываешься на спинку стула.
Вот как, ты решил устроить очную ставку? И что хочешь услышать и увидеть? Смущенные взгляды, нервно дрожащие пальцы, хриплые от волнения голоса? Хочешь заставить чувствовать себя неудобно? Конечно, а зачем еще ты организовал все это. Поставить в неловкое положение каким-нибудь вопросом и посмотреть, как мы будем выбираться.
А я думала, что это только мне так «повезло» с твоим «вниманием».
Сережку я последний раз видела в тот день, с тех пор мы не встречались и не разговаривали, поэтому о том, какие у тебя с ним отношения я могла лишь догадываться. Сейчас поняла, что ему ничуть не лучше, чем мне, а то и хуже.
- Тишина и мертвые с косами… - усмехаешься. – Видимо, придется общаться с самим собой, здесь все какие-то пригруженные... Может вас познакомить заново? А то стесняетесь, прям как неродные…
- Кончай ломать комедию, - слишком громкий звон чайной ложки, ударившейся о чашку. Сергей не выдерживает первым. – Если ты пытаешься шутить, то не смешно, а если серьезно…
- Не нервничай, Серый, голос потеряешь, - перебиваешь ты. Затягиваешься сигаретой и выпускаешь дым в его сторону. – Расслабься, чайку попей, а то ведь остынет. Уже, наверное, остыл… Хочешь, я тебе свой кофе отдам? Мне для друга ничего не жалко. Будем как в Швеции – все общее.
Ощутимый и болезненный удар, как пощечина, резкая и хлесткая. Чувствую, как горит щека, как будто действительно ударили.
Ситуация становится напряженной, кажется, еще немного и в воздухе затрещат электрические разряды.
- Влад, ты чего вообще хочешь? Ругаться?
Удивленно вскидываешь брови.
- Ругаться? С тобой? Сереж, ты себе льстишь.
Глаза Серого распахиваются, набирает в легкие воздуха, чтоб ответить, но потом вдруг передумывает. Поднимается, надевает куртку. Из кармана джинсов достает купюру, молча кладет ее на стол и, не глядя ни на кого, направляется к выходу.
Провожаешь его взглядом и тушишь сигарету. Давишь окурок, тщательно растирая его в пепельнице с такой силой, что кажется, она расколется надвое. Смотрю на эти движения, и мне хочется провалиться сквозь землю, исчезнуть из этого заведения, из этого города и с этой планеты.

***
- Влад, закрой окно. Холодно, - говорю, заранее зная, что мои слова будут проигнорированы.
Так и есть. Достаешь из пачки сигарету, подкуриваешь, демонстративно выпускаешь вверх струйку дыма и еще ближе придвигаешься к распахнутому настежь окну. Кладешь голову на согнутые в локтях руки, а я сверлю взглядом твою спину.
В другой комнате покурить, естественно, нельзя. Конечно, ведь там мне это не будет действовать на нервы. И открытое окно с задувающим ветром не произведет впечатления.
Знаю, что злиться бесполезно. Кутаюсь в одеяло с головой и поворачиваюсь на другой бок. Мне завтра рано вставать. Пошло все к черту...
Просыпаюсь среди ночи оттого, что мышцы одеревенели, а зуб на зуб не попадает от холода. Ты оставил окно открытым.
Дрожа всем телом, выбираюсь из-под одеяла, которое уже совершенно не греет. Вскрикиваю, опустив ноги на пол – он ледяной. Глаза лезут на лоб, когда понимаю, что белая пелена, показавшаяся сначала занавеской на самом деле сыплющийся с неба снег. Сугроб на полу под подоконником.
Трясущимися руками захлопываю створки окна. В мозгу крутится мысль, что ты сделал это специально.
Утром я убеждаюсь в этом, когда пью горячий чай, стараясь унять озноб.
- Как спалось? – спрашиваешь ты, входя на кухню, и в твоем голосе слышатся издевательские нотки.
- Прекрасно, свежий воздух полезен для здоровья.
Киваешь, берешь со стола свои сигареты и бросаешь взгляд на окно. Несколько мгновений смотришь, как метет метель, досадливо кусаешь губы, а потом разворачиваешься и выходишь. Слышу, как захлопнулась дверь и мне вдруг становится страшно от возникшей мысли, что ты хотел моей смерти. Оставить зимней ночью открытое окно равносильно убийству. Я могла и не проснуться.
Чашка дрогнула в руках, я едва не пролила на себя кипяток.
Неужели ты способен на это? Неужели в своем желании отомстить зайдешь так далеко?
Ты мстишь мне изо дня в день, жестами, взглядами, словами и действиями, жалишь, кусаешь, пускаешь яд. Ты можешь язвить и издеваться, медленно убивать морально, но я никогда бы не подумала, что ты можешь сделать это физически.
Почему я терплю все это? Почему до сих пор не попросила тебя из своей квартиры и своей жизни? На что надеюсь? Что в один прекрасный день ты сменишь гнев на милость? Быстрее снег в аду пойдет.
Мне кажется или тебе действительно это нравится? Умело притворяешься или на самом деле получаешь удовольствие?
Капать соляной кислотой слов в душу – так незначительно. Забивать осиновый кол в сердце, и без того ноющее от постоянного, не отпускающего чувства вины – это мало. Медленно вкручивать ржавый шуруп в разрывающийся от самоедства мозг – слишком просто. Для меня любое наказание будет недостаточным и слишком легким, ведь именно так ты считаешь.
Как долго ты еще будешь вымещать свою обиду, боль и оскорбленное самолюбие? Пока я не сойду с ума и не полезу на стену? Пока моя жизнь не превратится в полнейший ад или пока не уничтожишь меня во всех смыслах этого слова? Сколько я смогу еще выносить твои удары? Правило «второй щеки» больше не актуально потому, что мое лицо уже разбито до кровавой массы. Я отдаю себя на добровольное распятие, что мне еще сделать, чтоб искупить свой грех?
Может тебя подогревает мое смирение? Если б я кричала, плакала и устраивала истерики было бы лучше? Ты бы видел ответную реакцию или… давно ушел бы?
Ты выбрал хорошую тактику – оставаться рядом, но держать меня на расстоянии, не подпускать к себе, но и не отталкивать полностью. Говорить гадости в лицо, язвить днем и желать спокойной ночи перед сном. А может это тоже своеобразная издевка? Ведь спишь ты в соседней комнате или вообще не приходишь ночевать. У тебя есть собственная квартира, но большую часть времени ты проводишь у меня. Сомневаюсь, что тебе приятно меня видеть, но свои эмоции ты прячешь так далеко, что кажется, их вовсе нет. У тебя терпения, как у египетского Сфинкса, ты точно знаешь, чего хочешь добиться и вряд ли остановишься.

Оглушительный вой клаксона, резкий скрип тормозов, остановившаяся в нескольких сантиметрах синяя «Тойота» и ор водителя выдернули меня из странного полубредового состояния.
- Куда ты прешься на красный, мать твою! Совсем повылазило?! - далее следует поток нецензурной брани.
На подкашивающихся ногах добегаю до противоположной стороны улицы и прислоняюсь к стене здания. Сердце выскакивает из груди, тупые, болезненные толчки глухим эхом отдаются в мозгу, пульсируют в висках. Совсем с ума сошла - витать в облаках в час-пик, меня могли размазать по асфальту, как банку с паштетом. Хотя я вроде и не думала ни о чем, просто как-то мутно в голове. И глаза пекут от 8-часового гипнотизирования монитора.
Переждав, пока внутри все перестанет трястись и стихнет шум в ушах, медленно двигаюсь дальше.
В подъезде долго не могу попасть ключом в замочную скважину – дрожат руки. Наконец после очередной неудачной попытки дверь открывается изнутри. Ты появляешься на пороге. Удивленно приподняв бровь, смотришь на меня.
- Я думал, кто-то пытается взломать замок, - а потом добавляешь, - на работе вечеринка, что ли была, раз ты дверь сама не можешь открыть?
И не дожидаясь, пока я войду, скрываешься в квартире.
Привычная «уютная» атмосфера. Ничего другого я и не ждала.
- Меня машина только что чуть не сбила, - сообщаю и устало опускаюсь на пуфик, чтоб снять сапоги.
- Тачка хоть приличная или «копейка» какая-нибудь задроченная? – подаешь голос с кухни.
- Приличная, - прислоняюсь головой к шкафу, чувствуя, что в тепле снова пекут глаза и сложно не то, чтоб разуться, а держать их открытыми.
«Я просто устала. И перепугалась» - говорю себе.
- Ну тогда хоть не обидно было бы, а то, знаешь ли, умереть под колесами russian car как-то глупо. – Вот и все сочувствие.
Хлопок дверцы холодильника, льющаяся из крана вода, стук посуды, скрип придвинутой табуретки.
Наверное, ты тоже недавно пришел и теперь собрался ужинать. Мне есть не хотелось совершенно, хотелось спрятать лицо в воротник пальто и тихонько, не шевелясь сидеть вот так.
Однако, пересилив себя, раздеваюсь и нетвердым шагом направляюсь на кухню. Немного не вписываюсь в дверной проем и довольно ощутимо прикладываюсь плечом об косяк.
- Ты уверена, что вечеринки не было? – оторвавшись от тарелки, спрашиваешь ты.
Я-то уверена, хотя состояние такое, словно она и в самом деле была. Штормит и резкость никак не настроить. Что-то нервы у меня совсем ни к черту стали, так разволновалась из-за этого автомобиля.
Замечаю на столе пачку сока. Надо попить, протолкнуть застрявший в горле ком. Достаю с полки стакан, наливаю мутную красноватую жидкость и делаю глоток. Пальцы словно онемели, и стакан срывается, падает в раковину, разбиваясь на множество осколков.
Тупо смотрю на стеклянный град и слушаю твои комментарии про дырявые руки. Машинально начинаю собирать осколки, но тут же вскрикиваю и отдергиваю ладонь. Из раны на указательном пальце торчит кусок стекла, а вокруг растекается ярко-красная кровь.
Хорошо, что я стою спиной к тебе, потому, что на глазах наворачиваются предательские слезы. От глупости ситуации, от боли, от пережитого шока с этим авто, от дурного самочувствия, от собственной ненужности. Хочется банально, по-детски разреветься, хочется, чтоб пожалели, но вместо этого слышу твое язвительное: «Мало того, что руки дырявые, так еще и со зрением проблемы, какого ты хватаешь…» От этого разреветься хочется еще сильнее.
Подходишь, разворачиваешь меня к себе, берешь пораненную руку и подносишь к лицу, а потом резким движением выдергиваешь осколок из пальца. Снова вскрикиваю, а слезы брызгают из глаз, пытаюсь вырвать у тебя свою руку.
- Не дергайся, - открываешь воду и подставляешь под струю мою ладонь, а сам исчезаешь из кухни. Через минуту возвращаешься с аптечкой.
Я едва не завопила, когда ты залил рану зеленкой. Крепко держа за запястье, дуешь на измученный палец.
Хлопаю мокрыми ресницами, в глубине души радуясь, что тушь водостойкая, иначе под глазами уже были бы черные потеки.
- Неужели так больно? – спрашиваешь таким тоном, что следующей фразой явно должно быть что-то типа «Надо же какие мы нежно-сахарные», сказанное с издевкой. Однако ты молча срываешь упаковку с пластыря и сосредоточенно наклеиваешь его на палец.
Поднимаешь глаза, пару мгновений смотришь на меня, а потом дотрагиваешься рукой до лба.
Глупейшая ответная реакция - вздрагиваю и отшатываюсь назад. Удивленно моргаешь:
- У тебя сок на лице.
Вполне возможно, брызги летели во все стороны.
Стираешь невидимые мне капли, а я чувствую себя полной идиоткой. Шарахаюсь, как от огня, чем не повод для очередной насмешки. Просто я не ожидала… отвыкла от твоих прикосновений.
Внезапно нахмуриваешься и прижимаешь ладонь к моему лбу, внимательно вглядываясь в лицо.
- Ты как себя чувствуешь?
Моя коронная фраза «Какая тебе разница?» крутится на языке, но я не позволяю ей сорваться.
- Прекрасно, - вру в ответ и до меня вдруг доходит, что лицо горит не от смущения, глаза пекут не от компьютера, а морозит и ломит суставы не от нервов. Вспоминаю оставленное распахнутым ночью окно, вот и объяснение паршивому самочувствию.
Видимо ты тоже это понимаешь и еще больше нахмуриваешься.
- У тебя температура…
Стряхиваю твою руку со лба, отодвигаюсь, чтоб уйти. Не пускаешь.
- Тебе надо «Колдрекс» или что-нибудь еще…
Твои слова почему-то злят. Какое беспокойство, черт подери. С такой заботой, наверное, выбирают обувь покойнику.
- Ничего мне не надо.
- Не строй из себя героиню, у тебя жар…
- А ты не строй из себя доктора Айболита - отпихиваю тебя в сторону, - и вообще, это не твое дело.
Разворачиваюсь, но успеваю сделать всего шаг. Хватаешь меня поперек талии.
В мозгу что-то заклинивает, и я начинаю вырываться так, словно на меня напал маньяк.
- Не трогай меня! – брыкаюсь и лягаюсь, стараясь пнуть тебя сильнее. Несколько раз попадаю.
- Дура… - цедишь сквозь зубы. - Спятила?!
Не знаю, откуда взялись силы, рвусь из твоих рук так яростно, что трещит одежда. Задеваю ногой табуретку, толкаю стол, на пол со звоном падает еще один стакан.
Стальная хватка ладоней, намертво, почти до боли замкнувшихся на теле.
- Убери свои чертовы руки!
- Тихо… Не дергайся… - Крепче сжимаешь, игнорируя мою ругань.
Попытки освободиться тщетны. Ты намного сильнее.
- Отпусти…- задыхаюсь в твоем капкане, нестерпимо жгут глаза, изображение расплывается.
- И куда ты пойдешь?
- За «Колдрексом»… - не выдерживаю и заливаюсь слезами.
Прижимаешь спиной к себе, не позволяя съехать на пол, что я намеревалась сделать. Горячо дышишь в затылок, а я реву как идиотка и мне плевать, как это выглядит, что ты подумаешь и скажешь потом.

…Слишком холодная для горящего тела постель, колющее воспаленную кожу одеяло. Тяжелая голова, тупо ноющий мозг, пульсирующая глухими ударами кровь в висках. Бьющееся где-то в горле сердце, звенящие нервы, горячий бред шепотом, хриплое, сухое дыхание, слипшиеся от слез и боли глаза.
И среди всего этого – сильные руки, горячие пальцы, дрожащее под ладонями тело и успокаивающее тепло…
***
Мокрый снег, падая на ветровое стекло тут же тает, превращаясь в мутные струйки воды. Мерный стук работающих «дворников», негромкая музыка из радиоприемника и тихий гул мотора.
За окном проплывает холодный, неуютный город, мокрые дома, плачущие витрины магазинов, голые, замерзшие деревья, россыпь разноцветных зонтов, под которыми прячутся одноцветно-серые угрюмые люди.
В салоне тепло и почти уютно, настолько, насколько может быть уютно в такси в промозглый день. Все-таки хорошо, что я не выбрала общественный транспорт. И не только потому, что это долго, просто там мне не удастся побыть наедине с собой, а именно это мне в данный момент необходимо. Обрывки разговоров, взгляды, случайные прикосновения – все это чужая жизнь, я не хочу ни на сантиметр соприкасаться с ней, мне бы со своей разобраться. А это слишком сложно.
Наверное, поэтому я сижу сейчас на заднем сидении ярко-желтой «Волги».
Внутри пусто и даже как-то легко от этого, словно выпотрошили и вместе с внутренностями вырвали ощущения, переживания, эмоции и мысли. Осталось только тупое онемение. И четкое осознание, что последние месяцы моей жизни совершенно бессмысленны и никому не нужны. Даже мне самой.
Я думала, что могу изменить что-то, надеялась увидеть свет в конце тоннеля, и мне даже казалось, что вижу. Но этот свет оказался прожектором поезда, которому суждено размазать меня по рельсам.
Я так больше не могу. Меня больше не осталось…
Когда шатаясь от слабости, я выползла из спальни, первое, что мне бросилось в глаза – спортивная сумка посреди коридора, причем по виду явно не пустая. Обычно ты брал ее с собой на гастроли.
Звук спускаемой в туалете воды. Щелчок двери. Появляешься, застегивая ремень на штанах. Свитер с высоким горлом, джинсы - определенно куда-то собрался. Бросаешь на меня хмурый взгляд.
- Ты чего встала?
- Ты уходишь? – отвечаю вопросом на вопрос.
Проходишь мимо меня в прихожую. Включаешь свет. Обуваешься, натягиваешь куртку, а я молча жду ответа, хотя он очевиден.
- Я домой еду, - наконец говоришь ты, поднимая с пола сумку.
От этих слов и от твоего взгляда внутри все сжимается в комок, я понимаю, что ты не просто уходишь, ты вообще уходишь.
Еще вчера я даже хотела этого, хотела, чтобы все кончилось, чтоб ты перестал мучить меня и просто ушел, но сейчас…
- Как... – слова застревают в горле. Десятки вопросов в голове, но я не могу озвучить ни один.
- Молча, - закидываешь сумку за плечо.
Словно в замедленной съемке вижу, как ты открываешь дверь и до конца не верю в происходящее. Неужели это на самом деле? Вот так легко уйдешь? Какой-то театр абсурда с дурными ролями и плохим режиссером.
Из подъезда тянет морозом, босые ноги мерзнут на холодном линолеуме, но мне все равно.
Кажется, что все звуки исчезли куда-то, остался только один – хлопок закрываемой двери. Ты даже не обернулся.
Тупо смотрю на болтающиеся на дверной ручке колокольчики и слушаю, как стихают шаги на лестнице.
Разворачиваюсь, и, пошатываясь, иду в комнату, мне нужно убедиться, что это не кошмарный сон, распахиваю шкаф – твоих вещей нет. В ванной та же картина, ни зубной щетки, ни геля для душа, полотенце и халат тоже отсутствуют.
Вхожу на кухню. Подаренная поклонницами зажигалка а-ля «Писающий мальчик» в миниатюре, над которой ты потешался каждый раз, прикуривая, и которая неизменно стояла на подоконнике - также пропала. Ты в самом деле ушел.
А если б я не проснулась, исчез бы втихую? По всей видимости, да.
Значит, твоя миссия выполнена. Ты отомстил.
В пепельнице еще тлеет недокуренная сигарета, пустая упаковка «Колдрекса» на столе и стакан с желтоватой жидкостью на дне. Ты пил это в целях профилактики или я все же заразила тебя?
А ведь это единственно реальное доказательство того, что было ночью. Хотя… может, и не было ничего, может, мне просто привиделось в горячечном бреду?..
Прислонившись головой к холодному стеклу, смотрю на красный свет светофора. Он как вершитель судеб на этом перекрестке, может пропустить, подмигнув зеленым глазом, а может надолго задержать в пробке, сломавшись. Он решает, успеть вовремя или опоздать навеки; встреча или разлука, жизнь или смерть. Вот только в моей судьбе он ничего не сможет изменить.
Красный горит слишком долго, словно дает последнюю возможность передумать. Нет, назад дороги нет. Я хочу начать новую жизнь. Надеюсь, когда буду от тебя далеко, у меня это получится.
Бросаю взгляд на часы, не опоздать бы. Водитель замечает мой жест.
- Не волнуйтесь, девушка, сядете в свой самолет вовремя, - подмигивает мне в зеркало заднего вида, а я снова смотрю в окно.
Загорается зеленый свет и машина трогается.

_________________________________________
Эпиграф «Ночные снайперы»

напишите Stasey
Beta-reader Milla