|
|
| |
| |
| |
|
|
The door
- Открой мне, – тихо, уткнувшись лбом в запертую дверь.
- Зачем? – прислонившись затылком по ту сторону двери.
- До каких пор мы будем бегать друг от друга?
- Мы не бегаем, мы избегаем друг друга, а это совсем разные вещи…
- Может, разберемся во всем?
- Нет, не стоит.
Вопрос – ответ. Слова – как мячик от пинг-понга: прыг – мой вопрос, скок – его ответ. Только вместо сетки непробиваемая преграда – дверь из светлого дуба, такая крепкая и массивная, будто ведет не в гримерку, а в бункер. Это – видимая стена, впрочем, совершенно незначимая. Главный, незримый барьер – наш разрыв длиною в год, наша долгая НЕ-жизнь НЕ-вдвоем.
- Ты не можешь больше прятаться от меня.
- Я не хочу тебя больше видеть. Никогда.
- Не лги мне, я все равно не поверю.
- Это твое дело.
Упрямый, как всегда. Двери даже не нужно становиться стеклянной: я так и вижу плотно закушенные губы, упрямые глаза под нахмуренными – теперь не домиком, а почти ровными – бровями.
Характерец... Железобетонная стена. Я пробью ее, чего бы это мне ни стоило.
- Выслушай меня… Братик.
Да, именно так – Братик. С большой буквы. Он явно чувствует, как я произношу это.
Легкое шевеление за дверью. Кажется, он повернулся и стоит, как я – прислонившись лбом к холодной древесине двери. Я крепче вжимаюсь в дверь, провожу ладонями по полированной поверхности, останавливаю движение рук. Я тоже чувствую – явно – тепло его ладоней, прижатых с той стороны.
- Ты… Ты не имеешь права называть меня так. Ты давно отрекся от меня…
- Я отрекся от нашего родства, но не от нас, не от нашей любви.
- Нас давно уже нет, – его дрожащий голос отдается гулким резонансом от двери. – Есть ты, и есть я. По отдельности. И никакой любви.
- Это ты так решил когда-то, а я, как дурак, послушался тебя. Хотя любил безумно.
- Не отрекаются любя.
Да, он стоит, повернувшись лицом к двери, шепчет куда-то между дверью и косяком.
Я тоже перемещаюсь влево. Ближе к нему, ловя его теплое дыхание своими губами. Кажется, поймал.
- Прости меня.
- Поздно. Слишком поздно…
Мы шепчем, разделенные дверью, но соприкасаясь губами в том пространстве, где мы
по-прежнему одно неразделимое целое. До меня доносится аромат его парфюма, его тела. Его родной запах.
- Малыш…
- Не называй меня так, не смей…
Что это? Всхлип??
- Малыш, в наших силах начать все заново. Лишь бы ты захотел…
- Ты думаешь, так легко забыть все обиды? Все, что ты перечеркнул разом? – голос твердеет, как древесина дуба, из которой сделана дверь.
- Я не прошу забыть, я прошу простить, – волнуясь, говорю я.
Только не дать ему снова облачиться в броню, которая уже дала трещину.
Он чувствует меня, как и я его. Как же нам не чувствовать друг друга, если мы всегда были близки больше, чем кровные братья? Были родными по духу. По любви.
- Нельзя войти в одну реку дважды, – говорит он.
Его голос слегка колеблется, как волны на реке.
Я - как на плоту на этой реке, на зыбком плоту нашего настоящего, изо всех сил гребу на свет маяка нашего счастливого прошлого.
- Но ведь можно из нее не выходить…
- Ты выплыл из нее – с другим. С ним.
Его голос надтреснутый, и я просто физически ощущаю, как вновь становится непробиваемой дверь, как запираются на плотный засов его чувства ко мне.
- Он уже в прошлом, малыш, – торопливо говорю я.
- Мне кажется, он рядом с тобой вечно, всю жизнь, – с бессильным отчаянием. – И всю жизнь он уводит тебя…
- Да, он был лодкой, но я не мог никуда уплыть, потому что меня всегда держал якорь. Ты.
Он молчит. Я впитываю это молчание. Молчание без упрямства, молчание размышляющее, прислушивающееся ко мне. И я вижу, как по двери, по ее ровной желтизне, проходит черная трещина. Невидимая для остальных и осязаемая только нами двоими. Мне нужно расширить ее.
- Я не могу без тебя...
- А я не могу верить тебе после всего, что было.
Говорит довольно твердо. И все-таки сомнение пробирается в его глуховатый, чуть в нос голос. Родной и знакомый каждым переливом мягкого тембра.
- Не можешь или не хочешь?
- Не… хочу.
В голосе – легкая заминка, уже только намек на сопротивление.
Трещина, ветвясь, как молния, проходит дальше по двери, исполосовывая ее всю кривыми зигзагами.
- Нехочуха… Я люблю тебя.
Тишина в гримерке за захлопнутой дверью, в коридоре, во всем огромном здании. Тишина, в которой слышно, как звонко сталкиваются молекулы воздуха с молекулами любви. Они, молекулы МОЕЙ любви, расщепляясь на атомы нежности и ласки, проникают сквозь толстую дубовую дверь, соединяясь с молекулами ЕГО любви. И вот уже формула НАШЕЙ любви разрушает, казалось, неодолимую преграду. Заслон между двумя сердцами – моим и Владькиным.
- Владик, – окликаю я его.
- Да, – Владькин голос совсем близко.
Они в моем сердце – Владька и его голос. Нас уже ничего не разделяет.
- Владя… Ты откроешь мне дверь?
- Она давно открыта, Сережа…
|
|
|
| |
| |
| |
|
|
|
|
|