Без названия



Зачем он был с тобой так груб? Почему вместо привычного поцелуя, который ты всегда получал в награду за проявленное рвение и изобретательность, проявленные в искусстве ублажения Его Величества, сегодня ты не получил не только долгожданной ответной ласки, но даже и благодарного взгляда? Ты умеешь читать ответы на свои вопросы в его глазах, когда - в иные моменты - он не может произнести ни слова, а только срывающимся хрипловатым голосом твердит, как молитву, твое имя. На этот раз он просто отвернулся, провел рукой по твоим и без того взъерошенным волосам и скрылся в ванной, бросив лишь пару сухих, каких-то до боли безразличных слов. Что-то вроде "Молодец, малыш, хорошо поработал!" Он бы еще денег дал.... А что? "Влад Топалов - личная проститутка Сергея Лазарева", так и просится в заголовки газет.
Ты провел рукой по своим губам, которые еще сохранили его вкус. Где-то в районе переносицы предательски защипало - верный признак того, что сейчас ты просто сядешь, и зло, по-детски разревешься. Но нет, ты и этой слабости не можешь себе позволить. Еще не хватало, чтобы он, выйдя из ванной, нашел тебя в соплях-слезах, как какую-нибудь тринадцатилетнюю фанатку-истеричку! Блин, какого черта все так плохо?! "Н-даа, сегодня явно не день Бэкхема!" - всплывает у тебя в голове отрывок непонятно почему вдруг вспомнившейся рекламы.
С самого утра тебя преследует какая-то херь: мало того, что проспал, опоздал везде, где только можно, поругался с отцом, преподом и продюсером и уронил, разбив вдребезги теперь уже не поддающийся починке любимый CD-плейер и все в таком, так еще вот и Серый как будто назло игнорирует факт твоего существования как личности! Ты-то надеялся, что он тебя пожалеет, утешит, просто улыбнется и скажет: "Пуся, я тебя люблю!", и ты пошлешь все накопившиеся обиды так далеко, насколько только позволяет твое знание великого и могучего. Так ведь нет же!
На самом деле, он умеет быть внимательным и заботливым. По крайней мере, умел, до сегодняшнего дня. Он всегда дул на ранку от пореза, когда ты однажды попытался самостоятельно приготовить ему суши, вычитав рецепт в какой-то навороченной поваренной книге, найденной в закромах родины, а этот скотский нож чуть не оттяпал тебе полпальца. Он помогал вытащить занозу (теперь ты уже даже не помнишь, где ты умудрился занозить палец о деревяшку, которую тебя все-таки угораздило откопать в этом царстве стекла и бетона) и всегда мерил тебе температуру не иначе как прикасаясь своими прохладными губами к твоему горячему лбу, а потом ладонями охлаждая твои пылающие от болезни щеки...Тебе вспоминается ангина, которой ты болел прошлой зимой, когда ты валялся в кровати с температурой под 40 , а он пришел с твердым намерением тебя вылечить. С самого начала было понятно, к чему приведут эти попытки растирания градусосодержащим напитком твоего и без того разгоряченного тела: утром вы проснулись вместе, счастливые и больные. Потому что Серега тоже заразился. В тот день тебе пришла в голову мысль (да, представьте, и такое случается!), что если бы, - не дай Бог, конечно, - у него оказалась какая-нибудь ужасная смертельная болезнь, то ты бы сразу, не задумываясь, заразился ею. И дело не только в том, что из всех путей заражения тот, который вы так часто практикуете с Сереней, является наиболее приятным, но и потому - ты знал это наверняка, - что жить без него ты бы не смог. В таком случае лучше было бы просто использовать каждый оставшийся предоставленный вам день по максимуму, а потом просто уснуть однажды в объятьях друг друга, чтобы больше уже никогда не проснуться...
"Вот и суицидальные мысли поперли", угрюмо отметил ты. Ну почему, почему все было так хорошо и понятно раньше, а именно сегодня все разрушилось, разлетелось вдребезги?!
Влад схватил со стола фарфоровую вазу, которая по обоюдному мнению его папочки и дизайнера этой квартиры "прекрасно гармонировала с общим стилем комнаты", и изо всех сил швырнул ее в противоположную стену. Ваза с грохотом разлетелась на десятки мелких осколков.
"Наверно, именно такой звук американцы называют "smash" - с усмешкой поймал себя на мысли Влад.

* * *

В следующую секунду ты вылетаешь из ванной ужасно напуганный и не на шутку обеспокоенный целостью и сохранностью младшего братишки. Он поднимает на тебя свои ясные карие глаза, и ты читаешь в них боль, раздражение и обиду. Ты так и знал, что наверняка обидел его - не специально, конечно. Просто так получилось.
У тебя внутри все сжимается, и ты мысленно проклинаешь себя за то, что причинил такую боль своему самому дорогому и любимому существу. Влад может вытерпеть твои обиды, наезды, истерики - да что угодно! Только не твое безразличие. И что же сегодня сделал ты? Еще раз мысленно обозвав себя последними словами, ты подходишь к нему и обнимаешь его за плечи. Он утыкается в тое плечо и тихо всхлипывает. Его плечи дрожат. Ему срочно нужна твоя помощь. Ты - его служба 911, только ты можешь помочь.
Берешь его за подбородок, он смотрит тебе в глаза так трогательно-беззащитно, как потерявшийся котенок. Ты начинаешь покрывать поцелуями его лицо по уже привычному для вас ритуалу, подсмотренному в одном французском фильме. Поцелуй в шею - он замирает, в левую бровь - он теснее прижимается к тебе, в правый уголок губ - он улыбается и проделывает то же самое с тобой. Странно, но в такие моменты вы чувствуете единение душ, взаимопонимание, близость, какой нет даже в те моменты, когда вы сливаетесь в единое целое и вам кажется, что ближе быть уже не может.
- Мы ведь всегда будем вместе, мы никогда не расстанемся? - шепчет Влад, заранее зная твой ответ. Сейчас он хочет это услышать. Тебе не трудно, тем более, что ты действительно в это веришь всем сердцем, каждой частичкой души и тела.
- Да, малыш, мы никогда не расстанемся.
И ты целуешь его нежно, осторожно, но в то же время чувственно и настойчиво, раздвигаешь и ласкаешь его губы языком. Он отвечает и тихо стонет. Он вообще очень чувствителен к поцелуям. По крайней мере, к твоим. А ты к его. Ни от чьих больше поцелуев у тебя так не щемит сердце, не захватывает дыхание, не кружится голова. Целовать его - это и есть счастье. Обладать этим кареглазым чудом, которое так тебя любит, и любит бескорыстно, не на зло фанаткам и не на зависть им же. А просто любит. И когда ты, захлебываясь стоном, тонешь в его глазах, ты понимаешь, что в них отражаются и твои собственные, и ты читаешь по ним, что он чувствует то же, что и ты. И слов вам не нужно.

* * *

Вскоре о вашей ссоре и обидах напоминали только цветные осколки некогда целой и дорогущей вазы. Ничего страшного, она никогда вам не нравилась. Да и вообще, посуда бьется к счастью.




напишите L'etoile