| на главную | | <<< назад <<< | | юридическая фигня| | гостевуха | | форум | | mail | Дар фараона. Часть 3 Глава 7. Влад не захотел плыть через Нил на пароме, и теперь их везла на западный берег реки небольшая фелюга с треугольным парусом, очень похожая на своих предшественниц, плававших по Нилу тысячи лет назад. Они с Мишкой были единственными пассажирами, не считая нескольких местных жителей, переправлявшихся в Город Мертвых по своим делам. Это во времена великих фараонов туда было запрещено ездить всем, кроме жрецов и царей. Строителям, каменотесам, резчикам, художникам и прочему люду, возводившему усыпальницы для фараонов в Долине Царей и их жен в Долине Цариц, под страхом смерти было запрещено покидать Город Мертвых, а всех, кто пытался попасть к ним из Города Живых, убивали на месте. Но ни законы, ни проклятья не спасли гробницы от желающих поживиться богатством фараонов. Все захоронения были разграблены еще в дохристианский период. Уцелела только могила юного Тутанхамона, который оказался жутко хитрым, велев после своего погребения выставить в главной камере ровно столько золота и ценностей, чтобы воры удовлетворились найденным и больше к нему в склеп не шастали, а свои сокровища, которым сейчас отведен весь второй этаж Каирского музея, заныкал вместе со своим бренным телом, упакованным в три золотых саркофага, так искусно, что отыскали их только семьдесят лет назад. Найденные сокровища повергли в шок весь мир по двум причинам, во-первых, потому что одно дело читать о богатствах фараонов в древних летописях и не очень-то верить в правдивость и объективность их авторов, а другое дело смотреть на золото фараонов и не верить своим собственным глазам, а во-вторых, впервые в современной истории подтвердилось существование древнего проклятья фараонов, в которое в век науки и атеистических воззрений тоже никто не верил, – все археологи, раскапывавшие могилу, довольно быстро отправились по разным причинам в мир иной. Влад слушал Мишу, довольно улыбался и задирал нос. Крутые были у него предки. Интересно, по какой линии? Маминой, наверное. Она чем-то похожа на египтянку – черноволосая, худенькая, невысокая и кожа у нее немного смуглая… Или кажется ему уже это? – Солнышко, о чем задумался? – Миша уже давно замолчал, увидев, что Влад витает в облаках и почти его не слушает. Он нарочно болтал без умолку, чтобы Влад отвлекся от мыслей о камне и своем возвращении. Вроде бы получилось. Парень думал сейчас, видимо, о чем-то приятном, уж больно довольная улыбка блуждала по его лицу, и Миша не стал его отвлекать, пока они не приблизились к берегу. – Так, ни о чем, – склонил набок голову Влад, – интересно с тобой, не то, что на экскурсиях. Я и сокровищ-то этих почти не разглядел в толпе, а сфотографировать не разрешили. – Поэтому мы с тобой только в индивидуальные туры и ездим, – улыбнулся Дворецкий, – и с персональным гидом-переводчиком, если английского не хватает для самостоятельного путешествия по стране. Я тоже не полиглот и много чего не знаю. А фотографировать тут почти нигде нельзя. – А деньги где берем? – лукаво сощурился Влад, – у меня, как я понимаю, тут их нет, а на MTV тебе столько не платят, чтобы мы могли позволить себе так шиковать. Папа дает, да? – Не-а, хотя эту поездку нам и правда твой папа подарил, – Мишка склонился к уху Влада и заговорщицким голосом прошептал, – я взятки беру. Приходят всякие Буратинки, то дитятко петь захотело, то любовницу пристроить надо. Платят налом и прямо в карман. – Мишка, – укоризненно покачал головой Влад, снова не зная, что ему делать, когда мишины губы находятся так близко возле его лица, и попытался немного отодвинуться, потянувшись рукой к мутной воде за бортом лодки, – смотри попадешься, посадят. – Да прямо, – рассмеялся он, обнимая Влада за плечи, – шоу-бизнес единственная отрасль народного хозяйства, где за взятки никого никогда не поймают. Солнышко, – Мишка перехватил его руку, почти коснувшуюся воды, – не лезь в грязь, мало ли какая зараза там. Влад удивленно посмотрел на Дворецкого, одернувшего его, как ребенка, но ничего не сказал. Лодка стукнулась о причал, и они осторожно ступили из качающегося суденышка на берег. Влад огляделся. Перед ним расстилалась каменистая, едва прикрытая песком земля, на которой возвышались совершенно особенные горы – горы пустыни – невысокие, светлые, полурассыпавшиеся в жарком и сухом климате, самой причудливой формы, которую за тысячелетия придали им солнце, ветра и песчаные бури. Длинное ущелье в полутора километрах слева было Долиной Царей, где на протяжение пятисот лет в склонах гор высекали гробницы для фараонов, справа, в таком же ущелье находилась Долина Цариц, предназначавшаяся для упокоения их законных жен. – Так, – сказал Мишка, нетерпеливо глядя на часы, пока патруль проверял у них документы, – похоже, мы тут с тобой единственные туристы, других сюда уже не повезут – поздно. До темноты мы успеем посмотреть только храм твоей Хатшепсут. Долину Цариц не жалко – туда туристы ходят только из-за гробницы единственной известной им Нефертити, но ничего интересного там, в сущности, нет. А вот усыпальницу ее супруга Рамзеса II и фараона Сети посмотреть бы надо было. Росписи там фантастические. – Миш, – спросил Влад, когда полицейский удалился, вернув им паспорта, – чего тут постоянно документы проверяют и на дороге, и в городе? – Это опять царица твоя виновата, – почесал Мишка нос, оглядываясь по сторонам, – где-то в конце 90-х египетские власти повздорили с местными горцами, начали войнушку и захватили в плен их жен, чем нанесли им смертельное оскорбление. Мужчины одного из кланов ворвались в храм Хатшепсут, расстреляли в упор около сотни туристов и прямо там покончили с собой. С тех пор и ввели и военные патрули, и дорожную полицию для сопровождения туристических автобусов, и проверку документов, особенно у иностранцев, которые шарахаются по стране самостоятельно, как мы с тобой. – Ужас какой, – поежился Влад, – а я-то думаю, чего автобусы в караваны собирают. На всех полиции не напасешься. Где храм-то, Миш? – С другой стороны гор, – Миша развернул его за плечи и показал рукой на невысокий горный хребет, – это скалы Дейр-аль-Бахри. На северном склоне в них ее храм вырублен, а по южному склону Долина Царей с усыпальницами фараонов идет. – Да это ж полдня пилить! – ахнул Влад. – Так мы ж не пешком, – расхохотался Миша и взъерошил Владу волосы, – сейчас найдем очередную акулу местного турбизнеса и покатим. Акулой оказался пожилой араб, у которого имелся мерин, впряженный в что-то типа извозчичьей пролетки. Их бизнесом было катать жаждущих экзотики туристов до храма и обратно. Управлял мерином такой же шустрый пацаненок, как и тот, что наколол их в Городе Живых, показывая дорогу к кафешке. Он пообещал их отвезти к храму за десять фунтов, обратно почему-то за пятнадцать и подождать два часа по десять фунтов в час. Мишка обозвал его вымогателем и сторговался за тридцать фунтов и ни фунта больше. Мальчишка радостно оскалил в улыбке белые зубы, Дворецкий понял, что его опять надули, но махнул рукой, и они покатили в горы. Влад уселся поудобнее и попросил Мишку рассказать ему ещё что-нибудь про Хатшепсут. «К родне все-таки еду, – смущенно улыбнулся он, – надо же побольше о ней знать». В этот раз он стал слушать Мишу внимательнее и прервались они только один раз, когда на пути им встретились Колоссы Мемнона. Эти две огромные, метров по двадцать, полуразрушенные статуи, высеченные из цельного гранитного монолита, были единственным, что Владик помнил о Египте из школьного учебника истории. Эти фигуры когда-то украшали вход в полностью уничтоженный землетрясением посмертный храм фараона Аменхотепа III. – Знаешь, – театральным голосом зашептал на ухо Мишка глядевшему снизу вверх на статуи Владу, – они с тех пор каждое утро издают звуки, похожие на человеческие стоны. Говорят, это стенают души фараонов из оскверненных могил. – Иди ты, Миш, нафиг, – с легким превосходством повернул к нему голову Влад, – нам в школе говорили, что это происходит от резкого перепада суточных температур. Так что тут ты точно попался, врун несчастный, – Влад рассмеялся и игриво щелкнул пальцем Мишку по носу. Он даже не понял, как это случилось, но руки Мишки сомкнулись на его животе, и через секунду он оказался в его объятьях. – По-моему, это ты попался, – вполголоса сказал Миша, прижимаясь щекой к его щеке. – Миш, пусти, – Влад тщетно пытался расцепить замок его рук, и голос его чуть дрогнул, – мальчишка смотрит. Миша тихо вздохнул и чуть ослабил руки. Влад поспешил вырваться на свободу, укоризненно посмотрел на Мишку и забрался в пролетку. Дворецкий залез следом, и они снова покатили по дороге к храму. Миша собрался с мыслями и продолжил рассказ про владькину знаменитую родственницу. Он старался говорить попроще и попонятнее, но Влад всё равно быстро запутался в именах и хитросплетениях жизни царицы. Он вообще думал, что кроме Клеопатры в Египте цариц не было. Но оказалось, что Клеопатра была только женой фараона, а вовсе не правительницей, да египтянкой была только наполовину. А вот Хатшепсут была не просто египтянкой, она была последней солнечной египтянкой, то есть её родителями были брат и сестра. Влад нахмурился – инцест в его наследственные притязания не входил, и ему мало понравилось, что все фараоны Египта рождались в результате кровосмесительных браков – они считали себя прямыми потомками бога солнца Ра и о чистоте его крови заботились, вступая в брак только со своими сестрами: идеально – родными, ну, а если нет родных, то со сводными, рожденными от наложниц полукровками. Мать Хатшепсут Яхмет была истинно солнечной женщиной, а вот папочка Тутмос I полукровкой, и троном был обязан своей сводной сестре, которая из всех прижитых её отцом от наложниц сыновей выбрала именно его себе в мужья. Умирая, мамочка передала вместе с камешком все тайные знания истинных потомков бога Ра своей шестнадцатилетней дочке, а не муженьку-полукровке, что сразу же сделало его после смерти жены, говоря современным языком, нелегитимным правителем. Разумеется, Хатшепсут тут же оповестила об этом верховных жрецов Бога Ра, и Тутмос I отрекся от престола в пользу своей более солнечной по крови дочери. Дочка по примеру мамочки взяла себе в мужья сводного братика, но поступила более дальновидно, выбрав самого бесхарактерного и недалекого из папиных отпрысков. Тутмос II к делам государства и тем более к божественным тайнам не допускался, да и не очень-то стремился. И она начала править. Хатшепсут велела изображать себя в росписях мужчиной. Совершила несколько успешных военных и дипломатических миссий в соседние страны. Народ Египта, вначале офигевший, что ими стала править женщина, разбогател и затих. А вот папа и старший сын мужа от очередной наложницы затихать не собирались. Особенно после смерти Тутмоса II, когда его сынуля объявил себя фараоном Тутмосом III и начал плести с дедом заговоры, чтобы скомпрометировать царицу и отнять у нее трон. Сначала они прицепились к тому, что женщина не может быть фараоном. Народ и жрецы сказали: «Пофиг». Страна процветает, войны прекратились, урожай хороший, торговля прибыльная, жены и дети сыты, обуты, одеты, храмы и усыпальницы строятся, дворцы ломятся от золота, хранилища от зерна, а чего там с новым фараоном будет неизвестно, вдруг его опять воевать потянет. Это ж какие расходы для казны. Дед с внуком притихли и уже отчаялись, как вдруг пришло спасение. Хатшепсут сама вырыла себе яму, сильно приблизив к своей особе зодчего Сенемота и сделав простолюдина Верховным Жрецом. Жрецы Бога Ра очень сильно обиделись на назначение фаворита царицы им в начальники – мыслимое ли дело пастуха поставить выше их? Народ возмутился – солнечная принцесса спит с простым смертным? Это было уже не пофиг, Это было нарушением морали, общественных устоев и религиозных канонов, которое даже правителям Египта непозволительно. В результате, права Хатшепсут на трон и корону были утеряны, все ее заслуги, как фараона, сведены на нет, божественное происхождение, которое она доказывала всю свою жизнь, поставлено под сомнение. На трон взошел Тутмос III. И тут произошло что-то странное. Хатшепсут осталась жива. Ей и Сенемоту разрешили остаться вместе, достроить храм и отнеслись к ним весьма почтительно и уважительно, а Тутмос III даже женился на ее младшей дочке, дабы ещё больше узаконить свое положение, как фараона. Вскоре после окончания строительства Сенемот умер, а через полгода умерла и Хатшепсут. И вот только после этого Тутмос III стал уничтожать абсолютно все, что напоминало ему о мачехе и ее любовнике, но храм разрушить до конца так и не смог, только осквернил его и предал забвению. Много позже в нем устроили монастырь копты – одни из первых христиан-ортодоксов и тоже приложили руку к искоренению изображенной не стенах ереси и нечестивых картин. Храм ещё больше запустили и забыли о нем на тысячу лет. – И что, – спросил задумчиво Влад, – там одни руины сейчас? – Смотри, – Миша показал ему поверх головы мальчишки, – это похоже на руины? Всё отреставрировали и отстроили по древним рисункам, описаниям и уцелевшим фрагментам внутреннего убранства храма. Террасы, фрески, лестницы, залы – все почти так, как было при ней. У его стен итальянская опера раз в год дает знаменитую «Аиду». Говорят, впечатляет куда сильнее, чем световое шоу у Пирамид. Миша осекся на последнем слове, но Влад, похоже, пропустил его последнюю фразу мимо ушей. Он привстал с сиденья и замер, пораженный открывшейся взору картиной. Мишка и сам невольно вздрогнул от восхищения величественным и прекрасным творением рук человеческих. Храм был огромен. Метров двести пятьдесят в длину. Изящное сооружение с тремя этажами гигантских террас, вокруг которого амфитеатром возвышался невысокий горный кряж, было величественно и прекрасно. Стройные колонны первой террасы, изящные и легкие пилоны с царскими ликами второй словно стремились поднять к небу венчавшую весь храм третью террасу, совсем небольшую, по сравнению с первыми двумя, но парившую над ними легко и горделиво. Влад не мог поверить, что вся эта красота вырублена вручную из окружающих храм грубых скал, источенных ветрами, песками и жарой. Внутрь их впустили неохотно, опять тщательно изучив документы и их самих. Сегодня день посещений уже закончился, но Мишка умел убеждать и словами и деньгами. Через два с половиной часа они стояли на открытой площадке на краю верхней террасы, глядя на огромное пространство перед входом в храм. Это была внешняя часть террасы. Внутренняя, вдвое больше, находилась за их спинами, вырубленная в толще скалы, и это была самая сокровенная часть всего храма – алтарь Амона-Ра – божественного отца Хатшепсут. Они обошли весь храм. Медленно, задерживаясь у ярких фресок, орнаментов колонн и каменных изящных лестниц, вслушиваясь в пояснения сопровождавшего их сотрудника храма и почти преклоняясь перед этой красотой и величием. Весь первый ярус был посвящен деяниям царицы – ее путешествиям, строительству, заботам о процветании страны. На стенах были изображены люди, растившие хлеб, пасшие скот, изучавшие науки и строившие храмы, плывущие на кораблях под бдительным оком Амона-Ра и самой Хатшепсут, разумеется. За дверью им показали изображение зодчего Сенемота, предусмотрительно подписанное и, видимо, сделанное втихаря, с целью хоть как-то себя увековечить на своем творении. Сенемот не прогадал, сотворив такое безобразие в священном месте, кроме этой фрески от него больше ничего не осталось – его гробницу на территории храма Тутмос III велел сравнять с землей, а мумию выбросить. По тем временам это считалось у египтян самым худшим, что могло произойти с человеком. Душа непогребенного должным образом не попадала в Страну Вечного Блаженства и, следовательно, не могла надеяться на воскрешение. Путь туда был коварен и труден и фараоны, стремясь во что бы то ни стало попасть после смерти к своему небесному папочке, всегда повелевали на стенах своих усыпальниц изображать и записывать свой предполагаемый маршрут по загробному царству и все поджидавшие их на пути опасности и препятствия. Храм Хатшепсут нарушал и эту вековую традицию. На его стенах изображали жизнь – реальную, живую, настоящую, пусть под чутким руководством всего сонма богов и фараона, но жизнь… На втором ярусе Хатшепсут всеми возможными по тем временам средствами доказывала божественность своего происхождения. Тут не было даже изображений ее предков, только боги Египта, благословлявшие ее беременную матушку. Кем была беременна царица было и ежу понятно. Всё это должно было убедить любого, пришедшего сюда, что Хатшепсут – дочь Великого Амона-Ра, сошедшего с небес и навестившего ее мать царицу Яхмет в облике ее мужа Тутмоса I с определенными целями, в результате которых она, Хатшепсут, и появилась на свет. Вся эта галерея красочных рисунков завершалась сценой рождения принцессы в присутствии всех Богов Египта, одаривавшими ее в этот момент исключительно божественными качествами. Похоже, у Хатшепсут вопрос ее происхождения был идеей фикс. Влад понял это, когда стал всматриваться в одну из фресок, не понимая, что за клубок на ней изображен. Миша взял его за плечи и оттащил от стены метра на полтора. Влад пригляделся, и у него заполыхало лицо, уши, шея и даже ладони стали влажными. Клубком оказались родители Хатшепсут, очень увлеченные процессом ее зачатия. Влад, конечно, имел в своей скудной библиотеке «Камасутру», да и собственным опытом в таких делах обладал, но тут были другие ощущения, словно он случайно нашел домашнее видео или фотки кого-то из близких. Влад вспыхнул и отвернулся от стены. – Ну, что, Ваше Величество, – ухмыльнулся Дворецкий, – перед вами единственная в истории Египта, говоря современным языком, порнуха. И какая порнуха, не всякий гимнаст так… – Заткнись, – прошипел Влад, – это… Это… метафора. – Ага, счас, – Мишка отстранил Влада и подошел к фреске, – вот для таких сомневающихся ее и подписали. «Сцена зачатия великой царицы Хатшепсут ее родителями фараоном Тутмосом I и его супругой Яхмет». А чтоб уж совсем сомнения отпали, видишь, – он ткнул пальцем в основание стены, – ещё и описали подробно. – Черт, кто ж им такую письменность выдумал, – разворчался Влад, разглядывая ряды иероглифов под изображением , – картинки одни, не поймешь, как читать. – Не знаю, – пожал плечами Дворецкий, – писали они и правда, как попало, и сверху вниз и в разные стороны, а читать надо, куда головы у людей на иероглифах повернуты. Где-то тут должна быть табличка с переводом… – А без перевода слабо? – съехидничал Влад. – Слабо, – заглядывая за кувшины и статуэтки на полу у стен, ответил Мишка, – древнеегипетскую культуру я стороной в универе обходил. Ага, нашел… Нет уж, нет уж, Ваше Величество, – Миша ловко уворачивался от попыток Влада отнять у него заламинированный листок бумаги с английским переводом надписи, и вдруг обхватил Влада рукой за талию и крепко прижал к себе. Влад дернулся несколько раз, но понял, что не вырвется – хватка у Мишки была железная. Он огляделся. На галерее никого не было. «Ну, раз никто не видит, – мелькнула у него мысль, – тогда пусть», – так, что тут, – пробежал глазами по тексту Мишка, – «Царь Юга и Севера застал царицу, когда она почивала, и явил себя ей в лике и величии Бога». Да уж, явил, – фыркнул он и заметил, что Владик, закусив губу и чуть склонив голову, через его плечо косится на изображение на стене, – а вот это интересно… «Когда величие Бога удовлетворило свое желание…» Черт, там что так и написано или переводчик был эротоманом? «Повелитель обеих земель сказал: «Хатшепсут! Что означает первая из любимиц. Истинно таково будет имя моей дочери, ибо душа моя принадлежит ей, корона моя принадлежит ей, дабы правила она всеми землями, дабы правила она всеми живыми двойниками». – Двойниками? – дрожащим голосом прошептал Влад, едва дыша от ужаса. Барельеф был забыт, страх вернулся снова. Он судорожно обхватил Мишу за шею. – Господи, когда все это кончится? Я домой хочу… – Пойдем на воздух, – нервно сглотнул Миша, – тут дышать совсем нечем. В самом центре святилища было посвежее, и не было никаких фресок. Черные стены с креплениями для факелов и ламп и две каменные плиты на полу в самой глубине скалы – одна для Глаза Великого Амона-Ра, другая – для его же Золотой Ладьи. Считалось, что ни то ни другое -до наших времен не сохранилось. Мишка не позволил Владу задержаться в этом каменном склепе и вытащил на открытую часть террасы. Здесь, наверное, когда-то являла себя народу Хатшепсут, и все поклонялись ее божественному величию, и здесь, может быть, и окончилась ее земная жизнь. Миша стоял сзади, положив руки Владу на плечи и прикрыв глаза. Влад вспомнил, как они с Мишей стояли у фрески. «Господи, о чем я думаю», – спохватился он. Его мыслительный процесс был загадкой для него самого – слишком уж непоследовательны и непредсказуемы были его суждения. Ум Влада цеплялся порой за странные вещи и приходил к очень неожиданным выводам из, казалось бы, банальной ситуации. Вот и сейчас Влад почему-то думал о том, что у Мишки, наверное, очень теплый и уютный дом, где так приятно провести вдвоем вечер, зарывшись в подушки на мягком диване перед телевизором. А можно и без телевизора. Просто посидеть вдвоем в тишине и покое, защищенными от всего мира сильными и надежными объятьями. «Блин, – опомнился он, почувствовав, что расслабляется от таких приятных мыслей, – о сексе надо думать, глядя на такую фреску, а не о диване!». Он замотал головой. Начни он думать в этом направлении, ещё неизвестно, какие неожиданные мысли возникнут в его голове, и куда они его заведут. – Слышишь? – прошептал чуть слышно Мишка, вовремя отвлекая его от нежелательных раздумий. – Что? – Влад насторожился, но ничего не услышал. Он повернул голову к Мишке и неуверенно произнес, – ветер? В скалах шумит… – Нет, – губы Дворецкого чуть шевельнулись. Он сжал ладони Влада и скрестил руки у него на груди вместе со своими точно так же, как изображали у фараонов на фресках, – глаза закрой. Голоса… люди… Сегодня праздник. Золотая Ладья Великого Амона-Ра, обойдя улицы Города Мертвых, прибывает сюда – в самый главный храм на западном берегу, чтобы провести тут ночь, а утром отправиться на восточный берег Нила посетить храмы Города Живых. Десять прекрасных юношей несут ее на своих плечах, тысячи людей приветствуют ее перед храмом. Ладья плывет по ним, как по морю, и все падают ниц и простирают к ней руки. Жрецы в белых одеждах возносят хвалу Солнцу. Ладья поднимается в храм по лестнице, охраняемой сфинксами, на ступенях которой лежат дары и подношения, золото, серебро, шкуры животных, драгоценные кувшины с маслами и молоком, плоды, фрукты и пряности. Великая царица спускается с террасы, чтобы тоже поприветствовать возвращение духа и символа своего божественного отца и попросить у него удачи в делах и богатого урожая. Она велит принести в жертву рабов и животных и раздать беднякам пищу и одежду. Всю ночь вокруг стоящей на плите из чистого золота Ладьи будут гореть светильники, и юноши станут омывать ее ночным молоком священных коров, чтобы Бог Солнца Великий Амон-Ра смог возрожденным и полным сил и могущества взойти утром на небесный свод, начав новый годовой цикл своего путешествия, а она – правительница и жрица, будет стоять до этого момента на коленях перед святынями своей земли и молиться, чтобы солнце появилось утром над Верхним и Нижним Египтом, и его свет в царстве Великого Ра никогда не померк. Влад стоял, словно оцепенев. То ли обстановка великой древности, окружавшая его, совпала с душевным настроем, то ли фантазия у него разыгралась, но он ясно представлял себе и стоявшую на его месте в окружении жрецов Хатшепсут, и ее возлюбленного Сенемота рядом с ней, и ладью, плывущую сквозь толпу коленопреклоненного народа с пальмовыми листьями в руках, и даже лестницу, которой сейчас у храма не было, но тогда, три тысячи лет назад, она была. Точно, была, и вокруг храма рос прекрасный сад с диковинными деревьями и птицами, и в двух огромных озерах Т-образной формы цвели белые лилии, и блестела невероятно синяя вода. – Мишка, – Влад вздрогнул и обернулся к нему, – что это было? – Не знаю, – запинаясь, пробормотал тот, с трудом открывая глаза. Дворецкий был словно в трансе. Он потряс головой, окончательно отгоняя видение, – ты тоже видел? – Да, – Влад облизнул пересохшие губы, – я глаза закрыл, как ты велел, и все видел. Тут не все восстановили, – зачем-то добавил он. – Я знаю, – Миша взял его за руку, – пойдем отсюда, мы и так задержались. Они быстро прошли через террасу и каменный альков с постаментами, и хотели уже спускаться вниз по лестнице, как вдруг Влад остановился и потянул Мишку назад. – На котором из них стоял Глаз Амона-Ра? – спросил Влад у Мишки, повернувшись к гранитным плитам на полу святилища. – Наверное, вот на этом, – Дворецкий подошел к цепям, преграждавшим доступ туристам к постаментам, – для ладьи он маловат, а для камня в самый раз. Давай, – кивнул он, видя, что Влад хочет подойти ближе, – я предупрежу тебя, если кто по лестнице подниматься будет. – Ты не знаешь, что тут написано? – Влад, перешагнув через ограждение, присел перед плитой и провел пальцами по высеченным на поверхности камня иероглифам. – Не-а, – Мишка поискал глазами табличку с переводом, перелез через цепь, проигнорировав запрещающие знаки, подошел к сидевшему на корточках Владу и почти силой поднял его с пола и отвел в сторону, – пошли вниз, нечего тут торчать, а перевод спросим у кого-нибудь. Назад они ехали молча. На выходе из храма смотритель перевел им надпись на гранитной плите. «Я приношу тебя в дар, и откроешься ты тому, кто придет вслед за мной с солнцем в венах и любовью в сердце и захочет вернуть, то, что потерял – гласил текст завещания Хатшепсут на постаменте». Влада эти адресованные ему слова из древнего прошлого добили окончательно. Он сидел, закрыв глаза и, положив голову Мишке на плечо, но думать над таинственным и никем до сих пор не разгаданным пророчеством у него сил уже не было. Мишка тоже был шокирован открывшимся ему тайным смыслом надписи и пытался сейчас разложить по полочкам всю имеющуюся у них информацию. Все вроде бы было ясно и сходилось с их ситуацией. Оставалось только понять, как и что надо делать завтра у камня, чтобы всё вернулось на свои места. Глава 8. Когда они вернулись на восточный берег Нила, была уже непроглядная ночь. Влад, приезжая на восток и в тропики, так и не смог привыкнуть к такой быстрой смене времен суток. Здесь не было ни сумерек, ни рассветов, ночь опускалась сразу, и день начинался мгновенно, словно включали и выключали лампочку. Площадь, которая ещё несколько часов назад кишела туристами, торговцами, попрошайками и прочим местным и приезжим людом, была теперь совершенно пуста. Она казалась огромной, и словно вымерла с наступлением ночи. Все лавочки и магазинчики были закрыты, не было слышно ни звука, не наблюдалось никакого движения. Только уборщики торопливо подметали городскую площадь, тоже, видимо, стараясь побыстрее закончить и отправиться домой. – Где все-то? – удивился Влад, – попрятались, что ли? Новый год же, а тишина, как на кладбище. – Туристов – кого назад повезли, кто на теплоходы подался, а арабам Коран запрещает после захода солнца работать, – ответил Мишка, – и Новый год мусульмане тоже не празднуют. У них свои праздники… – Понятно, – протянул Влад, на всякий случай стараясь держаться поближе к Мишке. – Надо нам в Карнакский храм сходить. Тот с колоннами, помнишь? – Ночью? – округлил глаза Влад и посмотрел на возвышающееся справа громадное сооружение. У него даже мысли не возникло, что их туда не пустят, – там же страшно. – Там красиво, – возразил Миша, – это же не кладбище и не склеп. Это храм. Будешь потом вспоминать и хвастаться, что видел его не в духоте с толпой туристов, а со… – Мишка запнулся и продолжил, – а южной ночью в свете факелов. Только сначала какой-нибудь магазинчик все-таки надо найти – целый день по жаре и пыли ходили – футболки уже ни на что не похожи. Влад удивленно оглядел себя и Мишку. Как ни странно, тот был прав: если брюки у них были ещё ничего, то идти на вечеринку в мятых и испачканных соком фруктов футболках было и неприлично и неприятно. Магазинчик они отыскали, поймав какого-то аборигена. Хозяин недовольно оглядел их, но жадность оказалась сильнее религиозных канонов, и пару футболок он им все-таки продал. И насчет храма Мишка тоже оказался прав – такое зрелище Влад никогда забыть не сможет и вряд ли найдется ещё одно произведение архитектуры, которое заставить его пережить такие эмоции. Они стояли посередине храма перед статуей священного для древних египтян огромного рогатого жука совершенно одни, если не считать уборщиков, которые шуршали совками и метелками, сгребая оставшийся после туристов мусор. Тени колонн метались в свете развешанных между ними фонарей, вокруг которых порхали стайки каких-то ночных насекомых. Влад огляделся. Колонн было много, не менее пятнадцати стройных, геометрически безупречных рядов, на сколько хватало взгляда сплошь украшенных каменной резьбой. В этом неровном свете высеченные глубиной-то всего в полсантиметра фигурки людей, птиц и животных утратили яркость красок, но приобрели объем и дыхание. Они словно сияли изнутри и колонны стали казаться изваянными не из камня, а из тусклого молочно-белого стекла, едва пропускающего свет. Пытаясь охватить глазами всю эту красоту, Влад неожиданно понял, что вот такими они и должны быть, такими и хотел воплотить их в камне неизвестный художник и скульптор. Такими видели их люди три тысячи лет назад – нервными, мятущимися в игре света и теней, без следов реставрационных работ, современных красок и затертых гипсом трещин на взлетающих в небо исполинах. Стоявшему в центре храма Владу и правда казалось, что его окружает лес многовековых деревьев, тени которых образуют самый невероятный рисунок из четких прямых линий, который становится неузнаваемым, стоит только сделать шаг в сторону, и который невозможно отыскать снова, даже если попытаться опять встать на то же место. Он подумал, что вот в таком месте и должна плавать Ладья Амона-Ра, сияя золотом и драгоценностями среди величественных колонн. Миша неслышно подошел сзади и осторожно поднял владькино лицо за подбородок. Влад ахнул. Такого звездного неба он никогда не видел. Звезды были странно крупные, и, казалось, висят очень близко, над самой головой. Но самое удивительное было то, что их было видно только над залом с колоннами. За его границей он звезд почему-то разглядеть не мог. Это, и правда, было похоже на купол, но созданный над храмом Амона-Ра самим солнечным богом на все века и времена. Влад удивленно повернулся к Мишке. Он пожал плечами – такой оптический эффект разумному объяснению не поддавался. Да и если бы и можно было это как-то объяснить, Мишка бы не смог. Он смотрел в огромные черные глаза Влада, не в силах оторваться от сияния звезд в их глубине, и в горле было сухо, и язык совершенно не слушался. – Знаешь, – хрипло сказал он, с трудом переводя дыхание, – говорят, что когда рога этого скарабея скроются в песке, наступит конец света. Когда-то колонна, на которой он стоит, была такой же высоты, что и остальные, но потом вдруг стала опускаться в землю. Сейчас от нее осталось около двух метров, и ее высота уменьшается на два миллиметра в год. «Боже, что за чушь я несу, – подумал Мишка, обнимая Влада, – я же целовать его хочу». – Пойдем, Миш, – чуть слышно прошептал Влад, опуская глаза и высвобождаясь из его рук, – на пароход опоздаем. На пароход они успели, а к началу вечеринки все-таки опоздали. Пока принимали по очереди душ, пока Мишка рассылал поздравительные смс-ки и отвечал на звонки, пароход отчалил, и вечеринка началась. Заботливый капитан, заметив, что у новых гостей нет с собой ничего из личных вещей, распорядился, чтобы к возвращению молодых людей в их каюте было намного больше положенных постояльцам люкса вещей. В результате, бар оказался под завязку забит алкоголем; в ванной лежали горы полотенец, лишняя пара халатов и комнатных тапочек, а весь столик перед зеркалом оказался уставлен гелями, шампунями, кремами для бритья и всякими туалетными принадлежностями; фрукты, сигареты, салфетки и прочая гостиничная лабуда были обильно разложены на журнальном столике и на полочках. Хорошо ещё Влад не увидел, чем были заполнены ящики одной из прикроватных тумбочек. От изобилия всевозможных баночек и тюбиков с интимными средствами, разнообразных презервативов и затейливых сексшоповских аксессуаров второй обморок ему был бы тогда точно обеспечен. А потом произошло ещё кое-что, оставившее неприятный осадок в душе Влада. На мишкин мобильник позвонил Лазарев и потребовал к телефону будущего партнера по дуэту. – Будешь говорить? – спросил Миша, и, увидев, что Влад протягивает руку за телефоном, встал. – Я тогда пойду, переоденусь. – Привет, Владик! – услышал Влад возбужденный голос Лазарева вперемешку с чьим-то веселым смехом и звоном бокалов, – с наступающим тебя! Ты чего мобилу отключил. Этот отобрал, что ли? Андрей! Без меня не открывай! – крикнул он кому-то, забыв прикрыть трубку рукой. – Здравствуй, Сереж, – совершенно спокойно ответил Влад, – этого зовут Михаил, если ты помнишь. – Ладно, хрен с ним, – отмахнулся Лазарев, – ты когда вернешься? Я название нашему дуэту придумал! Ни в жизнь не догадаешься, какое! – Смэш. И это не ты придумал, – врезал по самолюбию и апломбу Сергея Влад, и усмехнулся потрясенному молчанию на другом конце линии, – ты хоть знаешь, как это переводится? – А… А… А ты откуда знаешь? – оторопело пробормотал Серега, – переводится, как удар, который нельзя отбить. Как раз про меня, то есть про нас… – Ты прав. Это – про тебя, – ледяным тоном отпарировал Влад, – мне ты приготовил другой перевод – разбить вдребезги… – Тебя Мишка опять против меня настраивает? – зло спросил Сергей, – не верь ему. Я люблю тебя. Ты ведь не спишь с ним? – Что?! – Влад было взвился, но тут же взял себя в руки и вернулся к насмешливо- презрительному тону, который всегда так бесил Лазарева, – ты настолько меня любишь, что отпустил меня с ним отдыхать, и теперь у тебя ещё язык поворачивается спрашивать, сплю ли я с ним? Я же не спрашиваю тебя, спишь ли ты с Федоровым в мое отсутствие. Кстати, поблагодари его за название, но оно меня не устраивает. Последний удар Влад нанес наугад, но по невнятному бульканью и заиканию в трубке понял, что попал в цель. Лазарев и тут высокими моральными принципами себя не обременял и порядочностью не отличался. Влад отключил мобильник, взял с кровати забытую Мишкой новую футболку и постучался в ванную комнату. Ответа не последовало, и он осторожно приоткрыл дверь. Миша сидел на краю ванны и курил. Влад впервые увидел его с сигаретой. До этого он понятия не имел, что тот курит – в дыхании Мишки он не ощущал даже намека на запах табака. – Прости, больше не буду, – виновато улыбнулся Дворецкий, – я знаю – певцу вредно дышать дымом. – Я наорал на Лазарева, – Влад присел перед Мишей на корточки и положил голову ему в ладони, – он и тут… Ну, в общем, спит не только со мной… Андрей Федоров, – ответил он на мишкин немой вопрос, – не знаю, кто он тут у вас, у нас пресс-менеджер «Юниверсал»… – Журналюга из одной бульварной газетенки, – кивнул Мишка и прижался щекой к владькиной макушке, – зря ты это. Ничего уже не изменишь. Он ещё подумает, что ты ревнуешь… – Наверное, ты прав, – Влад поднялся, развернул сложенную футболку и просунул в ворот мишину опущенную голову, – давай вставай, одевайся, и пойдем, а то весь праздник пропустим. Праздник оказался очень даже ничего, не пафосным, а вполне демократичным и веселым, с конкурсами, танцами, караоке и на удивление приличным шампанским и шведским столом. Влада немного беспокоило, что у них с Мишкой нет подобающей мероприятию одежды, но пассажирами круизного лайнера оказались, в основном, молодые англичане и немцы, для которых футболки и шорты в новогоднюю ночь были вполне уместны. На танцполе ведущие развлекали народ, устраивая розыгрыши и конкурсы в перерывах между танцами. Влад, сидя на мягком диване рядом с Мишкой совсем недалеко от сцены, потягивал коктейль и делал вид, что так увлечен происходящим, что совсем не замечает, как мишина ладонь, не спеша, путешествует от его бедра до плеча и обратно. Влад украдкой разглядывал гей-парочки, сидевшие за столиками по соседству, которые были довольно нежны друг с другом и ничуть этого не стеснялись. Это вызывало у Влада жгучий, но тщательно скрываемый, как ему казалось, интерес. К его удивлению, на них и их отношения никто не обращал никакого внимания, и он, махнув для храбрости рюмку коньяка, решил впервые в жизни попробовать то, на что в своем мире он никогда бы не осмелился – вести себя с мужчиной при посторонних почти точно так же, как вели себя остальные гости на вечеринке. Оказалось, это чертовски приятное чувство, когда не нужно прятаться, отшатываться при виде официанта и фотокамер. Можно улыбаться Мишке, держать его под руку, ловить на себе заинтересованные и чуточку завистливые взгляды других парней и задирать нос, не скрывая довольной улыбки от того, что именно он пришел на тусовку с самым классным парнем из всех. Только Влад почему-то краснел и отворачивался, когда эти парочки прилюдно целовались, танцуя медленные танцы. Его очень смущало то, что они не смущались ни капли, делая это у всех на виду. Он себе такого никогда не позволял даже с девчонками. – Как тебе? Нравится? – Миша склонился к его уху, чтобы Влад мог услышать его через грохот музыки. – Ага, – улыбнулся тот чуть смущенно, – классно! Миша улыбнулся в ответ и потерся виском о владькино плечо. Он давно уже не отрывал глаз от раскрасневшегося от алкоголя и жары лица своего спутника. Он чувствовал его горячее тело под тонкой тканью футболки, в любой момент мог провести невзначай рукой по дурацким татуировкам, коснуться щекой светлой челки и с трудом сдерживался, чтобы не расцеловать россыпь родинок на его лице. Тщательно скрываемое волнение, любопытство и смущение делали Влада совершенно очаровательным в этот вечер. Мишка оглядел зал. Похоже, это оценил не только он. По крайней мере, трое парней тут же отвернулись и стали смотреть в другую сторону. Он поцеловал Влада в висок и сжал его локоть, давая понять, что это только его, и остальным тут ничего не светит. Мишка вдруг поймал себя на мысли, что готов отдать всё, лишь бы это было правдой. Он влюблялся. Стремительно, неотвратимо и бесповоротно, проклиная странные обстоятельства, при которых это происходило. Если бы они просто встретились, случайно, как обычно встречаются люди, это стало бы для него началом новой жизни, и если бы не было этого внешнего сходства с его бывшим возлюбленным, которое сейчас только смущало Мишку, все время заставляя его сомневаться и путаться в своих чувствах к сидевшему рядом юноше. Официант протянул ему записку – парень с соседнего столика просил у него разрешения пригласить Влада на танец. Мишка скомкал бумажку и бросил в пепельницу. – Пошли, потанцуем, – сказал он в ответ на недоуменный взгляд Влада и повел его на танцпол. Влад улыбался. Почему все всегда говорили, что танцевать ему не дано? С Мишкой всё получалось отлично, он даже на ногу ему ни разу не наступил. Руки и ноги почему-то всегда оказывались там, где надо. Особенно мишкины руки. Они всегда подхватывали, поддерживали, ловили его в тот момент, когда он, казалось, вот-вот оступится или собьется с ритма. Через пару танцев Влад стал отлично справляться с быстрыми ритмами. С медленными было сложнее. Мешали волнение, касания рук и разгоряченных тел, запах мишкиной кожи тоже отвлекал от фигур, и Влад казался себе неуклюжим и неповоротливым, пытаясь выполнить вслед за партнером несложные танцевальные па, и виновато улыбался, то и дело натыкаясь на его кроссовки. В конце концов, Мишке это надоело, и он просто обнял Влада, медленно двигаясь в танце и поглаживая его спину под тихий голос Селин Дион. Влад сиял своей самой загадочной улыбкой, положив голову на мишкино плечо. Он знал, что быть среди людей в объятьях мужчины с таким довольным лицом неприлично, но контролировать эту улыбку у него не получалось. Влад раздосадованно поморщился – ритм неожиданно сменился, и танцевать в обнимку стало невозможно. Мелодия, кажется из «Запаха женщины» с Аль Пачино… Он ее знал… Когда-то давно и безуспешно его пытались научить танцевать танго именно под эту музыку. Влад виновато посмотрел на Мишку и отстранился, давая понять, что это он станцевать не сможет, но тот вдруг резко притянул его к себе и положил владькину ладонь на своё плечо. – Прижмись крепче и смотри мне в глаза, – шепнул Миша замершему в его руках Владу, – у танго ритм сердца. Как услышишь, что он у нас с тобой один на двоих – тогда вперед… Шаг влево и первый поворот они сделали абсолютно синхронно. – Отлично, – снова шепнул Мишка, – забудь всё, чему тебя пытались научить. Слушай сердце… Шаги, повороты, движения рук, корпуса, головы... Синхронные, резкие, плавные, глаза в глаза и ни единой ошибки в фигурах сложного танца. Шаг влево, назад, вправо, одна рука Мишки на его шее, другая – на талии… То же самое, но в другом направлении… Блеск глаз, полуоткрытый рот, еле сдерживаемая страсть и волнение в каждом жесте и касании… Проход через весь танцпол… Он чуть отпускает и тут же резким рывком прижимает к себе снова, да так сильно, что перехватывает дыхание, и сердце, кажется вот-вот выпрыгнет из груди. Они останавливаются… Мишка медленно обходит его, рука скользит по талии… Влад поворачивает голову, стараясь поскорее снова поймать взгляд партнера, почувствовать его дыхание на своем лице… Но тот замирает, так и не завершив этот круг, чуть-чуть позади, и приходится повернуться и запрокинуть голову, чтобы не потерять, не упустить, увидеть глаза… У Влада в голове шумело, лицо Мишки было так близко, что он видел каждую ресничку, каждую родинку, тонкие морщинки в уголках глаз и крохотный порез от бритвы на подбородке. Влад нерешительно дотянулся губами до его щеки и тут же почувствовал осторожную цепочку поцелуев спускающихся от лба к шее, и не услышал последних аккордов замирающей музыки… Влад вздрогнул от шквала аплодисментов. Он вдруг понял, что они стоят на танцполе одни, больше никто не решился выйти танцевать танго, и что он уже неизвестно сколько времени целуется с Мишкой на глазах у всех. Он понимал, что поступает неправильно, что это надо прекратить немедленно, но так его ещё никто никогда не целовал – страстно, нежно, ловя каждое движение языка и губ… «К черту, – подумал Влад, крепче прижимаясь к Мишке, – пусть нельзя, пусть не меня, пусть смотрят, пусть…» Но Мишка вдруг разжал объятья и отстранил Влада. Он открыл глаза, не понимая, что происходит. Зачем он его отпустил? Мишка же чувствовал, что Владу хочет продолжать целоваться. – Солнышко мое, с Новым годом! – с нежностью прошептал Мишка, держа в ладонях владькино лицо и легонько касаясь поцелуями его полураскрытых губ. – С Новым Годом, Миш, – счастливо прошептал Влад, беря у официанта бокал. – Между прочим, это наше шампанское, – улыбнулся Мишка, сделав глоток и снова притягивая Влада к себе за талию. – Почему? – удивился тот, и поставив на столик пустой бокал, обнял Дворецкого за шею. – Мы его выиграли, – Мишка крепче прижал к себе Влада и поцеловал его в нос, – в конкурсе на лучший танец. Хотя мы, наверное, выглядели по-идиотски, танцуя танго в кроссовках. – Я-то уж точно идиот, – Влад убрал руки с мишкиных плеч и отодвинулся, – понятно. Так это всего лишь конкурс был… А я-то думал, чего ты так разнежничался… – Влад! Подожди, – Мишка рванулся за ним, но запутался в толпе гостей, и тот исчез из виду. Он нашел Влада на нижней палубе у спасательных шлюпок. Влад стоял, вцепившись в поручни, и его спина вздрагивала от еле сдерживаемых рыданий. Ему было больно. И не из-за этого чертова конкурса. Конкурс – ерунда, мелочь. Дело было в поцелуе – необыкновенном, нереальном, волшебном, от которого подкашивались ноги, и мир разлетался на куски. Но он оказался неискренним, лживым. Влад ждал поцелуя, Мишка увидел это и тут же воспользовался ситуацией. И выиграл… Влад откликнулся сразу, не задумываясь, всей душой и телом. И теперь у него ком стоял в горле, потому что Влад не мог понять, как можно так целовать и при этом любовь, страсть, желание чувствовать к другому. Как он мог забыть, что все подлинные и искренние чувства Мишка испытывает не к нему, а к своему потерянному возлюбленному, а он сам всего лишь подделка, копия, не имеющая права претендовать на чувства. Такой сильной и нежной любви достоин только оригинал – единственный и неповторимый. – Уйди, – всхлипнул Влад, пытаясь движением плеч скинуть наброшенную Мишкой ему на спину ветровку, – как приедем, отвези меня к камню и получишь назад своего Влада. – Возьмешь меня с собой в твой мир? – прошептал Миша, оторвав Влада от поручней и прижимая его к себе, – я люблю тебя. – Неправда, – попытался вздохнуть Влад и чуть-чуть ослабить кольцо стиснувших его рук, – ты любишь во мне своего исчезнувшего Влада. Ты целуешь и обнимаешь его. Со мной ты только конкурсы выигрываешь на гей-вечеринках, – обиженно всхлипнул он. – Мне достался самый упрямый и самый бестолковый из всех фараоновских потомков, – Мишка вздохнул и уткнулся носом Владу в волосы, не обращая внимания на больно упиравшиеся ему в ребра локти, – ты же любишь меня. Ещё боишься, ещё сопротивляешься, но сам знаешь, что уже любишь, и знаешь, что я тоже тебя люблю. Ты понял это, когда я целовал тебя на танцполе. Так не целуют, когда в мыслях другой, и так не отвечают на поцелуй нелюбимого. – В «Обероне» ты целовал не меня, – в тоне Влада проскользнула нотка ревности, и Мишка чуть заметно улыбнулся. – Это совершенно точно… – А ты искал в «Обероне» не меня, а Лазарева – ответил Миша, осторожно целуя родинки на лице Влада и чувствуя, как тот слабеет в его руках, – и никогда бы ты не кинулся ко мне на шею, если бы он там оказался. У нас с тобой есть прошлое. От него никуда не денешься, но ты обнял меня, и у нас появилось будущее. – Ты правда любишь меня? Я так боюсь снова ошибиться, – Влад прижался щекой к мишкиной груди, припоминая, как он, не зная еще, что с ним произошло, жалел, что Мишка на отдыхе без Лазарева, и как надеялся на Серегину помощь, и вздохнул, – мне так страшно довериться кому-то, полюбить ещё раз. Мишка, любимый, – Влад вдруг поднял голову и отчаянно зашептал, – может, если мы расстанемся прямо сейчас, мы ещё как-то сможем справиться, сможем жить друг без друга? – Не сможем, солнышко, – Мишка, не отрываясь, смотрел на огромные звезды, сиявшие в глубине любимых глаз, и почувствовал, как Влад обнял его за шею и прильнул к нему. Его локти перестали упираться Мишке в грудь, и он смог прижать свое солнышко к себе по настоящему, – какая бы сила не притащила тебя сюда корректировать детали твоего существования, как выразился Фанри, она может убираться к черту. Я тебя не отдам ни богам, ни людям. Я пойду за тобой куда угодно и на каких угодно условиях. Только не уходи без меня… Я не отпущу тебя назад одного. Умру, но не отпущу… – Миш, ты чего? – Влад провел ладонью по его влажной щеке и удивленно посмотрел на него, – плачешь? – Влад обхватил его за шею и коснулся мишкиных губ с тихим стоном. – Я так долго ждал тебя в своем мире, я же давно твой, весь твой… Мишка замер на несколько секунд, перехватил владькины губы и почувствовал, как тонет вместе с ним в самом восхитительном поцелуе в своей жизни. Мир вокруг облегченно вздохнул, прошелестев ветром по речным камышам у берегов Нила и серым камням у древних Пирамид. В нем наконец-то всё встало на свои места. Эти двое целый час пытались что-то сказать друг другу, что-то объяснить, что-то понять, путаясь в мыслях и не находя слов, там где нужен был только поцелуй с закрытыми глазами, где достаточно было просто принять друг друга без условий и колебаний, поверить чувствам без долгих объяснений и не предъявлять никаких доказательств их искренности и подлинности, где нужно было просто использовать данную им свыше последнюю возможность обрести любовь и счастье. Глава 9. Влад проснулся от солнечного света, бившего через иллюминатор ему прямо в лицо. Он осторожно потянулся, стараясь не разбудить обнимавшего его Мишку, и прислушался к ощущениям своего тела. Тело чувствовало рядом любимого человека и блаженствовало. Влад, прищурившись, оглядел доступное его глазам пространство каюты, и вспыхнул, прочитав надпись на английском на одной из баночек, стоявших на тумбочке с мишкиной стороны кровати. Он скосил глаза вниз и покраснел ещё больше. Влад обшарил взглядом смятую постель, и, послав свою запоздавшую стеснительность к черту, снова улегся, поняв, что прикрыться хотя бы до пояса не получится, потому что до скомканной простыни на краю кровати ему ни за что не дотянуться. Можно, конечно, попытаться подцепить ее ногой, но тогда пришлось бы поворочаться, а он не знал, насколько крепко Мишка спит после секса, и боялся его потревожить. При мысли о сексе у Влада все сладко сжалось внутри. Это ночью у него было нечто большее, чем потрясающий секс. Секс, даже хороший, Влад обычно помнил, четко фиксируя в мозгу роли, позы и технику, и всегда мог представить себя с партнером как бы со стороны. Даже, когда он трахался с кем-то пьяный в стельку, он никогда не забывал, где он и с кем, и держал процесс под контролем. Сейчас, спроси его кто-то о том, что было этой ночью, в ответ этот любопытный наглец получил бы лишь глуповато-довольную улыбку. Ум Влада ничего не помнил, тело знало только, что получило удовольствие, о возможности существования которого и не подозревало и уж, конечно, не мечтало. О контроле над ситуацией речь вообще не шла. Сначала он попробовал покомандовать и поуказывать Мишке, как лечь, куда положить руку, как возбудить его, но тот только ухмыльнулся на все эти владькины поползновения, поцеловал его как-то странно под подбородком и вдруг сделал что-то, от чего он моментально ухнул в какой-то омут и дальше ничего уже не видел и не слышал, отдавшись невероятным тактильным ощущениям. Он даже не мог точно сказать, когда Мишка овладел им. Он только знал, что это было и не однажды. С Сергеем он определял этот момент по надвигающейся боли, он думал, что так всегда и должно быть, принимал это как неизбежность, и даже представить себе не мог, что боли может не быть вовсе. Влад осторожно оторвал щеку от мишкиной груди, медленно поменял позу и стал, едва касаясь, пальцем водить по его губам, носу и вокруг глаз. Он улыбнулся. Рука, лежавшая на его животе, заскользила по спине, потом по плечу и сжала ладонь… – С добрым утром, солнышко, – Мишка открыл глаза и прижал подушечки шаловливых пальцев к своим губам. – С добрым утром, – улыбнулся Влад, легкими поцелуями подбираясь по мишкиной груди и шее к его губам. Когда его губы наконец-то добрались, куда хотели, Миша ловко перевернул Влада на спину, прижал к смятым простыням, и он растворился в бесконечном поцелуе. – Как ты себя чувствуешь? – Мишка оторвался от Влада и провел тыльной стороной ладони по его щеке. Влад удивленно распахнул глаза от столь неожиданного вопроса, – понятно, – понял по его реакции Мишка, – тебя никогда об этом не спрашивали… – Не-а, меня спрашивали «Ну как?» или «Как я тебе?», – Влад взъерошил мишкины волосы, – отвечаю сразу на все три вопроса «Потрясающе». Я даже представить себе не мог, что так бывает. Думал, только в книжках так пишут… – Это кто ж тебе такие книжки давал читать? – Мишка, ухмыляясь, дотянулся до простыни, накрыл ею себя и Влада и лег на подушку, закинув руки за голову, – это потому что у тебя все было в первый раз. – Дворецкий, – зевнул Влад, усаживаясь возле Мишки и пытаясь натянуть уголок простыни себе на колени, – будешь обращаться со мной как с ребенком, получишь в глаз. Как это в первый раз? А Лазарев? – ляпнул он и тут же осекся, с опозданием вспомнив вычитанное им где-то одно из главных правил сексуальной жизни – ни в коем случае не говорить с партнером в постели о бывших романах и уж тем более не сравнивать их. – Иди-ка сюда, – Миша взял Влада за локти и уложил к себе на грудь, – Лазарева убить мало, за то, что он сделал с тобой. Я полночи промучился, пока ты перестал меня бояться и смог раскрыться. Ты был так зажат и закомплексован, кошмар какой-то. – Всё было так плохо, – погрустнел Владик, – прости меня. Серый мне тоже говорил, что я как бревно в постели… – Идиот твой Серый, – в сердцах бросил Мишка, но спохватившись, обнял Влада покрепче и поцеловал взъерошенную макушку, – все было прекрасно. С тобой любовью надо заниматься, а не сексом. Бережно, нежно, – Влад закрыл глаза, чувствуя горячее дыхание на своих волосах и ласковые поглаживания по спине, – тебя нужно ждать и ни в коем случае не торопить, и тогда ты расцветаешь. Ты божественен, когда отдаешься сам. Не зря в тебе течет кровь великих… – Да ну тебя, Миш, – со стоном прошептал срывающимся голосом Влад. Ласки Мишки стали чересчур откровенными, и он начал заводиться, – ерунда это про великих. Я люблю тебя… Я хочу тебя… – Есть идея, – Мишка вдруг сел на кровати, притянул Влада к себе на колени и поцеловал его затуманенные глаза, – помнишь фреску в храме? – Миш, ты что обалдел! – брови Влада взлетели на лоб, когда до него дошло, на что тот намекает, и он смущенно потупился, вспомнив развратную позу родственников, – я не смогу так. Я ж не акробат… – Я тебя держать буду, – загорелся Мишка, видя, что Влад, в принципе, не против воплотить изображение на стене в жизнь, – крепко и осторожно… – Ну, если уронишь, – закусил губу Влад, усаживаясь поудобнее и обхватывая мишину поясницу ногами, – я тебе голову оторву. – Не бойся, – Миша подхватил откинувшегося назад Влада, слегка приподнял его и почувствовал дрожь ожидания и желания в выгнувшемся ему навстречу юном теле. Через час они лежали рядом не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. У Влада ныла спина, и он подозревал, что на мягком месте остались синяки от мишкиных пальцев, но полученные впечатления того стоили. – Что, Дворецкий, – ехидно осведомился он, глядя на покрытое потом тело Мишки, – чуть не облажался? Хорошо, что у тебя руки сильные. – Да уж, – выдохнул тот, – не зря качался. Не представляю, как в такой позе они могли кого-то зачать. Ты как? Нормально? – спохватился он. – Нормально, – довольно сощурился Влад, все ещё наслаждаясь сладкой истомой во всем теле, – очень нормально, только спина немного побаливает. – Тогда переворачивайся на живот, – скомандовал Мишка, садясь на кровати и потянувшись так, что хрустнули кости. – Э-э, Миш, – облизнул губы Влад, – можно, я отдохну немножко. Я не против, если ты сейчас хочешь… Но я устал чуть-чуть… – Эх, Ваше Величество, Ваше Величество, – рассмеялся он в ответ, разминая пальцы, – что ж у вас один секс на уме? Ложись, наследничек, массаж тебе сделаю, спина не так болеть будет… Влад сидел на кровати, высушивая полотенцем волосы. Было около двенадцати часов дня, когда они приплыли в Каир. Мишка пошел расплатиться с капитаном за предоставленную каюту. Когда он вернется, они наймут машину и поедут к Пирамидам на то самое место, где Глаз Амона-Ра отправит Влада домой. Миша верит, что пойдет с ним в его мир, а Влад знает, что это невозможно. Камень починится только человеку с такой же, как у него, солнечной кровью, что он может сделать с тем, кто нарушит это правило, только богу Амону известно. Скорее всего, уничтожит смельчака, а Влад слишком сильно любит Мишу, чтобы так рисковать его жизнью. Он старался не думать, как он будет дома справляться с тем, что произошло с ним здесь. Наверное, есть какие-то радикальные средства забыть всё – гипноз или колдуны разные. С таким сильным чувством ему самому не справиться, а если жить, сжавшись в воспоминаниях и тоске по любимому, можно и с ума сойти. Двойник Миши в его мире ему был не нужен. Это он знал теперь совершенно точно. Ему никто был не нужен ни в каком мире. Может, у Миши и наладится тут всё. Может, его Влад всё понял, всё осознал и вернется к нему, может, у них еще есть шанс всё исправить, не зря же они в Египет приехали вместе. «Как же там у Хатшепсут с Сенемотом всё получилось? – думал Влад, – как она его заполучила из другого мира? Неужели они были настолько эгоистичны в своих чувствах, что их совершенно не заботила судьба несчастного, отправленного ими в другой мир, ради того, чтобы они смогли соединиться друг с другом? На чужом несчастье счастья не построишь, – вспомнилась ему любимая поговорка матери. Я так не смогу… Отец всегда твердил, что из любой ситуации можно найти выход, если хорошенько ее обдумать. И что? Вот она – ситуация и сколько над ней не думай – выхода нет». Влад бросил полотенце на пол и тряхнул головой. Главное сейчас не это. Главное – как-то удержать Мишку там у камня, чтобы он не рванул вслед за ним. Глаз Амона-Ра может убить его, а это… Нет, только не это… Пусть разлука, расставание, забвение, пусть он его навсегда потеряет, но только пусть живет, только пусть не умирает… – Солнышко, – голос Мишки прервал его мысли, – пойдем. Я все закончил тут. – Миш, постой, – остановил Влад развернувшегося к двери Мишу. Голос предательски задрожал, – подожди. – Что с тобой? – Миша с тревогой смотрел в глаза Владу. – Родной мой, что случилось? – Прости меня, – всхлипнул Влад, – я все наврал тебе… Я не люблю тебя, и домой я вернусь один. Это было… Курортный роман… Ты же знаешь, какие артисты легкомысленные, – Влад сжал зубы изо всех сил и уставился в пол, стараясь не разреветься. – Почему? – Мишка сжал его плечи и привлек к себе. – Потому что нельзя полюбить человека за два дня, – Влад выдал первое, что пришло ему в голову, и безнадежно попытался сделать свой голос твердым и уверенным, – я слишком ненавидел тебя там, чтобы суметь перестать это делать здесь. И туда можно пройти только обменявшись с двойником. Иначе будет нарушено равновесие между мирами, – последнюю фразу Влад позаимствовал для убедительности из какого-то Голливудского фильма. – Плевать я хотел на равновесие. Приду туда и с равновесием разберусь, – Мишка взял в ладони лицо Влада и заглянул в его полные слез глаза, – ты любишь меня, и ты почему-то мне врешь, – он осторожно коснулся поцелуем дрожащих губ Влада. Тот несколько секунд пытался сдержаться, но не смог и, обхватив Мишку за шею, впился в его губы. – Люблю тебя, люблю, – шептал Влад, теряясь в страстных поцелуях, – он тебя убьет.. Он не позволит тебе идти со мной… Не пустит… – Я обниму тебя. Очень крепко, – Мишка сжал Влада так, что ему стало больно и невозможно вздохнуть, – и ему придется уступить. – Пообещай мне, – прошептал Влад, глотая слезы, – что отпустишь меня, если твоей жизни будет угрожать... – Нет, – не дал ему договорить Мишка, – я пойду до конца. – Тогда пообещай, – опустил глаза Влад, – что отпустишь, если опасность будет угрожать мне. – Я… Не знаю… Тогда я потащу тебя назад в свой мир, – с трудом произнес он, – мне все равно, в каком мире жить. Лишь бы с тобой, – Мишка замолчал. Пауза становилась все длиннее, – отпущу, – еле выдавил он и отвернулся. – Хорошо, – улыбнулся Влад, открывая дверь в ванную, – тогда я пойду приведу себя в порядок и поедем туда. Влад уже минут десять умывался ледяной водой, чтобы скрыть следы слез и привести в нормальное состояние расстроенное лицо, когда за дверью что-то загремело. Он фыркнул, разбрызгивая воду – Мишка-растяпа, наверное, что-то уронил. Он ещё минут пять поплескался, вытер лицо и руки, вышел из ванны и замер – дверь в коридор была открыта, кресло и столик перевернуты, на полу валялась мишкина ветровка, и в каюте было пусто. Влад выскочил в коридор – ни слева, ни справа не было ни души. Он испугался. Мишка бросить его и сбежать, да ещё с таким шумом, не мог, и, если бы решил на время уйти, то обязательно бы предупредил. Влад метнулся к телефону, чтобы сообщить хоть кому-то о случившемся… и медленно положил трубку на рычаг. На стене над телефоном скотчем был прилеплен белый листок бумаги с коротким английским текстом. «Ваше Величество, если Вам дорога жизнь Вашего друга, Вы знаете, куда Вам нужно прийти, и где Вас ждут с почтением и уважением». Влад без сил опустился на кровать. Кто-то ещё знает про него. Они похитили Мишку. Они хотят, чтобы он пришел к камню. Конечно, без него они камень не увидят. Влад задумался, припоминая всё, что удалось им разузнать о Глазе Амона-Ра… Через двадцать минут он встал с кровати, сорвал со стены и сунул в карман записку, поднял с пола и обшарил карманы мишкиной ветровки, их документы и деньги, слава Богу, похитители не унесли, и вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь. У трапа он отдал ключ от каюты дежурному матросу, выслушал его советы по прокату автомобилей в Каире и спустился на набережную. Через полчаса он уже ехал по оживленной улице к южной окраине Каира в арендованном на одни сутки джипе, уверив за сотню баксов владельца авто, что на правах красуется именно его фото, и снова и снова обдумывал сложившуюся ситуацию. Он отдаст и этот чертов камень и откроет им все дороги во все параллельные миры, в общем, сделает всё, что эти люди захотят, лишь бы вытащить Мишку из их лап. Он же ни в чем не виноват и не имеет к делам Хатшепсут никакого отношения. Никакого… Влад ударил по тормозам, вокруг заорали, заверещали десятки машин и водителей, но он сидел тупо уставившись в ветровое стекло и не обращая на них ни малейшего внимания… Какой–то усатый араб подскочил к дверце джипа и, что-то громко крича, замахал на него руками. Влад поднял голову, кивнул и медленно поехал дальше по улице, ориентируясь на вершины Пирамид на окраине города. – Простите, но сегодня выходной день и храмовый комплекс закрыт для осмотра, – офицер у шлагбаума плохо говорил по-английски, но был вежлив и предупредителен. – Меня ждут, – поднял на него совершенно спокойный и холодный взгляд Влад. В глазах военного мелькнули почтение и страх, и он торопливо махнул рукой солдатам, приказывая пропустить машину. Влад остановился на совершенно пустой стоянке. Он переложил все имеющиеся у него документы и деньги из карманов в бардачок, посидел несколько секунд, задумчиво постукивая пальцами по рулевому колесу, затем застегнул поплотнее ветровку и решительно вылез из машины. Он не стал закрывать джип, только заглушил двигатель, оставив ключ в замке зажигания, и быстро пошел по дорожке, огибающей пирамиду Хефрена к рассыпанным за ней каменным глыбам. Конец пути Влад проделал почти бегом. Он выскочил на площадку и замер. Вокруг него стояли около полусотни людей в белоснежных халатах. При его появлении по толпе пробежал ропот. Влад окинул взглядом плато. Его зрачки расширились от испуга и удивления, и он опрометью бросился к сидевшему на песке под охраной двух мужчин Мишке. Остановить его никто не посмел. – Миш, что они сделали с тобой? – Влад упал на колени и обхватил его руками, – Что им нужно от нас? – Владька, глупый, – Мишка с трудом сфокусировал на нем свой взгляд. Ударили его, видно, сильно. Влад вздрогнул, увидев у него на левом виске довольно глубокую рану и запекшуюся кровь на лице. – Зачем ты пришел? Они убьют тебя… Им нужен камень… Я только приманка, чтобы заполучить тебя. Они не посмели тащить фараона силой. – Тише, любимый, молчи, – зашептал Влад, обнимая и целуя его, – я что-нибудь придумаю. Ты только молчи, – Мишка застонал. Влад, лаская его, задел висок, и из раны потекла кровь. Он аккуратно стер ладонью алое пятно с мишкиной щеки и поднял голову, – вы, – обреченно вздохнул он, глядя снизу вверх на подошедшего к ним человека, – я так и знал. Что вам нужно? – Мы – жрецы Великого Амона-Ра, – профессор Фанри обвел рукой стоявшую вокруг них толпу людей, – нам нужен Его Глаз. В подарок от тебя – потомка и наследника Хатшепсут. Мы три тысячи лет следим и проверяем всех, кто начинает интересоваться им, надеясь, что найдется тот, кто поможет нам обрести реликвию. Хатшепсут осквернила Дар Бога, позволив такому как он, – Фанри кивнул на Мишку, – видеть его, и теперь он принадлежит нам. – Влад! Не делай этого. Они убьют тебя, за то же преступление, что и ее – любовь к недостойному, как только получат камень из твоих рук, – Миша прижал Влада к себе, не зная, что делать, как защитить его от этих фанатиков и проклиная собственное бессилие в этой ситуации. – Уберите его, – резко сказал Фанри. Двое мужчин оторвали Мишку от Влада. Толпа расступилась, пропуская жрецов, тащивших пленника, и снова сомкнулась вокруг него. – Не трогайте его! – дернулся Влад. Он перестал видеть Мишку за белыми халатами столпившихся вокруг него людей и испугался, что те двое с ним что-нибудь сделают, – я всё отдам, только отпустите его. Зачем он вам? У вас же есть я! – Позже, – ответил профессор, – отдай камень и знания, как им пользоваться, и я освобожу вас обоих. Мишка вздрогнул и попытался встать. Охранники, бросив его на песок, снова слились с толпой своих соратников, боясь пропустить что-то из происходящего. Он ничего не видел за белыми спинами и с трудом разбирал слова за людским гомоном и ропотом, но в голосе Фанри ему почудилась угроза. Он был в отчаянии. Этим безумцам не объяснишь, что Влад ничего не знает о камне и понятия не имеет, как тот работает, что произошло странное, необъяснимое стечение неведомых обстоятельств, и Глаз Амона-Ра открылся сам для двоих в параллельных мирах, меняя их местами без их желания и воли. Они не поверят и будут требовать свое, пока не замучают Владьку до смерти. Мишка рванулся из последних сил к Владу, расталкивая жрецов, и остолбенел в паре метров от него и открывшейся взору картины. Камень сиял матовым блеском прямо за спиной Влада, и тот стоял на самой кромке черной, как ночь, тени. – Беги! Назад! – закричал Мишка, отбиваясь от налетевших на него людей, – его никто не видит! Я отпускаю тебя! Только живи! Фанри и жрецы, отвлеченные выходкой Мишки, кинулись к камню, когда было уже поздно. Влад сделал шаг назад, и черные стены мрака взметнулись с земли, отделяя и закрывая юного фараона от враждебного мира. Фанри оказался ближе всех к камню. Он рванулся к Владу и тут же отлетел от сумеречных стен. – Я убью его, если ты не вернешься! – закричал он, снова и снова кидаясь на черные стены. Мрак застыл, едва закрыв верхушку Глаза, стены остановились, перестав расти. Все замерли в ожидании и страхе перед неведомой силой. Мрак рассыпался, как песок на ветру. Около бурой глыбы, сжимая кулаки, стоял Влад. Мишка схватился за голову и рухнул на колени, уткнувшись лицом в землю. Фанри радостно вскрикнул. – Теперь не сбежишь! – подскочил он к Владу, – отдай нам Глаз Амона-Ра! – Не могу, – поднял на него глаза тот, – я не хозяин камня и не наследник Хатшепсут. Я просто вернулся в свой мир… – Ложь! Не верю! – заметался Фанри, – ты – наследник! Тень не закрыла камень. Они не могли поменяться за такой короткий срок. Мишка с трудом поднялся и подошел к толпе. На него никто не обращал внимания – все смотрели на камень и Влада. – Смирись, Омар, – услышал за спиной Мишка глухой старческий голос. Он обернулся и с удивлением узнал старика, курившего кальян в кафешке Надима, – мы проиграли. Юный фараон оказался хитрее нас. – Что же теперь делать, Верховный Жрец? – зашумела толпа. – То, что мы делали три тысячи лет, – ответил старик, – ждать. У нас теперь есть Великий Глаз, – он подошел к камню и обхватил его руками, – реликвию мы обрели. Он будет стоять на своем законном месте в храме Хатшепсут, а мы будем молиться о приходе его нового хозяина и наследника. – Этих двоих надо убить! – подскочил к Мишке один из жрецов, размахивая кинжалом. Влад метнулся от камня и оттолкнул оружие от мишкиной груди. – Нет, – Верховный Жрец жестом остановил толпу, с глухим ропотом двинувшуюся к молодым людям, и повернулся к пленникам, – дайте слово хранить тайну и уходите. – Я сохраню, мне все равно, – ответил Дворецкий. – И я тоже, – эхом откликнулся Влад. – Хорошо, – кивнул старик, – Идите! Но помните, мы найдем вас и убьем, если вы не сдержите слово. – Пойдем, Миш, – потянул за руку друга Влад, – скорее. – Нет, стойте! – Фанри загородил им дорогу. Его глаза яростно блестели, – они лгут! Я докажу! Его кровь! Глаз откроется, если почувствует солнечную кровь фараона! Мишка повис на плечах профессора – тот выхватил из-за пояса одного из жрецов кинжал и схватил Влада за руку. Фанри отшвырнул Дворецкого в сторону, стиснул кисть Влада и провел по тыльной стороне его руки острием кинжала. Влад охнул, а Фанри подтащил его к камню и прижал кровавый порез к шершавой поверхности. Камень не изменился, и тень на песке не дрогнула. Тонкая алая струйка стекала вниз, быстро высыхая на солнце. Мишка, пошатываясь, поднялся на ноги. Он всё понял. – Вы можете залить моей кровью все камни в округе и ничего не добьётесь, – услышал он срывающийся голос Влада. Он вырвал руку у Фанри и не спеша зализывал маленькую ранку, – я не тот, кто вам нужен. Он обманул вас и сбежал в свой мир. – Пойдем, – позвал Мишка Влада и посмотрел на Фанри, – вы убедились? Мы ничем не можем вам помочь. Профессор скользнул по плебею презрительным взглядом и отвернулся. Жрецы расступились, освобождая молодым людям проход. Теперь никаких сомнений ни у кого не осталось. И вдруг Фанри бросился назад вслед за ними и вцепился Мишке в футболку. – Смотрите! – торжествующе закричал он, сжимая в руке медальон и указывая пальцем в грудь Влада. Тот испуганно прижал кулак к груди, – у него нет такого, а должен быть! Во взгляде Дворецкого промелькнула робкая надежда, тут же сменившаяся страхом, когда он увидел, как Верховный Жрец схватился за цепочку и вытянул из-под футболки заблестевшее на солнце украшение. Сомкнувшаяся снова толпа загудела. Мишка набрался смелости и поднял глаза на Влада. Медальона не было. В ладони старика все увидели только небольшой золотой христианский крестик. Мысли у Мишки опять заметались. Теперь их никто не отпустит, их убьют совершенно точно, требуя тайных знаний и ритуалов для открытия Глаза Амона-Ра. Влад молча разжал испачканную песком и засохшей кровью ладонь. Цепочка было порвана, и медальон он держал в кулаке, чтобы не потерять в суматохе. Глава 10. Влад спустился в гостиную, на ходу закутываясь в белый махровый халат. На полу стояли мишкина дорожная сумка и рюкзак. Так вот что за возню в гардеробной он слышал из ванной комнаты. Влад усмехнулся. Дворецкий так торопился уехать отсюда, что даже не стал дожидаться утра. Он обернулся к стеклянной стене, выходящей на пляж у бунгало. В темноте тлел огонек сигареты. Миша курил в ожидании звонка из авиакомпании, которая никак не могла подтвердить бронирование билета до Лондона. От Каира до Хургады Влад несся, как сумасшедший, стараясь успеть приехать в отель до темноты и поскорее сдать Мишку врачу, чтобы обработать рану. В дороге они не разговаривали. Миша сидел все время с закрытыми глазами, а Влад не хотел отвлекаться от управления автомобилем на такой бешеной скорости. Он поплотнее запахнул халат, вышел на пляж и остановился перед Мишей. – Миш, – протянул он ему порванную цепочку с медальоном, – соединить можешь как-нибудь? Мишка взял цепочку, отошел к падавшему из окна свету и зубами соединил звенья. – Держи, – вернул он украшение Владу, – но это не прочно. Купи лучше новую. Влад надел медальон на шею, нерешительно потоптался и, видя, что собеседник общаться больше не хочет, решил продолжить разговор сам. – Ты в Лондон летишь? – робко спросил он, обхватив себя руками. – Да, – кивнул тот, – не переживай, я улечу до полуночи любым способом. Не получится прямым рейсом, полечу транзитом через Европу. – Понятно, – облизнул пересохшие губы Влад. Разговор не клеился. – Влад, – Мишка затянулся сигаретой, – у меня к тебе дело есть. Я, наверное, в России больше жить не буду… – А где будешь? – вскинул глаза не него Влад. – Не важно, – он прислонился спиной к пальме и выпустил сигаретный дым в небо, – но мне нужны деньги. Много. Я в Москве все продам и счета переведу – это не проблема, но у нас с тобой квартира в Лаврушинском в совместном владении. Реши с ней что-нибудь в течение месяца. Миллион евро меня устроит. – Зачем тебе столько денег? – обалдел Влад. – Не важно, – опять повторил Мишка, затягиваясь сигаретой. – Миш, – он провел пальцем по груди, проверяя, на месте ли цепочка с медальоном, – я там звездой был. Знаешь, как круто… – У тебя тут все это впереди, – пожал плечами Дворецкий, – теперь ты всего достигнешь… – А если я не хочу уже быть звездой, – улыбнулся Влад, пытаясь положить Мишке руки на плечи, – и от тебя уходить не хочу. – Разве ты не заметил? – Мишка движением плеч скинул его руки и отодвинулся, – мир изменился, стал другим… И мы вместе с ним… Я начинаю новую жизнь… – Ты влюбился в него? – опустил глаза Влад, – он же только моя копия… Клон… – Он совсем не похож на тебя, – улыбнулся Мишка, закрывая глаза, – и я хочу к нему… – Значит, шанса у меня нет, – не поднимая головы, спросил Влад, ковыряя носком пляжной шлепки песок, – ну, ладно… Тогда хоть поцелуемся, давай, на прощание, что ли… – Пойду позвоню в аэропорт, – сказал Миша, отбрасывая сигарету, – заснули они там, наверное. – Тогда я тебя поцелую, раз ты не хочешь, – Влад встал на пути к бунгало, решительно обхватил упрямца за шею и прильнул к его губам. Он почувствовал, как тот дернулся и старается оторвать его от себя. «Сейчас, – подумал Влад, – сейчас, подожди…». И вдруг Мишка вздрогнул, и Влад ощутил, как судорожно стиснули его спину сильные руки. – Ты… это ты, – Дворецкий держал в ладонях владькино лицо и не верил самому себе, – да как же так? Господи… Это правда ты? – он изо всех сил прижал Влада к себе. – Пусти, – задыхаясь, еле прохрипел он, – жрецы не зарезали, так ты задушишь. Нас с тобой соединил величайший бог этой земли, – чуть отдышавшись, улыбнулся Влад, – а боги решений не меняют. Они сидели на песке, прижавшись друг к другу и забыв обо всем. Тихо плескалось у ног море, стрекотали цикады, и было совсем не холодно для первой ночи нового года. Влад тихонько мурлыкал, подпевая доносившейся из ресторана классической музыке и, положив голову на грудь Мишке, просеивал между пальцами мелкий белый песок. У Мишки все пело внутри и без оркестра. – Владька, – склонился к его губам он, – ничего не понимаю. Что там у Пирамид произошло? Как это вышло? Все же поверили, что ты сбежал? – М-м-м, – промычал Влад, отрываясь от любимых губ, – как я тебе расскажу, если ты мне слова вставить не даешь? Перестань меня целовать все время… – Хорошо, солнышко, попробую, – Мишка обнял его и прижался щекой к светлой макушке, – рассказывай! – Солнышко, – передразнил его Влад, устраиваясь поудобнее в его объятьях, – не я солнышко. Ты… – Чего?! – офигел Дворецкий, – чего?! – Ты наследник фараонов и хозяин камня, а не я, – рассмеялся Влад, глядя, как у Мишки вытягивается лицо, и глаза лезут на лоб, – завещание Хатшепсут писала для тебя. Я в этой истории был в роли Сенемота. Не я, ты, пришел к камню с любовью в сердце и намерением вернуть ее, следовательно, солнце в венах – это тоже о тебе. Ты открыл Глаз, и он тут же потащил нас к себе с обеих сторон, чтобы исполнить желание хозяина и вернуть ему любовь, поменяв нас местами. – Но я даже не прикасался к нему! – воскликнул Мишка, окончательно теряя голову от услышанного. – Его же кровью открывать и закрывать надо, ритуалы там всякие проделать, знания тайные приложить… – Не-а, – погладил его по щеке Влад, – там Хатшепсут, наверно, что-то наворочала с ритуалами и знаниями, когда ей Сенемот понадобился. Единственным тайным знанием, открывающим камень, она сделала любовь в сердце фараона, а закрывать его оставила по прежнему – его кровью. Тебе даже видеть его не надо было. Он почувствовал тебя и твою любовь и открылся для тебя и для меня. – Но почему я увидел его только в последний момент? – наморщил лоб Дворецкий, – я же его все время должен был видеть! – Да ты ж спиной к нему все время был! – воскликнул Влад, – вспомни! – Да, скорее всего, так оно и было, – задумался, припоминая что-то, Мишка, – в первый раз мне не до камней было, когда ты в обмороке лежал. Потом я за тобой побежал и, точно, не обернулся. А сегодня эти идиоты меня и правда спиной к нему посадили и посмотреть даже в ту сторону не давали. – Хорошо, что эти идиоты об этом ничего не знали, – улыбнулся Влад, вытягивая руки и разглядывая татуировки, – я всё никак вспомнить не мог – видел их Фанри в кафе или нет. Я этого больше всего боялся, чтобы ни они, ни ты моих рук не увидели. Запарился весь в куртке, а снять не мог. Надо свести их побыстрее. Вдруг он просто забыл про них… – Да, надо. Я бы выдал тебя, увидев их, – вздохнул Дворецкий, разглаживая рисунки на руках Влада ладонью, – не сдержался бы… Подожди! Но я должен был окропить Глаз своей кровью, чтобы закрыть, – Влад провел пальцем по пластырю на лбу Мишки, тот перехватил его руку и поцеловал раскрытую ладонь, – понял. Ты стер кровь с моей щеки. Когда ты догадался? – В Каире, – Влад обнял Мишу за шею и снова прижался к нему, – когда с корабля к Пирамидам тебя спасать ехал. Прямо на перекрестке дошло, чуть не врезался даже. Тебе не очень больно было, когда я рану потревожил? – Я и не заметил. Голова тогда трещала. Меня так приложили, думал – сотрясение, – вздохнул Мишка. – А я-то все думал, когда из Города Мертвых ехали, что ж не клеится-то ничего. Всё вроде правильно, а картинка не складывается. Даже в мыслях такого не было, и Фанри лоханулся точно так же. Неправильная интерпретация информации, – задумчиво сказал он, – это ж сколько ещё ошибок и неверных выводов историки наделали при изучении древностей! Мишка поднял за подбородок лицо Влада и заглянул ему в глаза. Он был серьезен и немного колебался, словно не зная, задать вопрос или лучше не знать. – Он не захотел возвращаться, – ответил Влад его глазам и погладил его по груди, – он отдал мне свой медальон, а я кинул ему свой, помнишь, тот, армейский. Он поймал его и исчез. А я свой не поймал… Еле-еле успел отыскать его в песке, пока тени не упали, и цепочку порвал. Наверное, ему там больше понравилось, как и мне тут. – Я люблю тебя, – снова прижался к его губам Миша, – знаешь, если ты захочешь стать звездой… – Не-а, – тут же перебил его Влад и потерся щекой о его плечо, – в ближайшие два-три года точно – нет. У меня ж теперь семья, и институт закончить надо по-человечески. И тебя я очень сильно люблю. Мне все время рядом с тобой быть хочется, а не мотаться по турам и гастролям. Миш, я только об одном хочу попросить, – Влад помедлил, – давай сначала в Лондоне поживем немного и к моим родителям пока не поедем. Я не очень готов их сейчас увидеть… Мне привыкнуть чуть-чуть надо… – Конечно, родной, – Миша обнял его, слегка покачивая, – как скажешь… Всё, что хочешь, для тебя сделаю… Тебе не холодно? – Не-а, не холодно, – закрыл глаза Влад, затихая в мишкиных объятьях. Впервые за много лет в его душе было спокойствие и тишина. Его не только любили, но и оберегали и защищали. Можно расслабиться и просто жить, не опасаясь удара в спину, чужих хитростей и интриг. «Как же я тебя люблю, – подумал Влад, прислушиваясь к дыханию Миши, – как я мог жить без тебя в своем мире?» Он поднял голову и оглядел море, пляж, звездное небо, прислушался к плеску волн, дуновению ветра, шороху листьев и травы. Это был новый мир. И он принял Влада… «Спасибо, тебе, древний бог, за этот мир и за него», – Влад поднял глаза на Мишу, обнял его за шею и снова не поверил, что так его теперь будут целовать всю жизнь. – Солнышко, простынешь ты тут, – улыбнулся Миша, склонившись к лежащему на песке Владу, и стягивая на его груди махровый халат, – пойдем все-таки в дом. – Да, пожалуй, – Влад сел и запустил пальцы в волосы, пытаясь вытряхнуть из них песок, – вдруг он поднял голову, что-то вспомнив, зацепившись мыслью за последние слова Дворецкого, – Миш, а что за квартиру в Москве ты просил продать? И зачем тебе деньги были нужны? – Квартирка – супер, – мечтательно закатил глаза Дворецкий, – напротив Третьяковки, два этажа с башенкой. Соседи сплошь банкиры-олигархи. Год назад купил. Дом к лету сдадут, тогда и въедем. Как раз успеешь привыкнуть к этому миру. Он хороший – наш мир. Тебе понравится. Продать хотел, чтобы тебя найти. Я остался бы с этими жрецами и Фанри искать дорогу в твой мир. Для этого и деньги… – Мишка, – беспокойно глянул на него Влад, – а если я тебе надоем, ты меня опять менять побежишь? Камень-то теперь и искать не надо. В храме он будет стоять… – Знаешь, я ведь и обидеться могу, – снова целуя Влада, смеясь, прошептал Миша, – я теперь в Египет ни ногой и тебя не пущу. Мне тут с моим происхождением раз плюнуть в историю вляпаться. Хотя столько тебе всего тут показать ещё хочется… Нет, солнышко, менять я тебя ни на кого больше не стану. Мне кажется, я получил самый главный из всех его даров – нашел свою истинную любовь, а больше мне от него ничего и не нужно. Буду теперь сидеть и думать, кому мне этот камень завещать и на каких условиях. Ну, чего смеешься? – Да так, – фыркнул Влад, натягивая тапочки, – что-то младшее поколение Топаловых тянет на особ королевских кровей. У Алинки – английский принц, у меня – египетский фараон… Не знаешь, к чему бы это? – Знаю, – Миша поднялся с песка, и помог встать Владу, – к тому, что убираться нам с тобой отсюда надо, пока жрецы не очухались и не передумали. Фанри не поверил в твой уход. Может, опять начать доказательства выискивать и соратников в своей правоте убеждать. И к тому, – Мишка нахально залез к Владу под халат и теперь поглаживал его вздрагивающую спину и живот, стряхивая с его тела пляжный песок, – что не будет ничего страшного, если мы с тобой отложим отъезд до утра. – И чем вы, Ваше Величество, прикажете мне заняться до отъезда? – Влад с лукавой улыбкой закинул ему руки на плечи и взъерошил волосы на затылке, – надеюсь, проект храма в Вашу честь я к утру не должен представить? – и вдруг он со смехом попытался вытащить мишкины руки из-за пояса халата, – нет, Ваше Величество, обойдетесь, только не в позе Ваших досточтимых родственников. У меня до сих пор синяки на заднице от Ваших божественных пальцев! Миша расхохотался, подхватил Влада на руки и понес на второй этаж в спальню. Влад счастливо улыбнулся и почему-то подумал, что Мишке, наверное, тяжело нести его вверх по лестнице, и надо бы ему все-таки похудеть. А Миша думал, что незачем им так спешить в сырой, слякотный Лондон, если от отпуска ещё осталась целая неделя, а совсем недалеко прекрасный солнечный Дубай. Эпилог. Хатшепсут с трудом поднялась с холодного пола святилища Амона-Ра. Истерзанное тело ныло невыносимой болью от пыток, которым приказал ее подвергнуть Тутмос III. Она посмотрела на кровавое месиво, в которое превратил палач ее некогда прекрасные руки, которые так любил целовать Сенемот. Они убили его и теперь убивают ее. За всё… За любовь к простолюдину, за клятвопреступления, за то, что была женщиной, а не фреской на стене храма, за то, что чувствовала, любила, страдала, правила страной и мужчинами, ломая традиции и ритуалы. Она оглянулась и окинула взглядом бурую глыбу. «Видишь, Великий Глаз, – усмехнулась она, – двадцать лет назад ты исполнил мое желание, подарив мне любовь, и закрылся от меня навсегда. А я все равно стала лучшим правителем за всю историю нашей земли. Я справилась и без тебя и твоего бдительного ока. И мои потомки справятся, а тебя забудут. Навеки…» Хатшепсут опустила голову, задумавшись о судьбе старшей дочери. Нефрура была такой же сильной и решительной, как и она. В отличие от младшей, Исиды, она рассмеялась в лицо новому фараону и сводному брату, решившему узаконить свою власть и взять ее в жены, и сбежала. Удалось ли ей переплыть море и скрыться в далеких северных странах? Жрецы и Тутмос думают, что она отправила ее в другой мир с помощью Глаза Великого Амона-Ра… Тем лучше, пусть так и думают… По крайней мере они не станут искать ее тут… Глупцы… Они до сих пор считают, что она может видеть и поэтому так мудро и сильно правит. Интересно, что бы они сказали, узнав правду о том, что она всю свою жизнь правила ими сама, по своему разумению и знаниям. «Ты стал никому не нужен, как и я, – ей вдруг стало грустно и тоскливо, – мы оба были велики и могущественны, и вот теперь умираем в одиночестве. Мне даже некому тебя подарить…» Хатшепсут вздрогнула. Полосы света рассыпались по стенам и потолку, отражаясь от золотых пластин и драгоценных камней, стоящей напротив камня Ладьи Амона-Ра. Она обернулась, не веря своим глазам. Камень сиял, показывая ей в последний раз последний мир в ее жизни. Она вскрикнула, увидев разбитый о скалы корабль дочери – обломки мачт, обрывки парусов, мертвые тела слуг. Хатшепсут закрыла глаза и упала на колени почти без чувств. Неужели мама была права? Она последнее солнце этого мира, и у нее не будет наследников? Пересилив себя и свой страх, она снова взглянула на камень, и вздох облегчения вырвался из ее сердца. Нефрура стояла перед ней в необычном белом с золотом одеянии и пурпурной мантии, отороченной странным мехом, но ее глаза не помнили ничего из ее прошлого. Она стала царицей новой, далекой страны, но забыла свою землю и предков. Картинки замелькали со страшной скоростью. Хатшепсут еле успевала разглядеть и половину. Люди… Разного возраста, пола, цвета кожи, национальности, профессий, эпох и веры. Путешественники, открывавшие новые континенты, завоеватели, покорявшие народы и страны, ученые, художники, поэты, архитекторы, апостолы новой религии и правители новых государств. Они совершали великие деяния и… обязательно, хоть раз в жизни приходили на землю предков. Не зная зачем и почему, они шли в Египет: кто завоевывать, кто изучать, кто проповедовать, кто торговать, кто строить… Их звал сюда голос крови, то чему много веков спустя один из ее потомков дал малопонятное ей название – генетическая память поколений. Она гордо вскинула голову. «Видишь, я права, мои потомки справляются и без тебя. Они меняют мир сами. Ты никому не нужен! Ты сгинешь вместе со мной во тьме веков, и ничего не останется от твоих даров!» – Любовь останется, – вдруг услышала она тихий ответ на свои мысли и удивленно посмотрела на исчезающие картины в камне, – последний дар. Свет пропал. В дверях святилища стоял в сопровождении жрецов новый фараон Тутмос III. – Я даю тебе последнюю возможность сделать меня хозяином Глаза Амона-Ра, – подойдя к своей пленнице, грозно сказал он, – и ты умрешь и отправишься в Страну Вечного Блаженства, как подобает фараону – с почестями и богатством. – Последнюю возможность? – задумчиво переспросила Хатшепсут и посмотрела в глаза фараону, – ты прав. Ему нужен хозяин, а моему наследнику последняя возможность. – Уйдите все, – взмахнул рукой фараон, удаляя жрецов и слуг. Его глаза загорелись алчностью и гордыней. Теперь весь мир будет принадлежать ему. Он подошел к Хатшепсут, – говори. Я жду… – Хорошо, – она поднялась на постамент, прижалась спиной к камню и раскинула руки. Этого делать было не обязательно, но она была очень слаба и боялась не успеть произнести свое завещание. Зная коварство и подозрительность Тутмоса, она хотела быть подальше от нового фараона. Она боялась, что он все поймет и убьет ее прежде, чем она закончит говорить, – я приношу тебя в дар и откроешься ты тому, кто придет вслед за мной, – с улыбкой на разбитых губах медленно начала она, глядя на дрожавшего от нетерпения Тутмоса. – Быстрее, – он уже не мог больше ждать, не мог сдерживаться, желая скорее увидеть, завладеть, править, но дочь Амона-Ра словно не слышала его. – С солнцем в венах и любовью в сердце, – голос ее чуть возвысился и окреп, – и захочет вернуть, то, что потерял. – Имя! – метнулся к ней Тутмос, – ты забыла назвать мое великое имя! – Великое, – презрительно рассмеялась Хатшепсут, – именам я ничего не дарю. Он починится любому, кто придет исполнить пророчество… Она не почувствовала, как в ее тело вонзился кинжал. Хатшепсут из последних сил повернулась к Глазу Великого Амона-Ра и медленно стала сползать по его поверхности вниз, оставляя на шершавом камне широкую алую полосу. Глаз Амона-Ра никогда не видел столько крови своих хозяев… – Бросьте ее тело в Нил, – вытирая нож, приказал вбежавшим жрецам Тутмос III и тело ее любовника тоже. Пусть их сожрут крокодилы. Призовите на их души самые страшные проклятья, чтобы никогда не было им покоя, и пришлите завтра утром строителей из города. Я повелеваю разрушить храм. Жрецов охватил ужас от такого кощунственного распоряжения фараона, но возразить никто не посмел. Они подняли тело женщины и покинули храм вслед за Тутмосом III. Когда их шаги затихли, из ниши в самой глубине святилища вышел маленький худой египтянин. Ему было все равно, что там происходит у фараонов, богов, жрецов. Его работой было увековечивать завещания умерших владык. Он присел перед бурой глыбой, стер ладонью пыль и кровь с гранитного постамента и примерился инструментом. «Короткое, – подумал он, – уместится в один ряд. К утру успею сделать». напишите BERNY beta-reader Sakhy <<< назад <<< © smLash 2007/09/01 original design by (n/a)