Когда выпадет первый снег…




Как светло! Перламутровый мерцающий свет проникает сквозь закрытые веки, заставляя поскорее проснуться, чтобы выяснить, наконец, почему так светло? Я нахожусь в сладкой полудреме, когда еще не совсем выныриваешь из сна, сознание находится где-то на грани бодрствования, и так хорошо, тепло, уютно под теплым одеялом, как бывает только в детстве. Открываю глаза – комната залита тем же молочным светом, но источник этого света выяснять некогда, будильник звонил уже давно. Нехотя встаю, бреду в ванную, потом на кухню, делаю себе бутерброд и большую чашку кофе. И только вооружившись всем этим, подхожу к окну. Вот оно – снег! Ночью, оказывается, тихо выпал первый снег, укрыл всю черную слякоть, грязь, мерзость. Ровный тонкий слой снега лежит во дворе, уже прочерченный с утра десятками черных дорожек. Снег лежит на ветках деревьев и на крышах домов, навевая мысли о скором Новом годе, елке, мандаринах. Стоя с кружкой у окна, я ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Во дворе два пацана вместо того, чтобы идти в школу, устроили натуральную битву снежками. Я вспомнил, как обычно точно так же не мог дойти до школы, когда выпадал первый снег, потому что так увлекался этими снежными битвами, что забывал обо всем на свете, и попадал, в лучшем случае, на второй урок. Учителя жаловались маме, потом мне попадало, маме было стыдно перед коллегами. Я вообще очень люблю это преддверие Нового года, когда ждешь подарков, чего-то волшебного, новогодних чудес…
Я так замечтался, что на секунду мне даже показалось, что сейчас из кухни выйдет мама и скажет: «Сереженька, иди завтракать, а то в школу опоздаешь». Иллюзия этого была настолько сильной, что я даже счастливо рассмеялся. Теплое, уютное ощущение счастья и ожидания чего-то хорошего, с которым я проснулся, охватило меня целиком. Я стоял и глупо улыбался, рисуя пальцем на запотевшем оконном стекле: «мама». А потом мысли уже привычно свернули на Влада, ощущение счастья постепенно исчезало, а рука автоматически продолжала писать на стекле рядом с «мамой» «Влад»…
Резкий звонок мобильного выдернул меня из этого состояния. Я помотал головой, прогоняя невесть откуда взявшиеся мысли. Оказывается, я уже довольно давно стою вот так возле окна, разрисовав почти все стекло этими двумя словами. Какое странное сочетание… Кофе остыл, а мне ведь надо бежать, я опаздываю. Я сделал шаг к двери и…опустился на стул. Как глупо, что я никак не могу привыкнуть к тому, что уже не живу в состоянии постоянного цейтнота. Я все так же встаю утром под трель будильника, делаю какие-то дела, куда-то езжу, встречаюсь с какими-то людьми, вроде бы, как когда-то. День забит делами под завязку. Почему же мне кажется, что он совсем пустой? Но не разрывается, как раньше мобильник, и не надо менять каждую неделю номера телефонов, и пуст двор, и нет рядом Владика…и нет рядом Владика.
И вот теперь вместо того, чтобы спешить на запланированную заранее встречу, я сижу здесь, на кухне, и старательно вспоминаю, шаг за шагом, все, что произошло тогда, ровно год назад. Я хорошо помню, что в тот день тоже выпал первый снег…

***

Мы сидим уже двадцать минут на этой идиотской пресс-конференции, посвященной выпуску нового альбома. Абсолютно бесполезное занятие, дебильное и никому не нужное. Никто и не думает спрашивать нас про новый альбом, новые песни, это никого, собственно, и не волнует уже давно.
- Сергей, летом в каком-то интервью вы встали на сторону Киркорова в его конфликте с журналисткой. Вам тоже не нравятся розовые кофточки?
- Мальчики, правда ли, что ваши азиатские поклонники решили, что вы геи, посчитав вас мальчуковым аналогом Тату?
- Сергей, на пресс-конференции в Корее вы сказали, что ведете половую жизнь с 14-ти лет. А вы помните, какие ощущения у вас были в первый раз?
- Влад, не думаете ли вы, что ограбление дачи вашего отца было заказано вашими конкурентами?
…И все в том же духе. Сижу, еле сдерживаясь, стараясь не смотреть в зал, в это море ненавистных рож, чувствуя, как во мне закипает и нарастает глухое раздражение. Такое скопление идиотов на один квадратный метр можно увидеть только на пресс-конференциях, ну, может, еще на сборных концертах в Кремле. Они даже не слушают наших ответов, так упиваются собственной крутостью.
Но все же улыбаюсь, стиснув зубы, из последних актерских сил и искоса поглядываю на Влада, который сидит рядом со мной. Наш Владик просто герой! Сидит, расслабленно откинувшись на спинку стула, внимательно изучая потолок и стены. Он, бедняжка, откровенно скучает, чуть не зевая. Ну, конечно, на фиг он будет париться, если я сижу рядом? Это же не у него, а у меня имидж болтуна-говоруна, это же не он, а я вечно должен отдуваться за двоих. А он, конечно, может в это время расслабиться и получить удовольствие, пока меня имеют…Чувствую, как раздражение перерастает уже просто в злость против пофигиста Владика, против этих козлов в зале, против Топалова-старшего, который вечно бросает меня на амбразуру, на всю эту гребаную группу Смэш, на весь этот гребаный мир…Больше всего на свете я хочу проснуться утром, часиков в двенадцать, сделать себе нормальный завтрак, никуда не мчаться, не торопиться, не видеть никого, а еще лучше уехать куда-нибудь на Канары, где никто меня не знает, где никто не станет тыкать в меня пальцами, пытаться дотронуться до меня своими дрожащими похотливыми ручонками…Группа Смэш, мать ее! Скорее бы уже трындец этой группе настал!
Резкий толчок Владькиного локтя в бок вывел меня из задумчивости. В зале стояла тишина, все смотрели на меня, даже Владик не поленился повернуться и удивленно уставиться на меня. Оказывается, меня о чем-то спрашивали, а я даже не слышал. Бодренько улыбаясь, что-то бормочу не в тему. Злость на Влада настойчиво требует выхода. Внезапно в голову приходит забавная мысль, сейчас посмотрим, как ты будешь выкручиваться, дорогой Топсенька…
Откидываюсь на спинку стула, опускаю правую руку под стол, за которым мы сидим, и нащупываю колено Владика. Он вздрагивает и опять удивленно смотрит на меня. Я, как ни в чем ни бывало, продолжаю щебетать, а моя рука между тем продолжает свой путь по Владькиной ноге вверх. Я нежно поглаживаю его бедро, пальцы ощущают прохладность кожи под тонкой дорогой тканью черных брюк. Рука скользит вверх, Владик начинает краснеть и ерзать на стуле, я улыбаюсь все шире, чувствуя, как ко мне начинает возвращаться хорошее настроение. Моя рука на секунду задерживается, а потом ладонь медленно и нежно ложится поверх ширинки этих дорогих черных брюк. С удовлетворением отмечаю про себя, что Владик, оказывается, не такой уж пофигист и даже умеет заводиться. Хотя, кто бы не завелся на его месте? Воодушевленный успехом, продолжаю…Влад, уже не в силах сдерживаться, все интенсивнее краснеет, нет, он уже просто пламенеет, как революционный стяг, ерзает на стуле, падает грудью на стол и внезапно хватает со стола свой микрофон, который раньше там лежал за ненадобностью, потом начинает, запинаясь и проглатывая слова, что-то горячо доказывать не в тему. Я, уже откровенно давясь смехом, но, не забирая руку, с интересом смотрю на него, подперев второй, свободной рукой с микрофоном, щеку. С удивлением вдруг понимаю, что и меня вся эта ситуация не оставила равнодушным, от легкого возбуждения щекочет низ живота, покалывают пальцы. А Влад еще больше смущается, его голос становится все тише, и, наконец, он совсем умолкает, опустив голову и аккуратно вернув микрофон на место.
До конца мероприятия остается совсем чуть-чуть, у меня прекрасное настроение, я слегка возбужден и весел, я люблю всех, весь мир, группу Смэш, смешного Владика, который так меня развеселил. Моя улыбка так лучиста, взгляд так распахнут, моя знаменитая харизма просто потоками изливается на головы сидящих в зале, мне так хорошо!
На улицу мы выходим вдвоем с Владом, который старательно отворачивается от меня. И только когда я уже подхожу к машине, он говорит мне в спину: «Ты будешь вечером дома? Я заеду, нам надо поговорить». Я удивленно вскидываю брови, но он, не дожидаясь моего ответа, быстро уходит. Ну ладно, не проблема, поговорим, отчего же не поговорить… «Селянка, хочешь большой и чистой любви? Тогда приходи сегодня на сеновал… Приду, отчего же не прийти…» Я ржу в голос, представив Владика в роли селянки, мне давно не было так весело. Что, Владик, хочешь большой и чистой любви, тебе понравилось? Приходи, приходи…Я тебе такие финты покажу, о которых ты и понятия не имеешь. Приходи, не пожалеешь…заодно и об остальном узнаешь. Все равно надо когда-нибудь сказать ему об этом, ему первому. И насвистывая «жениха хотела, вот и залетела, ля-ля-ля…», я мчусь по раскисшей, черной грязи, которая совсем недавно, еще утром, была первым снегом.

***
Когда я стою тем же вечером у окна и смотрю на темный двор, уютно светящиеся напротив окна, редких прохожих, спешащих домой, мне уже не так весело. Драйв прошел, и я уже начинаю жалеть о своей выходке. Зачем я это сделал? Я почти уверен, что Влад не придет, но если вдруг придет, надо же будет что-то объяснять, о чем-то говорить, он затеет разборки, выяснения. А что я могу ответить? Что это был просто прикол, детская шалость, зашедшая слишком далеко? Не знаю, просто не знаю, как оправдываться. К тому же я обещал сам себе, что расскажу ему…. Я хочу, чтобы он узнал об этом первым и, желательно, от меня, а не из газет. Но, блин, как это тяжело, оказывается… Буду просто тихо надеяться, что он не придет…
И тут же вздрагиваю от резкого звонка в дверь. На пороге стоит серьезный нахмуренный Влад и держит в руках бутылку коньяка. Не удержавшись, хмыкаю, - не водки, коньяка! Будто свататься пришел… Ой, какие мы серьезные! Ну ладно, «пусть все будет так, как ты захочешь…» Натягиваю на лицо серьезное задумчивое выражение, подходящее к такому случаю, и иду прямо на кухню, не оборачиваясь, абсолютно уверенный, что Влад идет за мной.
Так и есть. Ставит бутылку на стол, садится и молча смотрит, как я достаю из кухонного шкафчика низкие пузатые рюмки, из холодильника – сыр, ветчину и лимон. Пока я все это нарезаю тонкими ломтиками, он продолжает хмуро молчать, пристально следя за моими движениями. Пауза как-то нехорошо затягивается, я ежусь под тяжелым Владькиным взглядом, надо что-то говорить, с чего-то начинать…
- Ну что, как тебе сегодняшнее мероприятие? – не то, не то…глупее вопроса я, конечно, задать не мог. Я ведь не хотел говорить об этом, но о другом говорить еще тяжелее.
- Ты был, как всегда, неподражаем, - хмыкает Владька и первый раз за вечер смотрит мне прямо в глаза. В ответ делаю слабую попытку улыбнуться.
- Думаю, твой папа останется довольным, я выложился на все 100% и отработал за двоих, ведь так?
- Да уж, и выложился, и отработал на славу, - опять двусмысленно хмыкает Влад, разливая коньяк по рюмкам.
- А, вообще-то, мне порядком это все осточертело, эти показательные выступления перед этими уродами, эти бесконечные гастроли…- опрокидывая в себя рюмку за рюмкой и почти не закусывая, я долго распинаюсь на тему, как меня все достало, как я хочу отдохнуть от всего. Я говорю быстро, горячо, убедительно и много. Я делаю все для того, чтобы оттянуть тот момент, когда нужно будет сказать ему… Влад внимательно слушает меня, кивает головой в знак сочувствия, мол, и я тоже, и мне тоже… Я встаю, подхожу к окну, затылком чувствуя его взгляд. Вот сейчас, вот сейчас я…
Я резко оборачиваюсь. Я и не знал, что он может так бесшумно двигаться. Его глаза на уровне моих глаз, его губы напротив моих губ, его руки на моих бедрах. Меня вдруг захлестывает волна дикого возбуждения, даже руки затряслись…
- Владик, я пошутил, я просто пошутил… ты не думай… - я еще делаю последнюю попытку обратить все в шутку, но голос срывается, я задыхаюсь, а руки… мои руки уже сами расстегивают его рубашку.
- Зато я не шучу… у меня очень серьезные намерения… - Влад тоже хочет пошутить, но голос выдает и его. Он с силой прижимает меня бедрами к подоконнику, мне больно… мне классно! Я еще успеваю признаться себе, что, да, наверное, я хотел этого, бессознательно, но хотел, значит, пусть так будет… пусть будет… будет… Его руки гладят мои бедра, мои руки у него под рубашкой, от длинного поцелуя захватывает дух… Внезапно я понимаю, что на кухне горит свет, мы возле окна, внизу полно фанатья. Оторвавшись ненадолго от его губ, тащу Владьку в спальню, по дороге снимая с себя и него ставшую ненужной одежду. На мне ее немного, на Владе чуть больше, и когда мы, целуясь и натыкаясь на углы, стены, косяки, все же попадаем в спальню, на нас уже ничего нет. Меня колотит от перевозбуждения, да и Влада тоже, и, наконец, мы падаем на кровать, не переставая целоваться и гладить друг друга…
…Потом мы расслабленно лежим в кровати, курим, хотя это и абсолютно против моих правил, и разговариваем. Мы вываливаем друг другу все, что накопилось за долгое время, и постепенно начинаем понимать, что все, что случилось сегодня, никакая не случайность, оно назревало давно, просто, если бы не моя сегодняшняя дурацкая выходка, неизвестно, когда бы нас прорвало. Я поворачиваюсь к нему, приподнявшись на локте, всматриваюсь в любимые черты, как будто хочу их запомнить навсегда. А в голове бьется одна мысль: надо сказать ему, надо сказать…пока еще не поздно, пока мы еще не совсем увязли в этом…Но не могу, как теперь скажешь после всего, надо было раньше говорить, идиот, еще до всего этого. Но если бы я сказал, то и не было бы этого «всего». А это, как ни крути, лучшее, что случалось со мной за последнее время. Я совсем запутался…
Решаюсь. Встаю с кровати, иду к столу, натягивая на ходу плавки, делаю вид, что ищу сигареты.
- Влад… короче, я ухожу из группы. Это уже решено точно. Я только хочу, чтобы ты узнал это от меня первым, - уфф, я все же сказал это!
Жду, не дыша, боясь обернуться. Влад молчит. Оборачиваюсь, не в силах больше вынести этого молчания, и тут же натыкаюсь на его обиженный и непонимающий взгляд. Отворачиваюсь…
- Владь, так будет лучше… правда.
- Кому?
- Всем. Мне, тебе, всем.
- Мне-то чем лучше?
- Ну… ты теперь будешь номер один. Я не буду тянуть одеяло на себя, ты больше не будешь в моей тени. Твой папа будет просто счастлив, он, наконец, от меня избавится. Пойми, я не могу так больше. Меня действительно достало это все. Я перерос эту группу, я способен на большее, я хочу петь сольно. А группа меня тянет вниз, как гири на ногах…
- И я?
- Что – ты? – я осекся под его взглядом.
- Я - тоже гири?
- Н-нет, Влад, ты что! Конечно, нет!
- Тогда если я попрошу тебя остаться, ты останешься?
- Владик, ну что за детский сад, в самом деле? Я не могу, пойми, у меня большие планы. Смэш уже в прошлом, это пройденный этап. Он просто был трамплином для меня.
- Как и я, впрочем… Зачем же тогда ты согласился на то, что сегодня произошло? – Влад уже полностью оделся и подошел ко мне вплотную, смотря в упор. От его взгляда мне не по себе.
- Ну… так ведь получилось. Ты ведь тоже этого хотел, разве нет? Тебе ведь тоже было хорошо? Чем же ты теперь недоволен?
- Я просто пытаюсь понять твои мотивы. На хрена тебе это нужно было? Типа последнее «прости», прощальный подарок на память? Чтобы не так обидно? Вот тебе, Владик, на память, я добрый, мне не жалко… Что это было, Лазарев?
- Какие мотивы, ты о чем? Нам обоим было хорошо, это был классный, качественный трах, просто трах. Расслабься, Владик, - я похлопал его по плечу. Боже, как я ненавидел сам себя за то, что говорил и делал сейчас, но я не мог, не мог по-другому! Я не мог позволить так некстати проснувшимся эмоциям перечеркнуть свое будущее. Лучше отрезать сейчас, пусть по живому, но отрезать, чем потом отдирать вместе с кожей. - Будь проще, и к тебе потянутся люди. Просто биология. «А-а-а, биология, анатомия, изучи ее до конца», помнишь? Ну, хочешь, можем повторить еще раз, если тебе так понравилось. Повторим, а? Так сказать, на посошок? – я хихикнул и положил руку ему на ширинку.
Хрясь! И моя голова от удара откидывается к стене. Затылком я больно ударяюсь о раму картины и сползаю по стене вниз, на пол.
- С-сука ты, Лазарев! – Влад сплюнул на пол и ушел. Грохот захлопнувшейся двери взорвался в моей голове динамитом.
Не знаю, сколько я так просидел на полу, знаю только, что долго. В голове было абсолютно пусто, ни одной мысли, как будто кто-то их выжег каленым железом. Только сильные приступы тошноты накатывали волнами один за другим. Они-то и заставили меня, наконец, встать и добраться до ванной, где мне стало совсем плохо, то ли от обилия незакусываемого коньяка, то ли от удара головой, то ли… не знаю, в общем. Под утро, когда у меня уже совсем не осталось сил выворачиваться наизнанку, в голове появилась предательская мысль о неправильности сделанного мной выбора, но я ее быстро прогнал. Начиналось утро, а с ним начиналась и моя новая жизнь.

***

Целый день сегодня вспоминаю все это. Странный день, наверное, это все снег виноват. Вот уже вечер, я опять стою у окна в темной кухне, смотрю на почерневший снег и опять вспоминаю...
…Потом, после той ночи, было много всего. И газеты, и интервью, и потоки грязи, и кучи дерьма. Нам обоим пришлось очень тяжело. А потом как-то все постепенно утихло, к нам потеряли интерес, возникали новые скандалы, уже без нас… После той ночи мы, конечно, виделись, пару раз даже звонили друг другу не по делу, старательно делая вид, что ничего особенного не произошло. Влад поздравил меня с днем рождения, я его тоже в ответ, все было чинно и благородно, но мы оба понимали, что та ночь не прошла бесследно для каждого из нас. Не знаю, как Влад, но я упорно пытался весь год выбить из себя чувство вины, желание ежедневно видеть его, быть с ним, оглушая себя работой, как многие глушат себя водкой, до цветных кругов перед глазами. Помогало плохо, тоска по Владу порой захлестывала до одури, я часто задумывался, что, возможно, я рано ушел, надо было еще остаться на некоторое время, тогда бы та ночь не была единственной. Ну да ладно… что уже сейчас сожалеть, что случилось – то случилось. Как ни крути, мне все-таки нравилось мое теперешнее положение, если бы не тоска по Владу, вообще все было бы терпимо.
…Мобильник звонит, не переставая, замолкает и снова звонит. Кто-то очень настырный прорывается. Гляжу на экран, номер ни о чем не говорит. Но фанатки уже почти перестали звонить, почему бы и не ответить…
- Привет, - голос из моей прошлой жизни. Один из тех, кто вечно ошивался возле Владьки, я уже успел забыть об их существовании, - Серый, приезжай, очень нужно, мы в ***. Только быстро. Тут Влад и … в общем, просто быстро приезжай.
Сердце подпрыгивает в груди и бьется часто-часто, но…
- Ты че, охренел совсем? С какой это радости я туда попрусь? – я с опаской кошусь на полоску света, которая пробивается из-под неплотно прикрытой двери в комнату. Интересно, там слышен наш разговор? Не хотелось бы, ведь уже поздно что-то менять, все как-то устоялось, какое-то подобие семьи, если ее можно так назвать. Там, за дверью, какая-то стабильность, постоянство, предсказуемость, там меня любят и всегда ждут, там, наверное, мое будущее, а тоску, желание можно в себе убить, я почти уже сделал это…
…Спустя сорок минут я захожу в бар и сразу же вижу Владьку, который стоит, опершись на барную стойку, и орет на двух перепуганных девчонок, жмущихся друг к другу. Остальная толпа, встав возле них полукругом, с живым интересом наблюдает за происходящим. Я сразу же понимаю, что Владька уже в той кондиции, когда может случиться все, что угодно. Надо его забирать отсюда, пока не поздно.
- Лазарев вам нужен? Х*й вам, а не Лазарев! Всем, всем вам х*й, - Владик обводит взглядом толпу. - Никто и никогда не будет его иметь, потому что только я могу его иметь. Причем когда захочу, тогда и буду иметь. Поняли, суки? За-пом-ни-те, и дурам своим передайте – вот вам всем Лазарев! С доставкой на дом! – Владька гогочет и тычет средний палец в лицо уже плачущим девчонкам.
- Ну, понял теперь? – говорит мне на ухо тот самый Владькин приятель. - Телки сдуру попросили Влада привет тебе передать, а его понесло. Ну и выпил, конечно, немало. Результат ты видишь. Мы с ним сделать ничего не можем, уже пытались. Не папе же звонить, в самом деле.
Киваю в ответ и выхожу в полукруг. Владик умолкает и ошарашено смотрит, как я подхожу к нему, при этом помахивая рукой перед глазами, как будто хочет сказать: «Сгинь, нечистая!».
- Девочки, ну что вы уставились? Выпившего человека никогда не видели? Со всеми бывает. Вот он я, Лазарев. Видите, со мной все в порядке, и с Владиком тоже. Правда, Владик? Вообще все у всех путем. Народ, расходимся, расходимся, уже ничего интересного не будет, - приговариваю я, беря Влада за руку и таща в сторону выхода. Он даже не сопротивляется, покорно идет за мной, постоянно спотыкаясь. Его все время заносит, и когда я запихиваю его в машину, вздыхаю, наконец, с облегчением.
Потом мы долго едем сквозь ночную Москву. Я стараюсь ехать очень медленно, чтобы растянуть эти минуты, Владька опять, как когда-то, привалился к моему плечу. Опять падает снег, но сейчас он уже не тает, он блестит в тусклом свете фонарей, в отблесках неоновой рекламы, мягко ложится на капот машины. Теперь все будет хорошо, твержу я себе, слушая его сбивчивое бормотание. Я даже не вслушиваюсь в то, что он говорит, мне просто достаточно слышать его счастливый голос. Ловлю себя на том, что сам счастливо улыбаюсь ему в ответ. Вот ведь как, еще два часа назад думал, что уже почти все прошло, а ни фига! Стоило вот так десять минут побыть с ним рядом, как все вернулось.
Мы подъезжаем к его дому, я волоку его в подъезд, обнимая, поддерживая, чувствуя тепло его тела под курткой. Дома кое-как раздеваю его, держась из последних сил, чтобы не начать его целовать прямо в коридоре. Снимаю с него рубашку, расстегиваю джинсы, касаясь тела, поглаживаю его, не удерживаюсь, начинаю целовать… стоп! Впиваюсь ногтями в ладони, чтобы удержаться от стона. Влад падает на кровать и, хихикая, похлопывает ладонью на место рядом с собой.
- Да, да, Владик, сейчас… - сажусь рядом, беру его за руку, смотрю, как он почти засыпает, но изо всех сил старается не заснуть.
- Не хочу, не буду спать, ты тогда уйдешь.
- Я не уйду, я буду здесь. Потом ты проснешься, а я все еще буду здесь. Я еще тебе надоем хуже горькой редьки, подожди.
- Лазарев, ты все же придурок. Разве ты можешь мне надоесть? Не уходи, мне херово без тебя. Ты мне снишься каждую ночь, ты это знаешь? Не уходи, я тебя прошу, пожалуйста.
- Я не уйду, обещаю. Спи. Теперь все будет хорошо. Самое страшное уже позади. Утром ты проснешься и поймешь, что все у тебя в жизни классно, потому что выглянешь в окно, а там будет лежать первый снег, и два пацана будут играть в снежки, ты вспомнишь, что скоро Новый год, мандарины и елка, и напишешь на запотевшем стекле «мама», а, может быть, «Сережа», и поймешь, что ты счастлив… даже без меня, Владик.
Я сморгнул и проглотил ком в горле, нужно взять себя в руки. Влад крепко спал и улыбался во сне. Я улыбнулся ему в ответ и осторожно высвободил свою руку. Пора было ехать домой.

***

Назад я ехал навстречу утру и тягостному объяснению, ждущему меня дома. Но теперь я точно знал, что принял тогда, год назад, правильное решение. Смэш… Что Смэш? Вдребезги – оно и есть вдребезги, как яхту назовешь, так она и поплывет. Как ни пытайся – не склеишь осколки, да и пытаться нечего, не жалко. А Владик… Владик проснется утром, протрезвеет, вспомнит все, что было ночью, и окончательно возненавидит меня на всю оставшуюся жизнь за то, что снова, пусть на какой-то час, пусть сам, не желая того, но раскрылся, стал ненадолго самим собой и пустил меня в свою душу. И я меньше всего хочу быть свидетелем его стыда и ненависти ко мне. Поэтому пусть все будет так… будет так… будет…
А я… я смогу, я проживу без него, пусть сцепив зубы и впиваясь ногтями в ладони, но проживу. А через год или два, когда снова выпадет первый снег… кто может знать, что приготовила нам жизнь?





напишите Zolana
Beta-reader Stasey