Вся правда о Малыше и Карлсон

tancha: на самом деле мне эта вещь тоже не очень нравится, но я ее писала 1,5 недели каждый день с полуночи до 3х часов ночи под бесконечную перемотку Бандитского Петербурга. Поэтому я настояла на том, чтобы мой труд не пропал даром.
Smile: Да, и теперь что называется "по просьбам трудящихся"...

Вся правда о Малыше и Карлсоне

tancha: на самом деле мне эта вещь тоже не очень нравится, но я ее писала 1,5 недели каждый день с полуночи до 3х часов ночи под бесконечную перемотку Бандитского Петербурга. Поэтому я настояла на том, чтобы мой труд не пропал даром.
Smile: Да, и теперь что называется "по просьбам трудящихся"...

**************************************************
Вы верите в реинкарнацию? Вот и я раньше не верила. Но сейчас... Беру в руки свою книгу "Три повести о Малыше и Карлсоне", листаю ее, пробегаю глазами по знакомым строкам, но...? Что это?!!! Боже!!! Лихорадочно пролистываю дальше. Не могу поверить! Они же все изменили!!
Вот так. Всю свою прошлую жизнь я писала книги. Детские книги. Однажды, настал момент, когда это однообразие мне наскучило: захотелось написать что-то серьезное. Но что я умела писать кроме детской литературы? Вот тогда то и родилась идея запихнуть в детское произведение недетскую суть. До сих пор ухмыляюсь, вспоминая недоуменные лица редакторов. Да, они тогда сказали: "Немного подкорректируем, и пойдет в печать". Ха! Немного! Да они выбросили куски, вставили новые; изменили слова, фразы; переставили местами... и Хоп! Вся недетская суть испарилась. Зато появилась милая книжечка в моем стиле, а-ля расскажи мне сказку на ночь. Ладно, посмотрим, что насочиняли эти гении. Открываю первую страницу.

Вся правда о Малыше и Карлсоне.

Начало. Ну это просто шедевр. До такого бы даже я не додумалась. Особенно нравится фраза "...обыкновенная шведская семья". Осталось только вместо "обыкновенная" написать "нормальная" и можно не продолжать. И ведь знали же, что это будут читать дети! Дальше лучше. "Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят". Для обыкновенной шведской семьи кое-кого не хватает; уж если начали писать, то... Или это пошлый намек на трех обыкновенных ребят? Ладно, к самой сути это не имеет никакого отношения.
Малыш. Я так долго вынашивала его образ, что можно смело сказать: испытала все прелести беременности и родов. Спасибо им за то, что две мои ключевые фразы о Малыше они оставили:
"- Я вовсе не самый обыкновенный малыш, - говорил Малыш.
Но это конечно неправда".
На самом деле была еще третья фраза: "Хотя для семьи Малыша это стало ужасной правдой".
Малыш действительно ощущал себя не совсем обыкновенным, а точнее, не совсем нормальным. И зря, наверное, потому что для Швеции, впрочем, как и для всего остального мира, это уже не было аномалией. Однако папа Малыша так не считал. Он вообще придерживался консервативных взглядов на сексуальную ориентацию и для своего сына уже давно все решил. Малыш знал, что, как только наступит время, папа женит его на какой-нибудь девушке, которую все будут звать Деткой. Поэтому он никогда не говорил об ЭТОМ Папе.
Он ЭТО не говорил вообще никому. Да и сам не был до конца уверен. Это не было знанием, скорее какое-то общее понимание своих ощущений. Малышу даже иногда казалось, что он родился с этим пониманием. Но все это являлось его домыслами. В реальности же его окружали родные: родители, сестра, брат. Да, они действительно были , однако возраст их переврали. Ну, конечно, нельзя же читать, что малолетняя девочка каждую неделю приводила в дом нового парня. Что до брата, то он еще даже из пеленок не вылез. Но он жил не с ними, он, вообще был сыном отца от другой женщины. Да и родители Малыша постоянно ссорились и находились в стадии развода. Кстати, собаки у малыша никогда не было. Он и животных то не очень любил. Хотя собака в произведении все-таки присутствовала... у Карлсона, и ввела я ее для аналогии с Малышом. Постойте... хм... так даже лучше получилось.
Над кем поиздевались всерьез, так это над Фрекен Бок. Ему изменили пол. Да, да. На самом деле это был мужчина с дурацким именем Фрекен ( просто родители очень хотели девочку и даже собирались назвать его Фрау). Подробнее об этом чуть ниже.
Карлсон остался почти в первозданном виде. Только фигуру ему подпортили. В действительности он был очень стройным, потому что не лопал столько конфет, варенья и плюшек. Он вообще мог сдержать себя во многом ( кстати, пухленьким, совсем немного, был Малыш).
Так же эти уроды все перепутали с крышами. В моем варианте Карлсон сначала жил на окраине, а потом перебрался к Свантенсонам (на крышу). Теперь же непонятно, почему к Карлсону пришлось лететь через полгорода, если на первой странице было сказано, что живет он на их крыше. Кроме того, возникает вопрос: как могли не встретиться люди, которые прожили в одном доме столько лет? Это как если бы братья жили в одном городе и не знали бы другу друга.

Кстати о братьях... Ладно, потом.
Возвращаясь к Карлсону, скажу, что в его характере лишь сгладили углы, и действительно самой выразительной его чертой была самоуверенность. Справедливости ради надо отметить, что она имела под собой основание. Невероятное обаяние, против которого мало кто мог устоять. Вторым по важности качеством для Карлсона являлся невозможный эгоизм, выразить который могла только фраза "Пустяки, дело житейское". Этот эгоизм был рационально-расчетливым. Именно благодаря ему Карлсон, сумев остаться ребенком, рано повзрослел и понял, что если сейчас не заняться обеспечением будущего, то потом, с каждым годом будет все труднее. И тогда он начал поиск жертвы.
Проштудировав все элитные районы, Карлсон наконец увидел. Он знал, что Его отец был очень влиятельным человеком, однако консервативных взглядов. Ничего как-нибудь справимся. Он выглядел так наивно мило. Просто малыш. Карлсон определил его по всем этим мелочам, незаметным простому взгляду, может быть даже самому Малышу. Интересно, он понимает? После знакомства вопрос отпал: да понимает. Они об этом не говорили. Но Карлсон все равно знал. И Малыш знал. И оба знали, что каждый знает. Но кроме них не зал никто. Малыш тщательно оберегал эту тайну, поэтому и о Карлсоне решил никому не говорить. В книге же перевернули все с ног на голову. В действительности, именно Карлсон хотел, чтобы все, а особенно Папа, о нем узнали: быстрее привыкнут. Но т.к. Малыш сопротивлялся ( хотя они никогда не говорили об истинной причине), то он набрался терпения. В целом же Карлсон был доволен собой: на данном этапе все шло как надо. Он изначально ставил себя выше Малыша, постоянно напоминая, что он "самый лучший в мире...(варианты)". Малыш же в этом не нуждался, потому что и так знал, что Карлсон просто "самый лучший в мире".
Как уже упоминалось выше, активных действий, да что там, простого разговора между ними не было. Однако необходимость откровенного разговора понимали оба: им надоела эта двусмысленность, царившая в воздухе. Карлсон понимал, что инициативу надо брать в свои руки и однажды, сказавшись больным, предложил Малышу полететь к нему и там полечить его. Извините, отвлекусь. С ума сойти!! Они оставили речевку Карлсона:
"- Ты должен стать мне родной матерью. Ты будешь меня уговаривать выпить горькое лекартво. Ты обернешь мне горло теплым шарфом. Я скажу, что он кусается...
Малышу очень захотелось стать Карлсону родной матерью".
Вообще, Малыш догадывался, что Карлсон здоров, однако не сопротивлялся, поскольку понимал необходимость переговоров в спокойном месте, где не нужно было бы каждую минуту опасаться, что вот-вот зайдут родители. Но родители зашли и туда. Как раз когда Малыш целовал Карлсона в лоб, проверяя тому температуру. Не вижу смысла описывать выражения лиц ни тех ни других (все были слегка удивлены). Дома состоялся серьезный разговор, на котором Малыш рассказал все как было. Родители похмурились, но ограничились наставлением: "в следующий раз предупреждай нас заранее, а не отделывайся запиской".Запиской. Запиской! Запиской?! Но Малыш не писал никакой записки! Однако, она имела место( в обоих вариантах). Ее автором являлся Карлсон, который решил, что уже пора знакомится с Папой, который в это время думал о рассказе сына. Да, ничего не было, но он чувствовал чем здесь пхнет и если сейчас не принять меры, то потом будет уже поздно. Итак, он, во-первых, запретил родным рассказывать кому-либо о Карлсоне (вспомним папину боязнь огласки); а во-вторых, отправил Малыша... нет, не на лето к бабушке в деревню, как написано в книге, а на три года заграницу... учиться. Малыш практически не сопротивлялся: понял, что бесполезно. А вот кто действительно расстроился, да что там: рвал волосы, так это Карлсон. Нет, он конечно знал, что Папа примет меры, но три года?! Он столько сил положил не затем, чтобы Малыш забыл его. Ладно, все равно сделать что-либо уже невозможно, а в случае чего ему не составит труда напомнить о себе.
Через три года Малыш раскладывал вещи в своей комнате, перебирая в памяти воспоминания. Там, на чужой земле, он ужасно по всем скучал, особенно по Нему, а Он все не летел, хотя прошла неделя с приезда. Малыш и не подозревал, что Карлсон, идя на крыше, думал о нем. Он знал, что Малыш ждет ( видел его, выглядывающим из окна), но тянул. Тому было две причины. Во-первых, пусть поволнуется. А во-вторых... во-вторых, Карлсон хотел испытать себя: слишком уж он скучал. В некотором смысле это даже полезно: правдоподобность никогда не помешает. Главное не позволят, чтобы это состояние не переплавилось в другое. Поэтому он и установил для себя испытательный срок - один месяц. Но сломался на второй неделе.
Малыш завтракал на кухне, когда услышал ЭТОТ звук. Звук всей его жизни. Он вбежал к себе в комнату и увидел Его. Мгновение они стояли молча, затем бросились в объятия друг друга. Малыш только и мог, что повторять "Я так скучал, так скучал".
- Я тоже,- прошептал Карлсон.- Давай ко мне.
В тот день у Папы раскалывалась голова. Таблетки не помогали. Вечером он узнал причину. К нему в кабинет прошел его сын, держа за руку этого... этого...Карлсона и тоном дворецкого, приглашающего к обеду, сделал заявление:
-Мы не можем друг без друга, ты с этим смиришься, или я уйду из дома.
Папа знал: этот уйдет. Он же фанатик, за идею на костер готов взойти. А сына он любил безумно, потому и смирился, хотя это было против всех его убеждений. Он поставил единственное условие: полная тайна. Но как раз это было самым трудным: Карлсон перетащил свой домик на крышу Свантенсонов и их с Малышом постоянно видели вместе. А к Папе, как ко всякому влиятельному человеку, журналисты проявляли повышенный интерес. Естественно задавались вопросы. Пришлось пойти на уловку и объявить их братьями. Не, не родными ( слишком накладно), а так, двоюродными. Но вскоре и это перестало помогать: даже родные братья не проводят столько времени вдвоем. Когда телевизионщики добрались до Малыша и спросили его об этом, он округлил глаза, всем своим видом показывая " а вам какое дело!". Но потом, вроде как смягчившись, конспиративным шепотом произнес: " Мы работаем над номером для цирка".
Папа чуть виски не поперхнулся, когда смотрел это по телевизору. Откашлявшись, он со злостью произнес: "Номер для цирка... ну точно: клоуны". С этой секунды их судьба была решена.
Вот тут то и появился Фрекен Бок. Он должен был создать имидж, подобрать учителей, раскрутить. Серьезно подойдя к этим вопросам, он посадил Малыша на диету, перекрыв тому доступ к плюшкам с корицей. С Карлсоном оказалось сложнее. При первом взгляде на него Фрекен недовольно забормотал: " эти волосы с рыжим отливом... этот ужасный чубчик... Нет, если бы он был один, то лучше и придумать нельзя. А так... либо красим второго в рыжий, либо этого в черный". На удивление Карлсон согласился и с удовольствием подвергся переделке. А дальше все пошло как по маслу. Они действительно превратились в группу, но не привязанную к какому-то определенному цирку, а самостоятельную.
Их личные отношения продолжали протекать в прежнем русле. Хотя где-то в глубине души Малыш знал, что Карлсон лишь использует его, но смирился с этим, потому как начал догадываться о чем тот думает, сидя ночью на окне в его комнате. Такое случалось, когда Карлсон вдруг улетал и так же вдруг появлялся. Через довольно продолжительное время. Но ведь появлялся же. А Карлсон в это время злился. Злился на самого себя за свою слабость, за то, что не может улететь, не вернувшись к этому...к этому... к Нему. "Ты всегда знал жизнь, знал законы, по которым она существует и развивается, мог повернуть их себе на пользу. Иногда, правда, система давала сбои. Ты этого никогда не мог предугадать, да и никто не мог. И тогда происходили исключения, вот такие вот исключения, черт бы их побрал! Малыш же жизни не знал совершенно. Ему этого и не надо было: он ее понимал... понимал на каком-то подсознательном уровне, поэтому никогда ничего не планировал и не предпринимал активных действий. И все у него получалось. Как будто существовал какой-то союзный договор между ним и жизнью, по условиям которого он не вмешивается в ее дела, не пытается ее как-нибудь повернуть, а она подыгрывает ему. И тогда происходили исключения. Такие вот исключения, черт бы их побрал! Это понимание жизни было с Малышом всегда. Даже при первой встрече Карлсон заметил что-то такое. После трех лет за границей он повзрослел, но не изменился, не поменял взгляды, а укрепился в прежних. И жизнь была ему за это благодарна..."
А еще дальше все было так до противного хорошо... Нет, я все-таки не изменила себе и написала совершенно детскую книгу со счастливым концом. Со злостью захлопываю ее и ставлю на место. А ведь в жизни... в жизни все могло быть иначе... а может еще и будет. Да, это будет мой ответ редакторам! Я создам свою книгу в реальности, воплощу ее в жизнь. И уж тут то никто не сможет изменить ее. Пусть в мелочах что-то будет расходиться, но суть... Под конец ситуация выйдет из-под моего контроля и будет развиваться по совершенно непредсказуемому сценарию, а финал, должно быть, получится такой неожиданный, что при мысли об этом у меня по спине начинают ползать мурашки. Мысли прерывает оглушительный крик:
-Мама, мама!
К тебе со всех ног несся Владик.
-Что, сынок?
-Мама, посмотри какую коровку мне Сережа подарил, - захлебываясь от радости, говорит он.
Ты посмотришь на него и тихо произнесешь:
-Действительно, очень милая, иди, покажи папе... Малыш.

напишите Tancha