| на главную | | <<< назад <<< | | юридическая фигня| | гостевуха | | форум | | mail | Сон Лазарева в Новогоднюю ночь или Закулисные приключения Смэшиков (Новогодняя сказка) И кто же это сделал мне такой хороший подарочек на Новый год? Надеюсь, не Владька, кажется, я ничем не обижал его в последнее время, да впрочем, он сейчас так занят собой, что до остальных ему и дела нет. Если бы я ему не напомнил, он бы и сестре забыл подарок купить. А Алинка, наверно, напомнила ему купить подарок мне… Да и вообще он не мстительный. Если бы я его обидел, он бы мне прямо об этом сказал. Или в морду бы дал. Но никак не стал бы разбалтывать мой номер телефона. Так кто же, если не он? Кого я обидел? Когда? Как?! Очень хотелось бы знать, за что я теперь страдаю! Я же не нарочно! Я вообще белый и пушистый, и если кого-то случайно обижаю, тут же прошу прощения… Потому что не люблю, когда мне мстят, особенно так, как сейчас. Знать бы, за какие прегрешения я отрезан от мира в новогоднюю ночь? Не насовсем отрезан, конечно, можно запросто включить трубку и попробовать позвонить… Только готов поспорить на что угодно, фанатки меня опередят. Попробовать, что ли? Юлька позвонить обещала … Телефон лежал передо мной на туалетном столике среди косметики. Я оторвал от него взгляд и посмотрел в зеркало. Надо бы подкраситься, на сцену выходить скоро… И Владьку надо найти, как всегда: пьет все подряд, а потом по туалетам бегает… Хотя почему бы и не выпить, праздник все-таки? Только лучше после работы, вот выступим и расслабимся с чувством выполненного долга, последний концерт за ночь остался, надо немного потерпеть, а потом… праздновать. Нет, ну какой праздник в XXI веке без телефона?! Может, они уже угомонились и легли спать, маленькие все-таки еще (это я про фанаток)?.. Я осторожно (можно подумать это как-то повлияет на результат!) включил телефон и снова положил перед собой. Я не успел даже подумать, чтобы засечь по часам время до первого звонка, как он уже зазвучал веселой "Новогодней" песенкой Дискотеки Аварии. Я посмотрел на экранчик – номер был незнакомый и даже не московский. Не угомонились… Однако на звонок все-таки решил ответить и чуть не пожалел об этом, потому что ухо заложило от счастливого визга: – Сереженька!!! Поздравляю тебя с Новым годом!!! Желаю тебе всего самого хорошего!!! Творческих успехов и счастья в личной жизни!!! – Спасибо, – промямлил я в ответ в силу привычки и воспитания, а она продолжала срывающимся от восторга голосом: – Сереженька, я тебя люблю больше всего на свете!!! Скажи, когда ты приедешь в Воронеж?!!! Эк тебя занесло! – подумал я и быстро сказал в трубку: – Наверно, скоро, спасибо, я тоже тебе желаю всего наилучшего! – и тут же отключил телефон. Убью того, кто это сделал, если узнаю. То есть не "если", а "когда". Воспользуемся дедуктивным методом Шерлока Холмса. Только не сейчас. Завтра на свежую голову. И Владькину голову тоже подключим… Если найдем. Ох уже мне этот Топалов! Вот ведь везет подлецу! Почему не его номер растрепали?! И где его носит? Выходить уже скоро… Эх, Орлова на него нет, он со своими любимыми "Сливками" где-то отрывается, а мы должны вдвоем услаждать полупьяную публику. Не вдвоем, конечно, тут, кажется, еще кто-то выступает, но это значения не имеет. Скорей бы все заканчивалось. Скорей бы возвращался Владька. Родная душа все-таки, кто меня еще поймет так, как он? Словно услышав меня, Владька ввалился в гримерку и прислонился к двери спиной. Я не оборачиваясь посмотрел на его отражение в зеркале. Что-то он очень возбужденный, неужели опять выпил? Эх, Пуся, Пуся… – Лазарев!!! – громким шепотом воскликнул он. – Я такое сейчас узнал!!! Полный трындец!!!! Я встал и повернулся к нему, скрестив руки на груди, чтобы получше рассмотреть. Волосы встрепаны, глаза блестят, значит, и правда – выпил. Негодяй, мог бы и меня позвать в компанию… А то как мы на сцену выйдем? Один трезвый, другой на ногах не держится? Опять на мне виснуть будет. А потом всякие сплетни поползут… Владька замахал на меня руками: – Сядь, сядь!!! Я тебе такое скажу – упадешь!!! – Не суди по себе, я еще не такой уж пьяный. – Я тоже не пьяный, поэтому и советую – сядь! – Говори, Пуся. – Ну, смотри, я предупреждал… – Владька выдержал такую эффектную паузу, словно это он, а не я, проучился четыре года в театральном вузе, и выдал на одном дыхании: – Здесь с нами будут нотрдамщики выступать!!! – Кто?! – Петкун, Макарский и вся их кодла! Я еле-еле нашарил за спиной стул и осторожно сел. Владька широко заулыбался, довольный произведенным эффектом. И это еще раз доказало прописную истину: ничто так не поднимает настроение, как вид человека, которому настроение испортили. Ну, ладно, мой пьяненький братишка, я сегодня добрый, поэтому прощаю. Владик подошел и опустился передо мной на корточки, продолжая наслаждаться моим замешательством. – Что делать будем? – бодро спросил он. Вот и меня тоже мучил этот вопрос. Обдумывая его, я взял расческу и принялся укладывать Владькины волосы. Я так сосредоточился на этом занятии, что когда очнулся, мне стало совершенно ясно, что делал я это зря, так как на сцену мы не пойдем. – Бери шинель, пошли домой, – сказал я Владьке. Он вылупил глаза. – Серенька, ты чё?! А как же выступление? – Что я – на помойке себя нашел – с Макарским на одной сцене петь?! – возмутился я. – Сереж, мы контракт подписали, придется… – Ну, ты-то с ним давно спелся… – Сережа! – недовольно проворчал он. – Кто старое помянет – тому глаз вон. – А кто забудет – тому оба. – Забей! – отмахнулся Владька. – Пойдем, споем быстренько. Пять минут позора – и со спокойной совестью сможем напиться. А на утро все забудем! – Я не хочу… – Ну, можешь не напиваться, это дело добровольное, только праздник все-таки… – Да я не про это! Я петь не хочу. Желание совсем пропало… – Желание пропало? – с сочувствующим видом переспросил Владька. – Да… Тогда тебе только Виагра поможет… – И ты, Влад! – вот теперь я обиделся всерьез. Поэтому отвернулся к зеркалу и, не обращая внимания на Владьку, который тут же полез мириться, начал краситься и причесываться. Раз уж выступления не избежать, надо выглядеть достойно… ВиаГра… Да, Владька, ты нашел, как сострить… А между прочим, ведь с нее все и началось… …Я где-то слышал умную мысль: нельзя себя ни в чем ограничивать, так как потом, когда дорвешься, будет трудно остановиться. На Владькином примере я убедился, что это правда. Маленький мальчик Пуся вообразил себя взрослым мужчиной, метнулся из одной крайности в другую, и теперь ему казалось, что он сможет удовлетворить любую девушку, а главное, что все девушки будут только рады доставить ему удовольствие. Вот и когда он узнал, что на одном концерте с нами выступает группа ВиаГра, он чуть с ума не сошел. Это было вскоре после нашего возвращения из Питера, и он все еще пребывал с состоянии легкой эйфории от случившегося, однако еще не окончательно осмелел и потому пришел ко мне за подмогой. – У нас почти целый час в запасе, – срывающимся голосом прошептал он. – Пойдем к ним в гримерку! – Зачем? – удивился я. – Автограф попросить! – Мало ты сам раздал автографов! Неужели не противно просить их у кого-то? – У кого-то?! Сережка, ты что?! Это же ВИАГРА!!! ТАКИЕ девушки – это не кто-то!!! Я хотел его осадить, но увидев, как полыхают его глаза, решил уступить, а то ведь и пожар может случиться, а у меня даже огнетушителя под рукой нет… И мы пошли в гримерку ВиаГры. Вежливо постучались, и дверь незамедлительно открылась, явив нам Надю Грановскую во всем великолепии. – Что вам надо? – устало поинтересовалась она негромким голосом, который придал этим не слишком вежливым словам интимный оттенок. – Автограф… – услышал я рядом с собой Владькин голос и удивился. Сам я вообще потерял дар речи. Наверно, со стороны это выглядело, как в кино: челюсть медленно отваливается, а глаза не смеют подняться выше декольте. Признаюсь, со мной это случается редко, у Владьки больше опыта в искусстве превращаться в соляной столп, поэтому он и оправился быстрее. Надя, наморщив лоб, пригляделась к нам и неуверенно спросила: – А вы?.. – Smash!! – подсказал Влад. – Группа Smash!! Мы Belle исполняем на французском… Конкурс в Юрмале выиграли… – А! Эти… Слышала… То-то я смотрю – вы на простых фанатов не похожи. Ну, заходите, коллеги… Я к этому времени немного оправился от шока, а Владька, не ожидавший подобного поворота, снова в него запал, поэтому мне пришлось его подтолкнуть. Так мы очутились в святая святых – гримерке ВиаГры. И снова превратились в соляные столбики, так как там обнаружилась Алена. Ани не было, и хорошо, иначе бы у нас случился разрыв сердца. – Ребята из группы Smash!! – представила Надя. – Пришли к нам в гости. – Привет, – дежурно поздоровалась Алена, а в ее голосе ясно прозвучало: "катитесь отсюда, малыши!" Владька снова первым обрел дар речи и начал говорить. Впрочем, "говорить" – слишком громкое слово для того бессвязного лепета, что срывался с его губ. Общий смысл сводился к тому, что мы оба(?!) всю жизнь, с пеленок (ну, это бестактность: девушки нас постарше всего на пару лет) только и мечтали познакомиться с ВиаГрой и получить от них автограф, мы даже в артисты пошли, чтобы стать к ним ближе. Да, Пуся, в тебе погиб великий адвокат! Я и не знал, что ты умеешь так лапшу по ушам развешивать, а я еще учить тебя пытался… Надя тоже была удивлена этими словами, а Алена уточнила: – А разве не слава Тату вас привлекла? – Да разве могут они сравниться с вами! – воскликнул Владька, совсем не подумав, что если Юлька с Ленкой узнают об этом, ему же будет хуже. Или он так и не смог простить Юлю?.. – Рада, что вы это понимаете, – саркастически сказала Алена и посмотрела на Надю, снисходительно улыбавшуюся нам. Владька расплылся от этих слов в совершенно тупой улыбке, а я никак не мог понять, что же мне делать. Я, конечно, понимал, что для девушек это просто очередной прикол, но мое чувство юмора на сей раз почему-то отказало, парализованное невероятной красотой и сексуальностью наших новых знакомых. Поэтому я продолжал молчать, как дурак. – Так что вы хотите? – спросила Надя. Владька сделал круглые глаза, словно "не так" понял вопрос. Надя округлила глаза в ответ. Я отвернулся, чтобы глупо не захихикать (единственное, на что я был способен), а Алена, недовольно сморщившись, встала и заявила, что пойдет искать Аню. Мы остались с Надей наедине, и она повторила свой вопрос. – Автограф, – ответил Владька. – И только? Ну, так давайте блокноты, – она с очаровательной улыбкой протянула руку. – Э-э… м-м-м… – замялся Владька, а я не выдержал и все-таки расхохотался. Звезды, блин! Столько автографов раздали сами, и забыли взять с собой хотя бы листок бумаги, не говоря уж о ручке! – Что же вы? – засмеялась и Надя. Владька покраснел и отвернулся. Надо было срочно спасать положение, и я вспомнил, как одна из наших поклонниц попросила меня расписаться у нее на животе. Я скинул рубашку и сказал: – Зачем блокноты? Это такая ерунда, будет валяться где-то… Лучше на плече! – И потом не мыться всю жизнь? – с улыбкой произнесла Надя. – А-а… а я, может, татуировку сделаю, – не растерялся я. – Давно думаю, какую бы татушку себе сделать. А такой точно ни у кого нет, все завидовать будут… – Да? – Надя подняла черные четко нарисованные брови, а я в первый раз заглянул в ее глаза, и ответ застрял у меня в горле… …За своим плечом я слышал неровное дыхание Владьки, горящего желанием тоже сделать себе татуировку с Надиным автографом… – Что бы тебе написать? – задумалась Надя, подходя ко мне и принося с собой неуловимый аромат незнакомых мне духов… Я совершенно неожиданно для самого себя вдруг почувствовал, как внутри у меня все сжалось, а когда она коснулась моего плеча, я вообще на долю секунды потерял сознание, потому что я совершенно не заметил, как пришла Аня. – О! Смэшики! – воскликнула она. – Парни, о которых мечтают миллионы девчонок в России и всех странах СНГ, стоят полуголые в нашей гримерке! Надя, чем это вы занимаетесь? Спиной я почувствовал, как Владька обернулся к Ане и в третий раз за последние полчаса превратился в соляной столбик. – Автографы раздаем, – ответила Надя с нежной улыбкой. – У них блокнотов нет, поэто-му занимаемся бодиартом. Они хотят, чтобы я что-то вроде татуировки нарисовала. На плече, – и она снова взяла меня за руку, поворачивая к Ане. Аня заинтересованно подскочила и тоже схватила мое плечо. (Владька сзади аж застонал от зависти). – Давай, я нарисую! – предложила Аня. – Я знаю, как! – А что ты хочешь нарисовать? – ВИАГРА – так красивенько, я как-то тренировалась. – На ком? – На бумаге, у меня раньше никогда не было под рукой такого очаровательного материала, чтобы тренироваться. – Я думаю, из тебя получится отличный художник по телу. – Художник по Смэшикам! – Только как это будет смотреться у него на плече?.. – Я постараюсь покрасивее, а если не получится сотрем лосьоном… – Я имею в виду: прилично ли это будет? Если он наденет коротенькую маечку… – Для того и рисуется, чтобы видно было! А если ему будет стыдно, то он может и не надевать маечку, сейчас же зима, а к лету даже следа не останется! Да уже через пару дней все смоется! – И правда, это мы вечно оголяемся, а они-то в приличных мальчиков играют. – Вот-вот! Давай ручку! Аня достала откуда-то черную ручку и быстренько набросала общие контуры будущего рисунка. Надя посмотрела, выхватила ручку и кое-что исправила, Аня не согласилась… Так они, как две маленькие девчонки, крутились вокруг меня, что-то рисуя на плече. А я тем временем постепенно приходил в себя, ко мне начинали возвращаться чувства, начиная с осязания (я ощущал на своей коже не только одурманивающее прикосновение нежных девичьих рук, но и неприятное щекочущее скольжение стержня шариковой авторучки), обоняния (я чувствовал уже не только запах божественных духов, но и запах пота, естественный, когда в маленьком помещении собралось много возбужденных людей) и зрения (я видел уже не только лица и фигуры небожительниц, но и беспорядок, царящий в непрезентабельной гримерке), и заканчивая чувством юмора, реанимировавшимся при виде Владьки, про которого я, признаюсь, немножко забыл. Владькина пухленькая мордашка вытянулась, глаза просто вылезли из орбит, наблюдая за манипуляциями девушек, а руки нервно теребили пуговицы рубашки, то расстегивая их, то застегивая. Ему ужасно хотелось, чтобы и на его плече осталась хоть одна закорючка, но природная застенчивость мешала скинуть рубашку и отодвинуть меня в сторону. Пришлось мне самому вежливо напомнить девушкам, что я не один, и попросить уделить каплю их драгоценного внимания моему братцу. Поскольку Аня уже всерьез начала воплощать на моем плече свои художественные замыслы, она отказалась прерываться, и Владькой пришлось заняться Наде. Он дрожащими руками стащил-таки с себя рубашку, и Надя начала рисовать поминутно сверяясь с Аниным эскизом. А я почему-то почувствовал зависть. Не то, чтобы Аня была менее привлекательна, но от Надиных пальцев у меня пробегал электрический ток по телу, а Аня была обычной девушкой. Поэтому я завидовал Владьке, который на любую красивую девушку на свете реагирует одинаково. Маленький Пуся, ничего он еще не понимает! Мучения наши закончились довольно быстро – с возвращением Алены. Она даже не потрудилась скрыть недовольство, увидев нас в своей гримерке, и заявила, что мы должны уходить, во-первых, потому, что им, девушкам, нужно подготовится к выступлению, а во-вторых, потому, что иначе наш продюсер, Женя Орлов, доведет до белого каления всю актерскую братию расспросами, куда подевались двое маленьких мальчиков-смэшиков. Рисунок на моем плече уже был к этому времени почти завершен, Аня наносила последние штрихи, она хотела помочь Наде, но Алена решительно потребовала, чтобы мы с Владькой оделись, так как находиться здесь в таком виде просто неприлично, и выметались. – Она права, – с извиняющейся милой улыбкой сказала Надя, откладывая ручку и беря со стула смятую рубашку. – Это чья, мальчики? – Моя, – прошептал я и как-то неловко и резко выхватил ее из Надиных рук, чем вызвал смех Алены. – Дальше сами подрисуете, если захотите, а вообще, если еще что-нибудь надо нарисовать, обращайтесь, мы всегда рады! – говорила Аня, провожая нас в коридор. – До свидания! – добавила Надя, легонько коснувшись щекой наших щек, и дверь в волшебную гримерку закрылась… – Сереня, пойдем! – пробился в мое сознание Владькин голос и вернул меня на грешную землю. Я обнаружил, что стою в служебном коридоре концертного зала перед закрытой дверью гримуборной с надписью "ВИАГРА" с идентичной надписью на левом плече, и изо всех сил сжимаю вспотевшими ладонями нарядную рубашку, в которой должен через некоторое время (совершенно не представляю какое!) выходить на сцену. Пожалуй, если кто-то пройдет мимо, то может неправильно все понять. И не желая компрометировать красавицу Надю, я все-таки заставил себя одеться и развернуться в обратный путь вслед за Владькой, который с каждой минутой все больше и больше приходил в себя и испытывал острое желание поделиться впечатлениями. Когда мы оказались в своей гримерке, я уже не знал, как мне заткнуть его, обычно такого молчаливого, тем более, что мне самому на этот раз говорить совсем не хотелось. Положение спас Орлов, ворвавшийся к нам как свежий ветер и высказавший все, что думает по поводу маленьких мальчиков в большом шоу-бизнесе. Потом он вытолкнул нас на сцену, где я невероятным усилием воли заставил себя сосредоточиться и вовремя открывать рот под фонограмму песни Belle. И пока проговаривал приевшиеся до ужаса слова, вдруг понял: это же о Наде поется! C'est une chanson qu'on dirait invente pour elle! И далее по тексту… Могу подписаться под каждым словом! O Lucifer, oh, laisse-moi rien qu'une fois glisser mes doigts dans les cheveux de Nadya! Я ужасно хотел после выступления еще раз ее увидеть, но мне не дали, Владька и все прочие накинулись, словно нарочно, а потом я узнал, что ВиаГра уже уехала… Ну и ладно, сказал я себе, нечего забивать себе голову ерундой. На свете много и других девушек… Когда я вернулся в тот день домой, я вообще удивился, что это я так разволновался, и несколько дней старательно выкидывал из головы мысли о Наде, но… случай снова столкнул группы Смэш и ВиаГра в коридорах телестудий. Надя сама остановилась, приветливо улыбнувшись, расцеловала нас и ушла… А я понял, насколько бессмысленны были все мои попытки забыть ее. И когда через неделю я узнал, что наши пути снова пересекаются на одной из московских площадок, то вообще потерял на сутки сон и аппетит (к удивлению Владьки, да и себя самого) и волновался, как ни перед одним концертом в жизни. И, как выяснилось, не зря. Тогда-то все и случилось… Владька, как ни странно, после получаса пребывания в заветной гримерке успокоился, и на слово ВИАГРА реагировал вполне спокойно, даже хотел смыть картинку, нарисованную на его плече Надей, остановило его только то, что я смывать не хотел и предложил поспорить, кто дольше продержится. Проигрывать ему не хотелось, и он мучился от того, что не может как следует мыться каждый день, как привык. Я тоже привык к ежевечернему душу, но почему-то спокойно относился к его отсутствию, и ловил себя на мысли, что понимаю теперь своих фанаток… Итак, когда мы снова оказались в пределах одного здания с ВиаГрой, Владька к этому отнесся совершенно равнодушно, а я никак не мог решить, идти к ним или не идти. Сердце говорило, что идти надо, здравый смысл говорил о том же, потому что иначе я буду очень долго жалеть (а как известно, лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном). Только вот тело почему-то отказывалось повиноваться, и ноги не могли сделать ни шагу в нужную сторону. Не знаю, чем бы все это кончилось, но кто-то заглянул к нам и сказал, что Надя Грановская хочет нас видеть. –Wow!!! – воскликнул Владька и повернул ко мне свою обрадованную физиономию. Я ничего не сказал, просто вскочил и ринулся бежать к Ней. В голове со скоростью света мелькали догадки, зачем она позвала нас, одна смелее другой, но это было не так уж важно, главное, я ее увижу! Владька бросился за мной. Распугивая встречающихся на нашем пути артистов, мы затормозили только у дверей нужной гримерки, причем Владька, совершенно не соображающий, куда и зачем мы бежим, так увлекся самим процессом бегания, что врезался мне в спину в лучших традициях комедийных фильмов, и мы ввалились в гримерку, наглядно продемонстрировав собственное название. И замерли. В гримерке, вместо трех девушек, оказалась только Надя, но не одна, а вместе с молодым человеком с ужасно знакомым лицом. Прежде, чем я успел сообразить, где я его видел, и как мне вообще реагировать на его присутствие, Надя встала и со своей милой улыбкой представила нас друг другу: – Сережа и Владик из группы Smash!! Антон Макарский из мюзикла Нотр-Дам. Вы, можно сказать, коллеги. Одну песню поете… – Очень приятно, – вежливо поздоровался Владька и протянул руку. Макарский ответил тем же, причем совершенно искренне. А я никак не мог найти внутри себя хоть капли похожего чувства. Чтоб ты провалился! – хотелось мне сказать, но я сдержался и, вспомнив уроки актерского мастерства, изобразил на лице голливудскую улыбку. Только адресована она была все же не ему, а Наде. И зачем она нас позвала? – думал я, пожимая руку "коллеги". Это выяснилось тут же после обмена любезностями. – Теперь у меня собрались трое лучших исполнителей моей любимой песни, – сказала она, откидываясь на спинку кресла и оглядывая нас придирчивым взглядом. – И я хочу, чтобы вы мне ее исполнили. По-французски. – Wow! – у Владьки опять не нашлось слов, чтобы выразить свои эмоции. У меня слова были, но такие, которые при женщинах произносить неприлично. Один Макарский был рад, видимо, знал об этом заранее. – Начинай, Серега, – сказал он мне и хлопнул по плечу. – Ты у нас сегодня будешь Квазимодо! Мне не понравилась его фамильярность, я отодвинулся от него подальше (и поближе к Наде) и буркнул в ответ (хотел нормально ответить, но почему-то не получилось): – По-французски петь? А ты французский-то знаешь? – Не хуже тебя! – нагло ответил он и улыбнулся Наде. – Давай, Серенька! – попросил и Владька. Ему, видимо, было интересно, что получится из нашего трио. – Сережа, что с тобой? – изогнула брови Надя и устремила на меня взгляд своих черных глаз (ses grands yeux noirs qui vous ensorсellent!), и я тут же забыл, где я и зачем. Только услышав, как Макарский начинает напевать вполголоса мою партию, я очнулся и прервал его взмахом руки. И запел сам, подумав, что наконец-то эта песня исполняется для той, кому она подходит больше всего. Надя слушала меня с очаровательной улыбкой, и я думаю, она поняла все то, что я хотел сказать ей. Она так на меня смотрела, а я чувствовал, что никогда в жизни не пел так искренне! Но вот начал петь Влад, и ее взгляд сместился на него, и все улыбки теперь достались ему. Я даже не слушал, как он поет, потому что убеждал себя, что не нужно ревновать, Владька мне не соперник, да и вообще она мне ничего не обещала! И я почти преуспел в этом, но запел Макарский, и я больше не смог сдерживаться, просто нагло повернулся к нему спиной, чтобы никто не видел, как у меня изменилось лицо. Во-первых, потому что сразу понял: мне так в жизни не спеть, а во-вторых, потому что на меня Надя ни разу не посмотрела так, как смотрела на него. В общем, я почувствовал себя настоящим Квазимодо. Наверное, поэтому я не стал больше утруждать себя и последний куплет, где мы поем все вместе, спел просто отвратительно, испортив тем самым песню. Впрочем, Надя все равно осталась довольна. Когда мы закончили, в лучших традициях мюзикла протянув руки к красавице, она захлопала в ладоши и встала. – Спасибо, мальчики, я очень рада. Жалко, девочки не слышали, но вы как-нибудь еще соберетесь и споете для них. – Конечно, – ответил довольный собой Макарский. – Мы всегда будем рады, – добавил и Владька, довольный не меньше. Я промолчал, потому что не люблю врать и хорошо умею это делать только перед камерой. Но я постарался, чтобы мой взгляд, обращенный к Наде и только к ней, выразил все мои мысли по этому поводу. – Ну, вот и ладно, – сказала она. – Спасибо еще раз. Пойду искать девчонок, а то куда-то они все пропали. – Очень приятно… – начал было откланиваться Макарский, но я не выдержал: – Как же это? Мы только пришли, и вы уже прогоняете нас? – Я не прогоняю, – Надя повернулась ко мне, и я снова почувствовал, что растворяюсь в ее глазах и улыбке. – Просто у нас у всех дела. Нам нужно спешить, вам тоже. Вам выступать надо сегодня, а значит, надо подготовиться. А потом после выступления можно было бы встретиться всем вместе и… – Вы так специально говорите, потому что знаете, что это невозможно. – Все возможно. Если вы все захотите. Можно собраться вечером… – И еще раз спеть Belle! – Хотя бы. Мне очень понравилось. – Ради одного этого стоило оторваться от дел. – Тем более, что дел особых не было, – влез Владька, как всегда не в тему. – Сергей, извини, что помешали твоим важным делам, – высказался и Макарский. – Мы с Надеждой случайно встретились в коридоре и разговорились, и она попросила меня спеть что-нибудь. Ну, естественно, вспомнилась и Belle, а так как в одиночку ее петь невозможно, пришлось вызывать подмогу. – Я очень удачно вспомнила о вас, ребята. Я всегда думала, что вам третьего нужно, чтобы эту песню петь, и лучше Антоши вам не найти. Антоша! Очень нам нужны такие помощнички! – подумал я, но решил промолчать, чтобы не провоцировать скандал. Владька собрался было что-то сказать, но Макарский перебил его, обратившись к Наде: – Мне, кстати, понравилось, как мы спели. Нам бы порепетировать немного и вышло бы совсем замечательно. Все-таки на французском песня звучит лучше. Ребята правильно сделали, что спели ее в оригинале. Я бы хотел сыграть мюзикл на французском языке… – Я бы хотела на тебя посмотреть… Они еще пару минут продолжали обмениваться любезностями, которые все больше и больше походили на флирт, и моя душа не могла выносить этого. С каждым словом я все больше и больше хотел, чтобы Макарский заткнулся и вообще исчез, а Надя говорила бы только со мной, но… Я уже ясно понимал, что мне нужно отсюда уходить, но почему-то тело опять не слушалось, и мне приходилось терпеть эту пытку. Ну, почему я не могу как Владька равнодушно относиться к Надиному поведению?! А Владька был абсолютно равнодушен ко всему. Он с интересом следил за разговором, но ни одно слово не оставалось в его голове. И он совершенно не видел, что происходило со мной. Если бы я вздумал рассказать ему все, он был бы очень удивлен. Дверь в гримерку внезапно распахнулась, Надя обернулась, ожидая увидеть своих подруг, но это был Петкун, который искал своего коллегу. – Антон! – воскликнул он. – Скоро выступать, ты бы хоть зашел, сказал, что приехал, почему я от третьих лиц узнаю что ты здесь и находишься у ВиаГры? Да еще и в обществе этих педиков! – он кивнул в сторону Владьки, который стоял к нему ближе, но я понял, что это относилось и ко мне тоже. И тут я взбесился. Накопившиеся эмоции требовали выхода, и я не помня себя кинулся на него с явным намерением побить и доказать, что уж кем-кем, а педиком я не являюсь. Петкун от неожиданности отпрянул назад, Макарский бросился на меня, удерживая; чуть опоздав, к нему присоединился и Владька, и мы втроем рухнули на пол. Надя по-девчоночьи взвизгнула и отступила на шаг, чтобы не пострадать случайно, но тут же пришла в себя и строгим голосом приказала: – А ну, прекратите! Одновременно с этим я инстинктивно дернулся, чтобы освободиться, и этого не выдержала моя рубашка. Пуговицы с веселым перестуком покатились по полу, и все присутствующие дружно выдохнули, каждый по-своему выражая удивление от затейливой надписи "ВИАГРА", украшавшей мое плечо. Мне после этого надо было встать и со светской улыбкой покинуть гримерку, но мои руки и ноги так дрожали, что я остался сидеть, как был, только закрыл ладонями лицо. Макарский и Петкун попытались что-то сказать, но Надя решительно произнесла: – Все вон отсюда! Вон! – повторила она, когда никто не двинулся с места. Тогда Петкун сказал: – Антон, мы ждем тебя, – и ушел. Антон постоял пару секунд и тоже ушел, Владька поспешил за ним. Тогда и я поднял голову и собрался уходить, но Надя остановила меня: – А тебя, Сережа, я попрошу остаться, – сказала она негромко. Надо ли уточнять, что меня это оглушило?! Я замер на месте и одними глазами следил, как она прошла мимо меня, чтобы плотно закрыть дверь, как она повернулась ко мне и молча поправила на мне рубашку. Ее рука задержалась на моем левом плече, как раз там, где картинка, и длинные ресницы поднялись, открыв мне красивые глаза. – Что же ты не смыл ее? – спросила она. И так как я не смог сразу ответить, повторила вопрос. – Жалко было, – наконец выдавил я. – Вы с Аней столько трудились… – Спасибо, что ценишь наш труд, – улыбнулась она краешком губ, запахнула рубашку у меня на груди и отошла на несколько шагов. – Сережа, давай объяснимся, – она прислонилась к туалетному столику и сложила на груди руки. Я кивнул, и это было единственное, на что я был способен. – Мне не нравится то, как ты ведешь себя по отношению ко мне… – Надя, простите меня, я не хотел вас обижать! – тут же воскликнул я, но она подняла руку. – Дослушай меня, пожалуйста. Я понимаю, что тобой происходит. Ты стал очередной жертвой нашего имиджа… – Я… – я хотел сказать, что она не права, но она не стала слушать и продолжала: – Да-да, Сережа, жертвой. Я уже не в первый раз с этим сталкиваюсь. И ты сам столкнешься с этим, когда маленькие девочки будут за тобой бегать и смотреть на тебя так, как ты сейчас смотришь на меня. – Это другое… – снова попытался возразить я, но она опять отмахнулась. – То же самое. Ты меня не знаешь, ты видишь меня живьем лишь третий раз в жизни. И все, что ты любишь во мне – это мой образ, созданный имиджмейкерами. Не то, чтобы в жизни я другая, дело не в этом. Дело в том, что ты этого не видишь и не знаешь. И знать тебе это не нужно. – Почему? – задал я глупый вопрос сам не знаю зачем. – Я старше тебя, – сказала Надя. – Ненамного. Мне совсем скоро двадцать исполнится. – У меня своя жизнь, о которой ты не знаешь ничего. Сережа, мы разные люди. Между нами нет и не может быть ничего общего, кроме того, что мы оба артисты, мы оба принадлежим сцене. И это – самое главное, что нас разъединяет. Подумай, представь на минуту, что между нами что-то будет. Как к этому отнесутся твои продюсеры, и мои? Как это воспримут поклонники? Это будет пыткой для тебя. Я послушно попытался представить, и к своему удивлению обнаружил, что не могу этого сделать. Никогда не страдал от недостатка воображения, но сейчас оно меня подвело. Так на что же я надеялся все эти дни, мечтая о Наде?! Я жалобно на нее посмотрел и увидел сочувствие в ее глазах (какие же они красивые!). И спросил: – Что же мне делать? Сам не знаю, что я ожидал услышать в ответ, но услышал только то, единственное, что она могла сказать: – Забудь меня. И это словно ножом резануло по моим нервам. – Это слишком сложно… – прошептал я, чувствуя, как сжимается мое горло. – У тебя нет выбора, – сказала она и голос прозвучал так холодно и устало, что я с удивлением воззрился на нее, но внешне она никак не изменилась. – Уходи, Сережа, и никогда не ищи встреч со мной. Лучше найди себе хорошую подружку. – Надя… – Не заставляй меня отставлять у тебя плохие воспоминания обо мне. Уходи. По-моему, мы все сказали друг другу. Мы все поняли… Я замер, решая, что же делать, и наконец круто развернулся, следуя ее совету. Я уже взялся за ручку двери, но меня как холодной водой окатила мысль, что я больше не увижу ее, а если и увижу когда-нибудь, это будет совсем не то, поэтому я не прощу себе, если сейчас уйду, так ничего не получив… И я также резко развернулся обратно и подскочил к ней. Надя уже решила, что я ухожу, и успела расслабиться, поэтому мое возвращение повергло ее в небольшой шок, которым я воспользовался, обхватив ее руками. У меня голова пошла кругом от запаха духов, близости ее роскошного тела, плотно прижатого к моему, и полных губ, от которых меня отделяло всего несколько сантиметров, которые я намеревался быстро преодолеть, и сделал бы это, если бы не дикий взрыв смеха сзади. Как от настоящей взрывной волны мы с Надей разлетелись в разные углы гримерки, поправили одежду и прически и только потом сообразили, что мы по-прежнему одни. Хохот раздавался в коридоре и совершенно не относился к нам… Я еще не успел сообразить, что делать дальше, как Надя распахнула настежь дверь. Мне тоже стало любопытно, и я выглянул из-за ее плеча, и словно в ответ на это, хохот разразился с новой силой. Хохотали четверо: Владька, Макарский, Леха Серов и Коля Тимофеев. Серов, увидев нас с Надей, ткнул пальцем в нашу сторону и согнулся пополам. Владька вообще сполз по стенке на пол. Макарский отвернулся, тихо постанывая, а Тимофеев пытался что-то объяснить, но словами не получалось, а жестами было непонятно. При виде такой сцены совершенно невозможно было остаться спокойным, и хотя мне было совсем не до смеха, я почувствовал, как мой рот разъезжается в улыбке. Надя тоже удивленно засмеялась и спросила: – Может быть, кто-нибудь объяснит, в чем дело? Я посмотрел на Владьку, ожидая, что он ответит на вопрос, но стоило ему встретиться со мной глазами, как его тут же скрутил новый приступ смеха, который как зараза воздушно-капельным путем передался всем прочим участникам веселья, и нам с Надей не осталось ничего иного, как переглянуться с непонимающим видом и собрать все свои силы, чтобы тоже не расхохотаться, и чтобы не обижаться, потому что выходило, что смеются они над нами. – Ребята, – снова позвала Надя, – мы тоже посмеяться хотим, может, поделитесь? – Влад, расскажи, – попросил Макарский, вытирая слезы. Владька в ответ издал очередной нечленораздельный звук, после чего получил по спине от Серова. Это привело его на некоторое время в чувство, и он выдавил: – Серенька, мы тебе тут замену нашли! – указал на Макарского и снова захохотал. – Они меня с тобой спутали! – пояснил Антон, кивая на "аварийцев". И вся компания опять залилась смехом, к которому присоединился и нежный звонкий смех Нади. Лишь я один стоял как идиот, ничего не понимая и не находя ничего смешного. А тут еще и Надины подруги подошли… Увидев веселую картину, Аня не долго думая присоединила свой голос к общему хору, предоставив Алене разбираться, что случилось. На этот раз отвечать взялась Надя, на своем опыте узнавшая, что на парней лучше не полагаться (в том числе и на меня). – Ребята приняли Антошу за Сережу и предложили ему заменять его в Smash!! – Здорово!– подхватила Аня. – А Сережа в Нотр-Даме петь будет! Он там всех поразит своей красотой, не хуже Антона! – А по-моему, никто и не заметит замены, – сказала Алена и подошла к двери, в проеме которой все еще стояли мы с Надей. Не могу сказать, что эта фраза мне понравилась и подняла мое настроение и без того плохое. Я так неприязненно посмотрел на Алену, что она не могла проигнорировать меня. Ее взгляд задержался на моей распахнутой рубашке, и губы недовольно сжались. – Собственно, а ты где был, пока Антон замещал тебя? – Меня никто не замещал! – сказал я, чтобы хоть что-то ответить. Потому что отвечать правду не хотелось. Вдруг Наде не понравится? – Никто никого не замещал, – решил все-таки внести ясность Тимофеев. – Мы с Лехой шли, видим, стоят два парня, что-то лица знакомые, я спрашиваю Леху: "Кто такие?" Он присмотрелся, говорит: "Smash!!" Тогда я тоже вспомнил, мы встречались где-то. Один черненький, другой беленький, Серега и Влад, все просто, вроде бы… – Вроде бы, – подхватил Серов. – Мы подходим, говорим: "Привет, смэшевцы!" Влад отвечает: "Привет" Ну, мы о чем-то потрещали немного, и я спросил, зачем они тут стоят. А Влад и отвечает, мол, Серегу ждем. Я такой: "Какого Серегу?" А он: "Моего". А я: "А зачем тебе еще один?"… Тут все снова расхохотались, даже Алена, даже я. – А потом дверь открывается, – продолжил Тимофеев, – и появляется Серега… Лучше бы он этого не говорил, так как Алена на меня ТАК посмотрела, что я пожалел, что вообще на свет родился. Надя заметила это и не растерялась. Она быстро схватила меня за руку и вытолкнула в коридор: – Владик, забирай своего Сережу. И извиняйте нас, ребята, нам собираться пора. Девочки! – она махнула рукой, и как только Алена и Аня вошли в гримерку, закрыла дверь. И даже не посмотрела в мою сторону на прощание. Я поднял Владьку с пола (он все еще не мог успокоится), отряхнул с его одежды сор, и потащил назад к себе. – До встречи, – крикнул нам вслед Макарский. "Надеюсь, до нескорой", – пробормотал я себе под нос. И уже уходя я услышал, как Серов резюмировал: – Если Серега когда-нибудь решит уйти в подтанцовку к ВиаГре, Влад уже будет знать, кого брать ему на замену. – Что ж я на помойке себя нашел – уходить из мюзикла в какой-то Смэш? – отшутился Макарский, видимо, думая, что я его уже не слышу. Но я слышал, хотя тогда меня это не задело ни капли. Гораздо больше я переживал из-за того, что опять будет неприятный разговор с Орловым, и из-за того, что мне не в чем выступать, так как рубашка разорвана, и из-за того, что мне вообще совершенно не хочется петь… А когда все эти проблемы кое-как разрешились, и я оказался дома и залез под горячий душ, я вспомнил разговор с Надей, и мне стало совсем тоскливо. Я ожесточенно тер мочалкой плечо, смывая остатки рисунка, и гадал, откуда у меня на губах солоноватый привкус? Вода что ли из душа течет соленая, или я все-таки плачу?… …– Сереньчик! – в десятый раз воззвал ко мне Владька и даже тряхнул меня за плечи, из-за чего я чуть не попал кисточкой от туши себе в глаз. – Осторожнее, пожалуйста, – буркнул я. – Ну, прости меня, я совсем не это хотел сказать! – Но сказал именно это. Я тебя просил тыщу раз, не вспоминай при мне ВиаГру. – Ну, я больше не буду… Серенька! Хотя я совершенно не понимаю, чего ты так злишься. – Некоторые вещи дано понять не всем. – Ну так объясни! – Далеко не все поддается объяснению. – Сережа, – Владька наконец-то отлепился от меня и нормально встал за моей спиной, глядя на меня в зеркало. – Ты, по-моему, перечитался Коэльо и Достоевского. Что-то ты слишком много философствуешь последнее время. – А ты слишком легко относишься к жизни, Пуся. Немного философии никогда не повредит. – Но только не в Новогоднюю ночь! Только не в праздник! – Какой уж тут праздник, – вздохнул я. Похоже все было против того, чтобы я нормально встретил Новый год. И телефон пришлось отключить, и встречи с Макарским не избежать, да еще и ВиаГру вспомнил. Тогда я довольно быстро отделался от мыслей о Наде. С головой ушел в работу, чуть ли не насильно заставлял себя флиртовать с девчонками, так как сам понимал, что мне надо как можно скорее забывать ее. И у меня получилось. Я уже не страдал, и мне было смешно при мысли, что я мог плакать из-за этого, только все равно предпочитал лишний раз не вспоминать. А тут… У Владьки зазвонил телефон, и я почувствовал укол зависти, но она не успел пустить глубокие корни в моей душе, так как это звонила Юля, которая очень хотела узнать, почему она не может связаться со мной напрямую. Владька с недовольной миной отдал мне свой мобильник, чтобы я мог пообщаться с сестрой, и отошел в другой угол переживать из-за того, что с ним она говорить не захотела. Пусть это будет ему наказанием за мое испорченное настроение (хотя он в этом не виноват так же, как я не виноват в том, что Юля хочет говорить только со мной). Наболтавшись с Юлькой, я вернул Владьке трубку, которую он встретил довольно тоскливым взглядом. То ли от того, что она была выключена (и он не услышит Юлю), то ли от того, что в нем проснулась жадность. – А что с твоим-то случилось? – равнодушно спросил он, убирая свой аппаратик в новенький чехол. – Я же тебе говорил: кто-то разболтал в инете мой номер, и теперь звонят каждые пол-минуты, поздравляют. Пришлось отключить… Кстати, ты не знаешь, кто бы это мог быть? – Понятия не имею, – легкомысленно отмахнулся он, словно речь шла о каком-то пустяке. Его больше волновал другой аспект проблемы: в нем проснулся экспериментатор. – А может, уже не звонят? – спросил он. Не знаю, на что он рассчитывал, говоря эту фразу, тем не менее, я включил свой телефон, и мы вдвоем стали смотреть на него, ожидая когда он зазвонит. Владька даже начал считать вслух, а я стал гадать, что произойдет раньше – он собьется или раздастся звонок. Звонок опередил, по той простой причине, что в счете до пятидесяти Владька не сбивался никогда, вот дальше… Но дальше ему досчитать не дали. "Новый год к нам мчится, скоро все случится!" – возвестила бодренькая мелодия, и я нажал кнопку ответа (номер опять был незнакомый). Только на этот раз я поднес трубку к Владькиному уху – пусть он поглохнет немножко. Он действительно отпрянул, как только раздался девчоночий визг. – Сереженькааааааааааа! Наконец-то я до тебя дозвонилась!!! Мы тут поспорили!!! Поздравляю с Новым годом!!! И так далее по тексту. С одним различием, эта девушка явно была пьяна (что неудивительно, учитывая обстоятельства и время). Я держал трубку на вытянутой руке и боялся поднести к уху. Мне сейчас петь, если я оглохну, я просто не услышу фонограмму. Поэтому я посчитал, что отвечать не буду, она все равно не услышит, а если и услышит, то утром не вспомнит, что именно я сказал, в любом случае она будет помнить только то, что дозвонилась до самого Сергея Лазарева и поздравила его. Поэтому я снова отключил телефон и убрал его подальше. До второго числа он мне не понадобится. (Второго пойду номер менять, я бы и первого это сделал, если бы нужная контора работала). Вот она обратная сторона медали, красивенькой золотой медальки, какой представляется издалека жизнь популярного артиста. Обернувшись, я встретился с соболезнующим взглядом Владьки. Он протянул мне расческу и сказал: – Пойдем, что ли. Нас скоро искать будут. – Да мы, вроде, и не терялись… Я пригладил волосы и в очередной раз позавидовал обычным парням, которым не надо ни красить волосы, ни выливать на них ежедневно тонны геля и лака, ни вообще пользоваться косметикой… Но… раз подался в артисты, нечего жаловаться. Это тоже обратная сторона медали, еще одна и, между прочим, не последняя. За год сценической карьеры я успел понять, что этих оборотных сторон слишком много, и это при том, что внешняя, красивая – всего одна. Нет, все-таки это несправедливо. Итак, мы с Владькой наряженные, накрашенные и причесанные оставили гримерку и пошли по направлению к сцене. Надо бы найти директора или администратора, кто бы нам сказал, когда и где мы должны петь. Что петь, мы и так знаем – кроме Belle ничто из нашего репертуара никого не интересует. И в этой связи меня мучил вопрос: зачем позвали сюда нотрдамщиков. От них-то тоже кроме Belle ждать нечего. Другие песни они пока не раскручивают (хотя я слышал пару раз "Как мне быть" в исполнении того же Макарского, но особым успехом у публики она, кажется, не пользуется). Что же, устроители вечеринки хотят сравнить кто лучше поет главную песню года? В таком случае надо не ударить в грязь лицом и собрать все оставшиеся силы, чтобы защитить честь Юниверсал Мьюзик в борьбе с конкурентами из Сони! Но до устроителей мы добраться не успели. За очередным поворотом нам встретилась та самая веселая компания – конкуренты. Я, увлеченный своими мыслями, слишком поздно их заметил, а Владька, по-моему, вообще не был способен хоть что-то воспринимать серьезно. Для него продолжалась игра, новогодний карнавал, а мне показалось, что я окончательно попал в дурной сон. Интересно, что из всего этого я буду помнить на утро? Хорошо, что их было не так много, как я подумал вначале после слов Владьки: Петкун, Голубев, Макарский, Теона и еще двое ребят, имена которых я не смог вспомнить, потому что не интересовался никогда, они играли в мюзикле Клопена и Гренгуара. Первым нас заметил Макарский и широко улыбнулся, словно увидел старых друзей. – Серега, Влад! Привет, коллеги! – Привет! – радостно ответил Владька. Он хотел остановиться и поболтать, но я потянул его дальше, не обращая внимания на весь этот сброд. – Куда же вы? – поинтересовался Петкун. – Так невежливо… – Не хотим, чтобы вы находились "в обществе этих педиков", – ответил я, напоминая ему его старую фразу. Но он сегодня был добрый, а может, уже успел выпить, потому что ссорится со мной совершенно не захотел. Он взял меня за руку и развернул к себе, я с недовольным лицом приготовился слушать. – Не обижайся, Серега. Ну, сказал тогда, не подумав. У меня плохое настроение было… – А у меня сейчас плохое настроение, так может, мне тоже что-нибудь вам сказать, а потом попросить не обижаться? – Сережа! – укоризненно позвал Владька. – Серега, сейчас же праздник! – напомнил и Макарский. Но я проигнорировал их обоих. – Мне не нужны ваши извинения, – сказал я Петкуну. – Мне вообще на вас наплевать. Дайте нам пройти. Мы споем и уйдем отсюда. И надеюсь, теперь не скоро встретимся. Петкун отпустил меня, и мы бы с Владькой ушли, но вмешался толстяк Голубев. Как все полные люди, обладавший миролюбивым нравом, он вырос горой на моем пути и обратился ко всем: – Нехорошо это, в такой праздник ссориться. – Никто не ссорится, – возразил я. – Это давнее дело… – Тем более, в новогоднюю ночь надо прощать старые обиды, оставлять их в старом году, чтобы Новый только радость приносил. – Я уже сказал, мне все равно, – повторил я. – И я надеюсь, что в новом году мы будем редко встречаться. – Зря, – заметил Голубев. – Вы становитесь звездами, мы тоже. Нам будет очень сложно избежать встреч. Давайте мириться, парни. Простите Славу, если он что-то не то сказал когда-то. Слава, доставай бутылку, будем на брудершафт пить. Я обернулся к Петкуну, и увидел, что в его руках уже оказалась бутылка полная прозрачной жидкости. Похоже на водку, но может оказаться и чистый спирт…Я оглянулся на Владьку, на лице которого отразилось замешательство: пить сейчас или подождать, пока не выступим. Собственно, меня мучила та же проблема. Нотрдамщиков она не мучила, хотя и они еще не выступали. В руках всей компании уже были пластиковые стаканчики и уже полные. И Макарский с Петкуном протягивали еще два стаканчика нам с Владькой. Пришлось взять. Ох, мама, хорошо, что ты не увидишь, как я пьяным буду петь! Компания заставила нас с Петкуном выпить на брудершафт, а это значило, что я не мог не допить содержимое своего стакана, которое оказалось все-таки водкой (и хорошо – после спирта я бы наверняка начал фальшивить). После чего мы со Славой расцеловались, и я во всеуслышание заявил, что больше не буду держать на него зла, а он сказал, что никогда не подумает обижать таких классных ребят, как мы с Владькой. Владька пил с Макарским и теперь стоял с ним в обнимку и счастливо смеялся. Вот как мало надо человеку для счастья! Я уставился на них, пытаясь понять обижаюсь я еще на Макарского или нет. Видимо, эти мысли довольно ясно отразились на моем лице, потому что Слава обнял меня за плечи и подвел к ним. Тут же разлил в наши стаканы остатки водки и предложил выпить с Антоном. Я не успел ни согласиться, ни возразить, Антон подскочил ко мне, зацепил мою руку, и мы выпили и расцеловались, чем вызвали бурную радость окружающих. Тут-то и появилось начальство клуба, жаждущее видеть нас на сцене. Оно в лице немолодого мужчины, тоже уже вовсю отмечавшего праздник, остановилось и недоуменно посмотрело на нас, очевидно решая сложную проблему: кому из нас можно доверить самое ответственное мероприятие этой ночи (разумеется, я говорю про исполнение песни Belle). Решить начальство ничего не смогло, запутавшись в исполнителях, и указало на меня, Владьку и Антона: – Кто из вас собрался душу дьяволу продавать? Бегом на сцену. Люди ждут. Я покопался в памяти, вызвав на помощь все свое знание французского языка, и решил, что это ко мне все-таки относится. (О, Люцифер, позволь хоть раз запустить пальцы в волосы Эсмеральды!) Владька все-таки молится Богоматери, поэтому на сцену ему идти не за чем. Макарский, Голубев и Петкун посмотрели на меня удивленно. – Вы, ребята, потом пойдете, – сказал Голубев. – Да я и сейчас не против, – ответил я. – Вам бэк-вокал не нужен? – поинтересовался Владька совершенно пьяным голосом. Начальство с изумлением поглядело на нас. – Что-то вас много, – сказало оно. – Вы, вы, – оно указало на Петкуна и Голубева, – и… – замешкалось, не зная, кого выбрать, меня или Антона, но остановилось на мне. – Ты. – Опять! – взвизгнул Владька, дико захохотал и тут же сел на пол, чтобы обрести побольше точек опоры: две его уже не устраивали. Все остальные последовали его примеру, только на пол никто больше не опускался, хотя у меня и было такое же желание, но я предпочел уцепиться за Антона. Он уцепился за меня, и мы, как карты в карточном домике, не дали друг другу упасть. Только начальство не поняло причин веселья, и так как никто его просвещать не собирался, оно махнуло рукой и ушло, напомнив, что нас все-таки ждут. – Надо все-таки идти, – старшее поколение в лице Петкуна и Голубева все еще сохраняло трезвость мыслей. Но и я еще не окончательно опьянел, поэтому мне пришла в голову гениальная идея. Я отцепился от Антона и начал расстегивать рубашку. Он на меня непонимающе посмотрел. – Раздевайся, – сказал я ему. Его брови поползли вверх. – Сережа… что ты имеешь в виду? – Что сказал. Снимай футболку. – А-а… – Антон немного замялся, а потом просиял. – Кажется, я понял! – и принялся раздеваться. Теона с притворным ужасом вскрикнула: – Мальчики! Что вы делаете?! Может, вы хоть отойдете или при всех будете?! – Переодеться можно и при всех! – весело ответил Антон протягивая мне свою фирменную футболку с надписью "METRO". Я тоже справился с пуговицами и отдал рубашку Антону. Но одеться мы не успели: Владька с диким воплем вскочил на ноги и бросился на меня. Я ловко увернулся от него, но он, как самонаводящаяся торпеда, все равно до меня добрался и вывернул мою левую руку. Я заорал: – Ты что?!! – Где?!!! – заорал он в ответ, дергая меня за руку. – Что – где?! – ВиаГра, мать твою! Еще одно напоминание о моем неудавшемся романе больно резануло по сдобренным алкоголем нервам, и я не выдержал и оттолкнул Владьку. Он снова оказался на полу и снова решил не вставать. Так и сидел, злобно сверкая на меня глазами. – Правда, Серый, а где татушка? – спросил Петкун. – Которая? – я повернулся к нему, не понимая, с чего это он ими интересуется. – А у тебя их много? – удивился и он. – Юлька и Ленка, но их сейчас в Москве нет. Последовала короткая пауза, после которой все дружно грохнули. А Владька, которому уже некуда было опускаться, просто лег на пол и издавал непонятные звуки, неподдающиеся никакому логическому осмыслению. Я же не мог понять, что всех так насмешило. Объяснил все Антон, правда не мне, а Славе: – У него не татушка была, это был рисунок, но он смылся уже давно. Да, Серый? Тут до меня наконец-то дошло. Мда… надо все-таки меньше пить, на трезвую голову со мной такие фишки не проходят. – Смылся, – подтвердил я. – В тот же день. – Смылся! – возопил Владька, в очередной раз выпадая из смешливого припадка. – Что же ты мне не сказал?! – А должен был? – спросила Теона. – Неужели вы обо всем должны рассказывать друг другу? – Не должны, – ответил я и наконец захохотал, правда, меня почему-то не поддержал никто. Поэтому я счел необходимым прервать себя усилием воли и объяснить всем. – Мы с Владькой поспорили, кто дольше не смоет этот рисунок. Только я тогда забыл об этом споре, и если честно, только сейчас вспомнил. Владик, ты уже несколько недель, как выиграл, с меня причитается! – Выиграл! – Владька обиженно на меня посмотрел. – Нужен мне твой выигрыш! Я из-за тебя не мылся толком столько времени! Он надул губы, и казалось, сейчас заплачет. Мне стало его жалко, и я опустился на колени рядом с ним. – Владька! Не обижайся! – Отстань! – Владюшка, ну, прости меня! – Отвали. – Пусенька! Сегодня же праздник, давай простим все друг другу! Смотри, мы со всеми уже помирились, давай не будем друг с другом ссориться! – Выпейте и поцелуйтесь! – предложил миролюбивый Голубев. – Не, пить не будем, – решительно отказался я. – Нам выступать еще. – Тогда просто поцелуйтесь, – веселясь предложила Теона. Я посмотрел на Владьку и протянул ему руки. Он еще немного пообижался, а потом с такой силой кинулся в мои объятья, что мы вдвоем повалились на пол. – Может, я все-таки не так уж ошибся тогда? – задумчиво пробормотал Петкун. – Ребята, я же просила – не при всех! – воскликнула Теона. – А мы ничего не делаем, – ответил я, вставая и вытирая щеки. Владька своими поцелуями благополучно стер весь грим, который я так тщательно накладывал. Оставалось надеяться, что в полумраке будет ничего незаметно, если вообще кто-то будет на меня смотреть. Однако, известно это будет, если я туда выйду. А для этого еще одеться надо. Я наконец напялил на себя антоновскую футболку и пригладил волосы, как у него. Он успел уже перевоплотиться в меня. Мы остановились друг напротив друга, придирчиво осмотрели и остались довольны. – Только не забудь, что мы по-русски поем, – напутствовал Антон. – Не боись, – заверил я. – Я могу петь на любом языке. Вот SMS-ки писать – только по-английски… Сказал и загрустил, вспомнив, что мой мобильник сейчас лежит и скучает в одиночестве, отключенный неизвестно по чьей милости. Я тяжело вздохнул и побрел на сцену, куда уже ушли Петкун и Голубев. Антон, Теона и Владька пошли следом, им было любопытно посмотреть, что же будет. Только ничего особенного не было. Спел Петкун, спел Голубев, спел и я. Так непривычно было петь знакомую до боли мелодию с другими словами, непривычно и необычно. Главная необычность заключалась в том, что я все понимал, что пел. Французские-то слова я хоть и знал их перевод, но все равно воспринимал по-другому. А тут так ясно: "Я душу дьяволу продам за ночь с тобой!" Сразу вспомнилась Надя, но я ее тут же выкинул из головы. Только этого мне не хватало. Она должна остаться в старом году! Мы допели и откланялись. Зрители восприняли песню "на ура", только вот замены никто не заметил, от чего мне стало немного обидно. Неужели Алена была права? С этим вопросом я обратился к своим новым друзьям, как только мы раздавили еще по стаканчику в честь моего "дебюта". – А это мы сейчас проверим! – ухмыльнулся Антон и потащил на сцену Владьку. – Погоди! – я кинулся за ним. – Вы что – еще раз Belle петь будете? – Необязательно, – ответил он. – Так ты же других песен не знаешь! – Я все знаю! – нагло ответил Антон, а Владька добавил: – Я помогу! И они вышли на сцену. Теперь мы встали за кулисами и наблюдали. Конферансье объявил, что выступает группа Смэш с песней Souvenir. Я приготовился заткнуть уши, чтобы не слышать этого позора, но Макарский очень удачно подхватил припев и спел второй куплет. По Владькиной мордашке я понял, что он и сам не ожидал от своего новоиспеченного партнера такой прыти. Почти без ошибок допев, ребята откланялись перед опять ничего незаметившими зрителями, и вернулись за кулисы: Владька совершенно довольный, а Антон погрустневший. – Что же, я всегда мечтал иметь брата-близнеца, – утешил я его. – Я тоже, – ответил он и хлопнул меня по плечу. – Давай выпьем за это, братишка. – Давай. У Славы еще было, кажется… И тогда обнаружилось, что Петкун исчез. Оказывается, его ждали еще где-то, поэтому выступив с нами, он посчитал свой долг выполненным и свалил. Мы огорчились, но когда узнали, что в качестве своего заместителя он оставил нам последнюю бутылку водки, все простили и тут же ее ополовинили. После чего мне пришла в голову новая гениальная идея, и я отозвал Антона в сторону, чтобы познакомить с ней. – Мне просто обидно, – сказал я. – Мы тут стараемся для них, а они даже внимания не обращают, кто поет, что поют… – Если бы ты там сидел с какой-нибудь хорошенькой девчонкой, тебе бы тоже было все равно, – резонно возразил Антон. – Пожалуй, – согласился я. – Но я-то здесь, и хорошенькой девчонки рядом нет… – А Теона? – Что Теона? – вздохнул я. – Она классная, но не моя и не твоя девчонка, а значит, ее можно и не считать. – Да, – согласился он. – Так вот, – продолжил я свою мысль. – Раз мы здесь и без девчонок, и нас нагло игнорируют, то у нас есть два выхода: либо так же нагло игнорировать их, либо заставить обратить на себя внимание. – Я за первый вариант, – Антон посмотрел в свой опустевший стакан. – Только нам деньги заплатили… – Вот и я о том же. Нам деньги заплатили, чтобы мы развлекали их, так давай и будем развлекать, а заодно и себя. Запутаем их совсем. – Как? – Выйдем вдвоем с тобой на сцену. Никто не поймет! – А что петь будем? – Да, что-нибудь новогоднее… Не знаю… Хоть "В лесу родилась елочка"! – Не впадай в детство, Серый! – Да я из него еще и не вышел толком… – Все равно, лучше уж Jingle Bell. – Дурацкая песня. – А что ты еще знаешь? – "Пять минут". – Пели уже. Неинтересно. Думай дальше. – А почему я? – Твоя идея – ты и думай. А мне в голову ничего не приходит. – Мне тоже. – Только "Новый год к нам мчится!" – Только не это! – воскликнул я. Что угодно, только не напоминания о моем несчастном мобильнике! Но Антон понял по-другому. – Ты до сих пор их простить не можешь? – За что? – удивился я. Вроде аварийцы не знают моего номера, не могли они его разболтать! – Happy New Year! – произнес Антон с такой интонацией, с какой обычно говорят "ну, здрасте!" – А впрочем, хорошо, что ты незлопамятный… – У меня просто память хорошая, и… – вспомнил я где-то вычитанную фразу, но не докончил, так как мое внимание привлекли другие его слова. – Happy New Year!!! Так это мы и будем петь. АВВА, ты знаешь? – Конечно! – воскликнул он. – Как же мне самому в голову не пришло! – Пить надо меньше! – нагло заявил я и потянул его на сцену. Мы вышли вдвоем и спели. Однако, к нашему разочарованию, в замешательстве от этого оказался только конферансье, не понявший как нас объявлять. Наши товарищи за кулисами смеялись, пили (без нас!!!) за новоиспеченный дуэт и гадали, кто же кому из нас двоих придется перекрашиваться в блондина, а зрителям было наплевать, так как они пить начали намного раньше, и было у них только одно желание, которое нам интимно поведал делегированный от них мужчина со съехавшим галстуком и нездоровым блеском в глазах. Как только отзвучали последние аккорды, он подскочил к сцене и жестом поманил нас к себе. Мы, заинтересованные, подошли. Он мельком оглядел нас, решил, что мы вполне подходим для его целей, хотя он не знает и не желает знать, кто мы такие, и попросил, прижимая руку к сердцу (а может, к бумажнику?): – Ребята, пожалуйста, спойте нам эту… на "Б"… как ее? Мы с Антоном переглянулись и хором ответили: – Мы такое не поем! Мужик недоуменно посмотрел на нас. И вправду полез за бумажником. – Я заплачу, только спойте. Сейчас же все поют про Эсмеральду! Неужели не знаете. Ах, так это он про Эсмеральду! Ясно… – Только не надо про нее так говорить, – попросил я. – Она хоть и цыганка была, но совсем не блядь… – Да? – удивился мужик. – А какая разница? Главное – песня хорошая. Мурка – вон тоже оторва та еще была, а какая душевная песня, а? "Мурка, ты мой муреночек…", – замурлыкал он. – Следующим номером он нас попросит спеть "Мурку", – шепнул мне Антон. – А я слов не знаю, – расстроился я. Никогда не увлекался шансоном, оказывается, зря. – Хватит с него и Бэлль, – рассудил Антон и приказал мне: – Зови белобрысого, третьим будет. Мы вместе направились к кулисам, попросить поставить нужную фонограмму и рассказать о заказе. Владька, услышав, обрадовался и попер на сцену, прихватив с собой Теону, к которой клеился вот уже пятнадцать минут, но абсолютно безуспешно. Я опешил от его наглости и когда надо было вступать, по привычке начал петь по-французски. Так мы и повторили номер, исполненный однажды в гримерке ВиаГры, а Теона так вошла в роль красавицы, что даже на пол легла, раскинув руки, как это делается в мюзикле. Зрители были в восторге и мужик с галстуком, оказавшимся уже у него на спине, растроганный до слез, выдал нам обещанные чаевые, посчитав которые мы решили, что выступать дальше не обязательно. А вот обмыть такое выступление надо непременно. Поэтому дружною толпою направились в гримерку к нотрдамщикам и прикончили остатки спиртного. У некоторых вещей есть удивительное свойство: чем больше тратишь, тем больше нужно. Это относится в первую очередь к деньгам и выпивке. С первыми проблем у нас не было, заработали достаточно, а потратили пока мало, а вот со второй была беда. Пить было нечего, а хотелось, потому как останавливаться на полпути было просто обидно. Было предложено сходить в бар, но пока решали, кому идти, сошлись на мысли, что в гримерке сидеть не охота, а поскольку нас ничто в ночном клубе более не держит, то можно отправляться праздновать к кому-нибудь домой. Владька широкая душа хотел всех пригласить к себе, но я успел вмешаться и отговорить. Уж очень мне не хотелось, чтобы его папа видел своего сыночка в таком состоянии и в такой компании. Он ведь (сыночек) у нас еще несовершеннолетний, и вообще-то в это время должен крепко спать, обнимая плюшевого мишку в своей детской кроватке под плакатами группы ВиаГра. А он водку пьет. Так куда же я, как старший брат, смотрю? А я смотрю, чтобы он не смешивал – с пивом или шампусиком, потому что вытирать его блевотину мне не охота, за собой бы уследить… К кому мы отправились на хату я так и не понял, ничего, авось, утром разберусь… По пути мы нанесли значительный урон нескольким сугробам, своим дубленкам, а также круглосуточному магазину. Последнему правда компенсировали деньгами и автографами, последних не жалели особенно, и расписали все стены и прилавки. Владька вознамерился написать текст песни Belle в оригинале, и прибегал ко мне через каждые полминуты, спрашивая, как правильно пишется каждое слово. Я патриотично писал текст All The Things She Said и никак не мог сосредоточиться, поэтому посоветовал Владьке писать по-русски. Он почесал свою крашеную головку и ушел, когда мы с ним поменялись местами посмотреть на художества друг друга, я просто сполз на пол от хохота. На стене было написано: Belle, c'est un mot qo'on dirait invente pour elle Quand elle danse et qu'elle met son corps a jour tel Ан уазу ки етан сез эль пур санволе Алор же сан ланфер суврир су ме пье… И так далее. Завершалось это художество широким росчерком г-на Топалова. Я посмотрел на упомянутого господина и обнаружил, что он стонет, держась за живот, при пристальном рассмотрении выяснилось, что стонет от смеха. Он читал то, что написал я. Что же его насмешило? Я пригляделся к собственным каракулям и вот что увидел: I'm in serious shit, I feel totally lost Ситуация help! Ситуация S.O.S. Being with you has opened my eyes, Почему, почему на тебя повелась? I keep asking myself, wondering how I keep closing my eyes but I can't block you out Это медленный яд, это сводит с ума, А они говорят "виновата сама". All the things she said, Я сошла с ума, Running through my head Мне нужна она!! И так далее. А внизу подпись: T.A.T.U. FOREVER! Мдя, – подумал я и пополз из магазина. Надеюсь, мы сюда больше не зайдем. Потому что если уж мне сейчас не по фиг, то как я трезвый на это посмотрю? Хочется верить, что наутро я все забуду, как кошмарный сон, и поклянусь никогда больше не пить ничего крепче арбузного сока (до первого праздника, разумеется). А пока надо было достойно закончить этот праздник. Вооружившись водкой в качестве тяжелой артиллерии (нести бутылки и вправду было тяжело: по морозу без перчаток, пытаясь не поскользнуться и не потеряться в темноте, а главное – не выпить содержимое раньше времени "для сугрева"), мы добрались наконец до места назначения, где практически не раздеваясь выпили половину и лишь потом сообразили, что в доме довольно жарко. Дубленки, шубы, шапки и сапоги были свалены в одну кучу, а их обладатели наоборот разбрелись по разным углам, так на общую светскую беседу уже никто способен не был и все теперь пили в меру своих собственных сил. Свои силы я объединил с Антоном. Мы засели на кухне, почему-то на полу, почему-то прислонившись друг к другу, в компании двух очаровательных бутылок и болтали о какой-то ерунде, я бы рассказал о чем, но слова вылетали из моей головы даже не успевая влететь туда как следует, поэтому я часто отвечал невпопад, но Антон меня тоже не слышал… Помню, что перед нами стоял телевизор, показывавший что-то музыкальное, не то клипы, не то концерт… и внезапно мы с Антоном вздрогнули увидев на экране красивые черные глаза. "Не оставляй меня, любимый!" – звали они. Мы оба откликнулись на зов и столкнулись лбами, что привело нас на какое-то время в чувство. И я решил задать все-таки долго мучавший меня вопрос: – Что у тебя с ней было? – Ничего, – Антон воспринял мое любопытство как должное. – Я в тот день первый раз ее увидел. И последний. Я не знал, что у тебя что-то с ней. Я слышал, что у нее есть муж и ребенок, и удивился, когда мне Владька сказал про вас. – Владька?! Что он сказал? – Что ты за ней ухаживаешь и успешно…Что у вас любовь… – Владька всегда лучше всех все знает, даже лучше меня, – проворчал я, пытаясь подавить неуместную и подлую мыслишку: "Как было бы здорово, если бы Владька оказался прав!" Когда я наконец с нею справился (не без помощи сопровождавшей меня всю ночь боевой подруги водочки), налетела другая: "Надя, оказывается, замужем… почему она не дождалась меня?!" Как бороться с этой мыслью я не знал, потому что как всякий умный человек не знаю, как бороться с глупостью, а ничего кроме глупости эта мысль не содержала. И я решил оставить ее как есть до утра, надеясь, что с остатками похмельного сна она бесследно исчезнет. Мы снова выпили, и тут у Антона запищал мобильник. Кто-то прислал ему SMS-ку, и пока он читал, я вспомнил о своем верном боевом товарище, замолкнувшем на неопределенный срок, и загрустил. – Антон, а ты мой номер знаешь? – спросил я. – Нет, скажи – буду знать. – Послезавтра. – Почему? – Когда поменяю номер. Кто-то растрепал в интернете, теперь звонят все, кому не лень. – Сочувствую. А ты знаешь, кто это сделал? – Нет. Я сегодня пытался вспомнить, сколько народу знает мой телефон, так сразу же сбился. Ты вот его не знаешь, так что под подозрение не попадаешь. Завтра составлю список и буду всех проверять. Не потому что я мстительный, просто хочу знать, кому из моих знакомых доверять нельзя. – Мне можно. – Можно. – И Владьке можно. – Можно, – согласился я и тут же услышал вопль, донесшийся из комнаты. Вопил Владька. – Только трезвому, – решил уточнить я. – Сейчас я и себе не доверяю. – А может, он знает? – поинтересовался Антон, но как-то вяло, водочка, перемещаясь из бутылки в желудок, тянула голову книзу, и мой собутыльник уже не мог этому сопротивляться. Я с жалостью на него посмотрел и все-таки ответил, хотя и видел, что ему уже все равно. – Он не знает, я спрашивал. Но пойду спрошу еще раз, – добавил я, услышав, как Владька завопил еще раз, а заодно и узнаю причину этих криков. Тем более, что Антон все меньше и меньше был заинтересован в наличии собеседника и даже собутыльника. В комнате обнаружилось, что Владьке все-таки удалось охмурить Теону настолько, что она позволила ему положить голову к ней на колени и даже делала что-то с его волосами: не то заплетала косички, не то выискивала вшей. В любом случае оба занятия были бесперспективны: для косичек у Владьки были слишком короткие волосы, а вши не смели даже приближаться к нему, напуганные огромным количеством денег в кошельке его папы (а заодно и меня сторонились). Поэтому единственным результатом подобных действий Теоны были Владькины вопли, когда она слишком резко дергала его вихры. – Серенька! – он увидел меня и счастливо заулыбался. Теона тоже улыбнулась и поманила меня пальцем. Я подошел. – Подержи его, – сказала она, приподнимая Владькину голову и вставая. – Я сейчас вернусь. Мне пришлось сесть на ее место, а она гордо удалилась в ванную совмещенную с туалетом. Владьке было все равно на ком лежать, мои колени его тоже вполне устраивали, он вообще часто использует вместо подушки различные части моего тела. А у меня не всегда хватает злости его сбрасывать, я же в душе белый и пушистый (я уже говорил об этом), только крашусь в черный цвет… Владька что-то мурлыкал себе под нос и в такт рисовал что-то одному ему видное на моей ноге. Я наблюдал за ним из-под прикрытых век и думал, что как войдет сюда папарацци какой-нибудь, так до конца жизни не докажешь, что не голубой! Ну, что я могу поделать, если мой братишка все никак не может вырасти, и мне приходится следить за ним, как за маленьким?! Однако его детские шалости иногда заходят далеко, дальше, чем когда-либо забредали его мысли, поэтому приходится останавливать. Как сейчас. И поэтому я спросил то, за чем, собственно, и пришел: – Пуся, кто мог разболтать мой номер? Кого я обидел? – Ты? Ты никого не обижаешь, Серенька, – ответил он серьезным голосом, продолжая водить пальцем по моему колену. – Эти фанатки на тебя сами обижаются. Они не понимают, что ты один, а их много, они все хотят, чтобы ты принадлежал только одной из них… в смысле, каждой из них… в смысле, не сразу всем, а по очереди… в смысле… я что-то запутался… Короче, я недавно познакомился с одной девчонкой… Я ждал тебя после спектакля пару дней назад, и она подошла, мы разговорились. Она не фанатка, она вообще не знала, кто мы с тобой, ей очень понравилось, как ты играл Ромео. Она мне и рассказала все это – про фанаток. И еще она сказала мне, что мечтает услышать в жизни те слова, которые ты говоришь на сцене. Услышать от тебя. Только она не знает, как к тебе подступиться… Ты же звезда… Ну, я и сказал, что ты мой брат… А она попросила познакомить с тобой… Она мне понравилась, такая, в твоем вкусе… Но я что-то постеснялся приводить ее к тебе, ты после спектакля уставший бываешь, и фанатки одолевают… Короче, я тебя пожалел… И дал ей твой номер мобильника, сказал, пусть сама позвонит… Только тебе забыл сказать об этом, что-то у меня из головы все вылетает последнее время… Как она – звонила или …? А-а-а!!! Последний вопль прозвучал уже с пола, где Владька очутился, когда я слишком резко встал. Я хотел уйти, но он вцепился в мою ногу и не отпускал, пока я не стряхнул его. Вернувшаяся Теона удивленно на нас посмотрела и вступилась за Владьку. Он ткнулся в ее плечо, переживать мое необъяснимое поведение. Так я их и оставил, а сам вернулся на кухню к Антону, мне очень хотелось поплакаться ему, что послал же мне Бог такого глупого брата, но Антон исчез вместе с одной из бутылок. Искать его у меня уже не было сил, поэтому я просто опустился на свое место, взял в руки оставшуюся бутылку и в один прием перелил ее содержимое в себя. Телек продолжал работать, но и он предательски стал показывать Владькину мордочку, поющую про пустую комнату и пустое кресло… Я ему этого не простил и пустился на поиски пульта, чтобы выключить. Когда нашел, Владька с экрана исчез, его сменила другая более наглая рожа, с черными взъерошенными волосами, где-то мною уже виденная. Я взглянул в висевшее рядом зеркало, но никакого сходства не нашел. С кем же это Владька спелся? Не с Макарским ли? В любом случае, не за чем мне смотреть на незнакомых парней, и я выключил телевизор. Затем снова сел на пол, положил голову на оказавшуюся по соседству табуретку и закрыл глаза. Хотел на сон грядущий вспомнить прошедший год, или хотя бы день, на худой конец – ночь… поразмышлять о сложностях жизни, о том, кому же в конце концов можно доверять на этом свете… Но получилось, что доверять нельзя даже своему мозгу, потому что именно он последним предал меня в эту ночь, без предупреждения отключившись. И я моментально погрузился в глубокий сон… напишите Sakhy <<< назад <<< © smLash 2003 original design by (n/a)