Он повернулся к Владику и сказал только одно: «Я устал». Тот набрал воздуха в легкие и мысленно согласился, полностью осознав сказанное. Ему тоже казалось, что эта духота не от давления, не от смены погоды, а от внутреннего самоощущения.
«Тебе не кажется, что нас слишком много?» - спросил он.
Кажется, не кажется, такой круговорот событий, что остановиться, подумать, спросить себя самого о желаниях и надеждах не хватало времени уже давно. Хотелось все послать к черту и жить своей жизнью. А можно ли так сделать, можно ли отказаться от всего, что имеешь…
Ты предложил составить список «за» и «против». Сначала вы обдумали стратегию на случай, если что-либо перевесит.
Он решил, что если не захочет продолжать, то пойдет учиться заново, или играть в театре, хотя знал, что богатства это не принесет. Лет через десять, может быть, не сейчас. Но он признался, что по-прежнему хотел бы видеть тебя в своей постели, и не смог бы выкинуть тебя из головы и сердца.
Ты посчитал, что если «нет», то ты будешь юристом, больше вариантов не видел, ты мог бы работать с отцом, помогать ему, потом принять его «наследство». И жить обеспеченно, не особенно утруждаясь, достаточно было поддерживать на плаву уже имеющееся.
Он спросил тебя, хочешь ли ты семью, если отец велит. Ты не знал, что сказать, он был дорог тебе, но отец с детства говорил тебе о внуках. Ты сказал, что не знаешь что ответить, - сказал правду.
Он нахмурился: не любил, когда ответ слишком туманный, не любил, что не признали его приоритетом. Он много чего не любил, за это ты любил его, этот клубок противоречий, такой славный на вид и такой колючий и запутанный внутри.
Тебе показалось, что он рассердился на тебя и ты признался ему в любви, в сотый раз сказав простые слова. А он не потеплел, лишь потянулся к тумбочке и взял листок бумаги и карандаш. Он решил написать ваш список: разделил жирной чертой лист, сверху первым написал твое имя, затем свое. Ты ухмыльнулся про себя: «такой влюбленный в меня, что даже на секунду забыл о себе», подумал ты. Потом он разделил каждую графу еще на две и большими буквами написал «да» и «нет» в каждой.
Тебе в тот момент это показалось игрой. Не может так решаться судьба: на бумаге, карандашом, лежа в постели с утра в предгрозовой час.
Он же разорвал лист, отдал тебе карандаш, взял еще один и отвернулся к стене. Удручен и сконфужен, ты написал в графе «да»: «мне нравится то, что мы делаем, потому что мы вместе». Ты смотрел на графу «нет» и не знал, что придумать, написал «бывает обидно, когда ты меня не понимаешь». Действительно, сразу стало обидно, вспомнилось, как вчера он накричал на тебя по пустяковому поводу. Ты уже забыл, о чем шла речь, ты помнил только его крик и злой взгляд.
Ступор. Ты заглянул через его плечо, он старательно отгородился от тебя, натянув простыню до подбородка. Ты тронул его за руку, спросил: «Сереж, ты серьезно это все?»
Он мотнул головой, отдернул руку и промолчал. Ты продолжил заполнять свои графы. Ты решил уподобить свои ответы предполагаемым его, написал в графе «да»: «клубы, поклонницы, цветы, поездки, пение, веселье». Подумав, в графе «нет» написал «меня достали звонки, требования быть в форме, отсутствие свободного времени, приказы и ссоры».
Он повернул к тебе лицо и сухо сказал: «внизу припиши, что ты решил и чего ты хочешь на самом деле в качестве вывода».
Ты принялся старательно заполнять графы, вписывая «я тоже устал, хочется свободы и неизвестности». Зачеркнул, написал: «чтобы меня не знали». Ты остановился и, передумав, написал в графе «да»: «мне нравится слава». Перечитал все написанное, заметил повторы, но вычеркивать больше не стал. В эту секунду прогремел первый гром. Майский гром, несущий летнюю жару на смену весенней непогоде.
За окном промелькнула ворона, каркнула в открытую форточку, ваше молчание стало тяготить. «Сереж, я все…Сереж, я не знаю, что еще писать, может, не надо, так грустно это».
Он молча протянул тебе свой листок, забрал твой и рывком встал с кровати, - ушел курить на кухню.
Ты раскрыл его листок, быстро пробежал взглядом вниз, в «выводы». Пусто. Тогда ты прочитал фразы в обеих графах:
«Да»: «я люблю тебя и сделаю так, как ты решишь». То же в графе «нет». Посредине: «я оставляю решение за тобой».
Тебе представился шанс выбрать все самому, решить за обоих. И ты решил раз и навсегда, размашисто написал на его половинке листка: «я с тобой».

Он стоял на кухне, хмурый, как грозовая туча, нависшая над вашим домом. Ты подошел к окну, он курил рядом спиной к тебе, не слышал шагов, казалось, весь ушел в себя. А когда ты коснулся его плеча, спросил: «Ты все решил?»
Ты просто протянул ему перечеркнутый тобой листок и прошептал ему на ухо: «Давай оставим все как есть».

Они просидели вместе полтора часа, обнявшись, склонив друг к другу головы, устав от мыслей, устав от беготни и спешки, устав от чужого внимания и от самих себя.
Раздался звонок, расколовший тишину, вашу общую мирную тишину. Сережа поднял трубку: девчонка, говорит сбивчиво, плачет, ты хотел бросить трубку, но она позвала Владика и несколько раз попросила «пожалуйста»… Ты решил простить ей такой подход, хотя знал, что лучше немедленно положить трубку. Решил, что можно сделать доброе дело, протянул трубку Владу.
Тот кивнул: «кто?», ты улыбнулся ему и промолчал, сел к столу и налил себе чай. Тебе было слышно, как громко говорит девочка. Тебе не было нужды прислушиваться, знал, что через пять секунд Влад повесит трубку. Может быть, грязно выругавшись. Может быть, молча.
Ты уже сделал первый глоток, когда Влад зажал ладонью трубку и замахал тебе: «Тссс, послушай…». Он включил «громкую связь» и из динамика раздался нервический смех, всхлипы, потом срывающийся девичий голос:
«Ребята, вы меня слышите, я знаю, вы будете слушать. Я больше не стану кричать, и плакать. Вы мне можете не отвечать. Я просто расскажу, что со мной происходит и пусть… пусть вы знаете. Я не одна такая. Сереж, ты меня слышишь?»
- Да, слышу, - мрачно объявил ты, помешивая сахар в чашке. Владик замер у шкафа, на котором стоял телефон.
«Владик, ты здесь тоже?»
- Девушка, мы сейчас отключимся, если вы будете вот так продолжать! – завелся ты, протянув руку в сторону телефона.
«Нет-нет, только не это. Все, я поняла. Так, ребята, господи, за что это мне… Так плохо сейчас, я просто… так одинока, у меня нет никого, с кем поговорить…»
- Мы-то чем можем помочь, поговори с мамой, - огрызнулся ты, возмущенно посмотрев на Влада. Тот пожал плечами в нерешительности.
«Просто послушайте меня, я не одна, нас много»
- Хм, вы все нам звоните одновременно? – съязвил ты, но понял, что перегнул палку, - девочка заплакала.
«Нас, в смысле, тех, кто вас любит. А у меня вы вообще одни остались: отец пьет, мама умерла три года назад, у меня, кроме вас, никого нет… Ребята, простите меня, знаю, что не должна, не могу вот так вас раздражать… Простите меня… Мне правда не к кому обратиться…»
Ты отпил чай, Влад махнул тебе, приглашая прервать разговор, ты раскрытой ладонью остановил его: «пусть говорит», - одними губами сказал. Вы замерли в ожидании.
«Я вас люблю, ребята. Вы такие милые, я никого другого такого не знаю, кроме вас. Я на всех ваших концертах бываю, когда денег накоплю, ваши песни знаю наизусть, плакаты ваши у меня на стене висят над кроватью. Владик, ты меня слышишь? Ты очень красивый, ты просто прелесть, Владик, у тебя такие руки красивые, ты мое солнышко, ты мне радость даришь, когда я тебя вижу…
Боже, что такое я говорю…. Сережа, Сережка, а ты, а ты…. Просто очень-очень красивый. Ты постригся так, мне очень нравится, только бы ты челочку отрастил, тебе она так шла раньше, еще ты загорелый такой, фигура у тебя красивая, ты мне снишься. Владик, ты тоже. Ребята, просто я не знаю, что еще сказать. Вы – моя мечта. Я даже не знаю, кого из вас выбрать, кто лучше. Вы оба такие разные. Вы две половинки, а для меня – одно целое, я вас обоих люблю очень. Владя, ты такой смурной немножко, но очень добрый, у тебя всегда взгляд грустный, я по тебе скучаю, очень увидеть хочу еще раз. Сережа, а ты веселый все время, улыбка твоя мне снится, у тебя родинка возле рта, такая прелесть. Вы оба очень-очень красивые. Вот я не знаю, что еще вам сказать. Да, вот, вы поете очень здорово. Я вас различаю по голосам, я тут интервью ваше по радио слушала, я знала, кто из вас говорит. Владик, только бы ты почаще отвечал, молчишь все время. Владик?…»
Ты смотрел на него в недоумении, он как-то зажался, обняв себя руками, прислонился к шкафу, молчал, думал о своем.
- Он тебя слушает, - сказал ты, почти растрогавшись.
«Мальчики, я так счастлива, что с вами говорю, я прямо не знаю, что еще добавить, я очень люблю вас, больше всех на свете, я сегодня умереть хотела, уже решила как, под ваши песни, в ванной, а по телевизору ваш клип увидела, передумала. Сережа, ты слышишь? Я знаю, ты слышишь, у меня твой автограф есть. И владин тоже, ребята, я вас люблю очень... А меня парень бросил… Да вот, клип показывали, Freeway. Сережа, ты так там смотрел, у тебя глаза – угольки, я тебя очень-очень люблю. Владик, ты тоже красивый, у тебя…. Я на концерте была, ты на меня посмотрел, я была самой счастливой на свете, вот… Сережка, ты не отводи больше глаза, посмотри на меня тоже, мне так приятно, будто ты для меня поешь…. Спасибо, спасибо, что вы есть, вы мое счастье единственное, я бы хотела быть вашей невестой или просто встречаться. Я вас люблю очень, пожалуйста, вспоминайте обо мне почаще… пожалуйста…»

Связь прервалась, громкие гудки вывели их из оцепенения. Сережа помешивал чай, он так и не сделал третий глоток, Влад выпрямился, отключил телефон от розетки и произнес, откашлявшись:
- Ну так как?
Сережа долго посмотрел на него, улыбнулся одними уголками губ и сказал:
- Давай оставим все как есть…