Останкино

Останкино

Считается, что трудно встретиться со «звездами», и это правда, определенно трудно, если вы не учились с ними в одной школе, не корпели над дипломом в одном университете, если вы не живете в одном подъезде или не пьете по утрам кофе из чашек одного сервиза. Это правда потому, что встретиться со «звездой», которую вы таковой считаете, действительно трудно, гораздо проще пересечься случайно.
Осенью четвертого года после Миллениума я встречалась с персональным охранником одного из руководителей центрального канала телевидения. Познакомились мы из-за главной проблемы в моей жизни - недружбы с «баранкой»: я не умела и боялась водить, при этом ненавидя метро и мечтая сесть за руль.
Однажды после лекции остановила машину. Болтливый водитель. Разговорились. Через день он повел меня откушать японской еды, через неделю заезжал за мной после учебы, в «школу», как звали ее мои сокурсники, почти сразу стал заваливать простенькими sms-сообщениями и звонил по три раза на дню, чтобы узнать, что я жива-цела-здорова. Примерно на четвертое свидание, слушая занятные истории из жизни «звезд», я согласилась на предложение Алексея провести меня на съемки одной из передач для новогодней программы, хотя и не была уверена, что вытерплю его ухаживания так долго. На тот момент отношения с Алексеем, простым и несколько глуповатым для сорокалетнего мужчины, спасали меня от угнетенности и ощущения заброшенности, которую ощущает в себе любая женщина после недавнего развода, даже если он произошел по ее инициативе.
Когда в декабре он напомнил мне, что скоро съемки, я была удивлена, потому что успела забыть его предложение и с трудом представляла себе, как возьму на работе отпуск на день ради съемок, ибо моя начальница посмотрела бы на меня с укоризной, намекая на неоконченный и отчаянно горевший проект.
В Останкино мы приехали днем, за час до начала, осветители, ассистенты, пять редакторов сновали взад-вперед, чтобы устроить новогоднее шоу по самому высшему разряду, что судя по их репликам, пока еще не удавалось. Если бы они спросили мое мнение, узнали бы, что подготовка бесполезна, на каком бы уровне шоу не было, ибо я новогодние шоу не смотрю.
Поскольку съемки проходили без основной массы публики, которую отсняли днем ранее и должны были смонтировать днем позже, я оставалась «за кулисами», за пределами студии, и развлекала себя сама, пока Алексей светился возле начальства. Вне студии было вовсе скучно, а съемки никак не начинались. Я прогуливалась по коридору, когда зазвонил мобильный, и прислонилась к стене в курилке.
Звонила подруга, с которой я обещала встретиться еще месяц назад, и мы выбрали именно самое начало декабря, ни днем раньше, ни днем позже, она была недовольна, причитала в трубку, что я ее совсем забросила и почему бы мне ей не звонить хоть раз в две недели. Я слушала молча, стараясь не прерывать, лишь поддакивая изредка, а позже сигарета стала пеплом до самого фильтра, и затушив ее, я стала прощаться, но, увы, подруга хотела продолжить общение, поэтому не отрывая мобильный от уха, я прошла по коридору дальше, в сторону туалета, с удивлением заметив, что и мужской и женский выходили на общий ряд раковин.
Выйдя из кабинки, я продолжала прижимать к уху телефон, поддакивая в моменты пауз на стройный гул сообщений о бедах, что приключились с моей подругой за последние два года. Вымыть руки удавалось с трудом, я сильнее прижала телефон плечом, покосившись на парня, который вышел из кабинки напротив, и включила воду.
«Сережка Лазарев из SMASH», подумалось и «покраснелось». Кое-как сполоснула ладони, намылила, смыла, подруга попрощалась со мной, и я закрыла крышку телефона.
– У всех проблемы, – прокомментировал парень, открывая кран.
– Неужели так громко было слышно? – смотрю на него с удивлением и решаю сразу раскрыться, - Ты из SMASH, я знаю. Где снимаешься?
– Да тут рядом, новогоднее доснимают, споем еще раз, и еще одну песню, - вытирает руки о бумажное полотенце.
– Покажешь? – делаю шаг в его сторону, он делает шаг назад.
– Что покажу? – вскидывает брови и улыбается натянуто.
– Кхм, покажи, где снимаетесь, ничего особенного, – убираю телефон в карман пиджака и улыбаюсь.
– Да там, - показывает неопределенно влево, - а ты что, фанатка или поклонница?
– О да, – смеюсь, – конечно, фанатка, Сережа, кто же я еще… - разворачиваюсь, собираясь уйти.
– Подожди, не понял, - держит в руках салфетку, автоматически протирая уже и без того сухие руки, оборачиваюсь и подмечаю жгучий взгляд, на шее венка пульсирует, захотелось ее надкусить, - ты куда?
– Конфета, ты же не хочешь, зачем мне оставаться… - показываю ему спину в кожаном пиджаке, но передумав уходить, разворачиваюсь на каблуках, протягиваю раскрытую ладонь, - впрочем, подожди, у тебя же есть маркер?
Загадочный вопрос, не ожидала, что у него с собой маркер.
– Есть, - хлопает ресницами. – У меня времени нет.
– Давай, распишись на мне, я сама стара для тебя, славный, так что просто распишись, - он достает из кармана черных брюк с висящими подтяжками маркер, лицо изумленное, раздражен.
Я подхожу так близко, чтобы он мог положить локоть мне на грудь, раздвигаю пиджак, расстегиваю блузку до низких чашечек бюстгальтера, останавливаюсь на той пуговице, что открывает вырез настолько, что почти виден ореол соска, смотрю ему куда-то в лоб, и мне почти страшно, что он поднимет глаза, а он почти доволен, что все разрешилось простой просьбой.
– Пиши тут, - тыкаю указательным пальцем.
– Что хочешь? – кончик языка высунут, маркер в завис в сантиметре над кожей.
Внезапно чувствую, как холодеют пальцы и в горле странный комок от волнения, только тогда осознаю, что практически заставляю Лазарева до меня дотронуться, так что мысли текут в неверном и диковато-бойком направлении.
– Тебя хочу, сейчас и здесь, можешь написать «Ты хотела меня. СЛаз…».
Выпалив, краснею, глупо гукаю, а он смеется.
– Ну, знаешь… - а сам не знает, видно, что ответить.
– Пиши, я тебе говорю, не забудь расписаться покрасивее, - наглость второе счастье, а когда попадаешь в созданную собой нелепую ситуацию, и единственное.
Невзначай обхватываю его плечо, будто мне тяжело балансировать под давлением руки, а он пишет… Смотрю теперь прямо в темные волосы, ноздри вздрагивают, пытаясь уловить их запах, он чертит слишком размашисто, маркер почти выдохся и оставляет на коже грязевые разводы, Сережа старается не оставлять пятен, почти уткнулся носом мне в грудь.
Пока он отвлечен написанием иероглифов, переношу руку с плеча на волосы, поглаживаю затылок, говорю мечтательно:
– Вот бы ты подольше чертил…- он резко вскидывает голову и стукается носом о мой.
Терпеть долее сил не было, я обхватываю его за спину, пониже лопаток, он резко выпрямляется, держа колпачок от маркера между зубами.
– Удобно? – выдыхаю ему в подбородок, он мотает головой, ухмыляется.
Тогда я понимаю, что не все потеряно, и я еще могу успеть потискать его или заставить сделать еще что-нибудь столь же приятное, пока он не вырвался, поэтому кончиками пальцев вцепляюсь в ягодицу, голову кладу ему на грудь, чтобы он вдыхал аромат духов, которыми опрысканы мои волосы.
– Вкусно пахнет, - принюхивается, а я радуюсь, что не упустила возможности подушиться еще в кабинке.
– Ты не против, значит, – прижимаю его к себе, проводя пальцами по спине.
Он стоит без движения, рука на моем бедре, в зубах колпачок от маркера, нижняя губа вытягивается, ему не вырваться, хотя мог бы, говорит:
– Я нет, а что?
Чтобы сбросить напряжение и собрать воедино все толковые, в секунду испарившиеся при его близости, мысли, решаю сменить обстановку.
– Ты здесь все знаешь, так что - побежали, - чуть отталкиваю его, хватаю горячую ладонь, бежим по коридору.
Одышка сдавливает легкие через две минуты бега по длинным коридорам и лестницам телецентра, он бежит чуть позади, будто каждый день только этим и занимается, что весьма вероятно, а я тяну вперед. Запыхавшись, останавливаюсь, пользуюсь неожиданностью момента, дергаю его за кисть руки ровно так, чтобы он столкнулся со мной, прижавшейся к стене, и оба дышим часто. Он тоже, тоже дышит часто, молоденький спортсмен.
Наклоняю его голову к себе, целую в веки, молчит, руки висят плетьми, кладу их себе на бедра, не может отдышаться, почти не дышит, пыхтит, а я пальцами пробираюсь под шлевки на джинсах, прижимаю к себе со всей силы, целую в шею, дышит, дышит чаще.
Потом резко дергается, упирается ладонью правой руки в стену в сантиметре от моей головы:
– Чего ты от меня хочешь? – ноздри раздуваются, опять злится, лицо покраснело.
– Тебя хочу, дурашка, - сама на взводе, гневно скидываю его руку и хочу уйти, злая как тысяча чертей. Значит, не случилось, котик гей, а ведь я так старалась...
– Постой! Я чего-то не понял… - развел руки в стороны, ждет объяснений.
– Иди к черту, все, побаловались и хватит, - вытираю тыльной стороной ладони губы, опустив голову, удаляюсь быстрым шагом.
– Стой, - он легко настигает, хватает за локоть, разворачивает к себе, - давай еще раз попробуем… - толкает меня к стене, я ударяюсь больно, он прижимается тазом, целует влажно щеки.
Стою минуту, пялясь в потолок, раздраженная, не понимаю, почему он делает это теперь, когда и так все ясно.
– Конфета, ты не умеешь целоваться! – отстраняю его на расстояние вытянутых рук, а он давит, еле сопротивляюсь. – С ума сошел? – И хочу его очень сильно, но боюсь, справиться с собой хочу, и не могу.
– Ну, давай, давай еще попробуем, - вытягивает губы.
Терпеть не могу, то есть не могу стерпеть, зажимаю его подбородок между ладонями, целую нежно, сухо, в губы, почти поддается. При малейшем движении он получает отпор, не отпускаю его, на третью попытку он понимает намек, перестает шевелиться, стоит, прижав меня к стене, рукой опершись о стену.
– Ты мне покажешь? – хочу сильно, болит в паху, налито кровью. - Покажешь?
– Что, что? – шепчет.
– Трахнуться, Сережа, где здесь можно трахнуться, – шепчу грозно, забыв про стыд, злюсь от неутоленной страсти, готова разорваться, хочу сейчас же лечь с ним.
– Я, я, даже не знаю. Там есть одна комната, что-то вроде большого встроенного шкафа, но там грязно… - бормочет, - он заперт всегда почти.
– А ты почем знаешь, пробовал прорваться? – и смеюсь, и злюсь от желания, хочу сделать ему больно и приласкать одновременно.
Сережа хмыкает, ноздри раздуваются – оскорбила, значит. Теперь уже он меня хватает за руку, бежим, ведь у него эфир, опаздывает, а я вообще не помню, что было и будет, и нужно мне только одно – его заполучить.
Темная кладовка на этаже, ее и не видно, если идти прямо по коридору, только искушенному развратом сотруднику или опытной уборщице доведется знакомой та дверка с торцевой стороны; Сережка толкает ее - не заперто.
Я вхожу первой, в лицо ударяет запах чистящих средств, наступаю на швабру - она бьет точно в нос - взвизгиваю. Он зажимает мне рот ладонью, пытается одновременно нащупать тумблер, загорается свет: красивый, красивый мальчик, глаза горят, и ведь знала я, думала, что не может захотеть, но поздно, поздно думать… Он прижимает к стене, опять, а лечь некуда, кругом банки и ведра, в углу мешок с побелкой. Косясь на мешок, сползаю по стене, Сережа опирается рукой о стену:
– Что такое?
– Мне плохо, - лицемерно бормочу я
Стоя на коленях, расстегиваю его ширинку, проскальзываю пальцами внутрь, спускаю трусы, наклоняю ко рту член, изучающее смотрю на него несколько секунд, пальцами проводя от основания до головки. Я все гадала, какой он, все гадала, какого цвета волосы на лобке, обхватываю губами головку, губы горят, а головка прохладная, приспускаю крайнюю плоть, Сережа громко выдыхает и шлепает второй ладонью о стену, запрокидывает голову.
Минет красивому члену приятно делать вне зависимости от степени симпатии к его хозяину, хотя в данной ситуации меня ни секунды не мучили сомнения. Посасываю головку, пытаюсь измерить свое горло его членом, понимаю, что горло проигрывает, тогда языком прижимаю стержень снизу, а губами сжимаю, целую, пальцами тереблю, перекатываю в ладони яички, прохладные, слегка, мну нежно, не больно, не пережимаю, наслаждаюсь и даю ему наслаждение. Он дышит часто, постанывает, через несколько минут начинает двигать бедрами в такт, но моя голова прижата к стене, я начинаю задыхаться и судорожно сглатываю. Когда он невыносимо учащает темп, я с силой отталкиваю его бедра, он продолжает движение, но его член уже зажат между моими пальцами и в рот не попадает.
– Хочу тебя, - хрипло говорю ему с колен.
Молчит, закрыл глаза, одним махом расстегиваю на себе блузку, стаскиваю с него через голову футболку, прижимаюсь голой грудью к груди, Сережу колотит. – Иди сюда, поворачиваю его спиной к мешку с побелкой, он не сопротивляется, лишь приспустил джинсы, чуть толкаю его, он падает на мешок, сама раздеваюсь, остаюсь в одной блузке, сажусь сверху, на горячий живот, я очень хочу его, но так же хочу продлить возбуждение, хотя между ног мокро и невыносимо горячо.
– Ну, давай, скорее…
Он закрыл глаза, мучается, не хочет разговаривать, его член касается моих ягодиц, горячий; а когда он вдыхает, мускулы на животе массируют промежность, мне нравится, но я хочу очень почувствовать его внутри.
– Я люблю тебя, – говорю, зная, что он ничего не слышит, открывает глаза, смотрит, отвечает срывающимся голосом.
– Не мучай меня, - и будто слезы на глазах.
Наклоняюсь к нему, мои волосы блуждают по его лбу, шепчу в нос:
– Я бы никогда не смогла тебя мучить… долго, - целую в губы, между своих ног пальцами ищу его член, направляю, сажусь на него, он стонет, начинаю медленно двигаться сверху - вниз по восьмерке, нависаю над ним, хочу скорее кончить, кладу его руку себе под левую грудь.
– Чувствуешь, как бьется, - шепчу.
– Да… - дышит часто, обхватывает меня за талию обеими руками, насаживает на себя.
Двигаемся, все чаще и чаще, я шепчу ему слова несуществующей любви, он громко выдыхает, на груди выступает пот, его пальцы соскальзывают с моей, тоже влажной, спины, опереться не на что. Мешок с побелкой вваливается, хватаюсь за полку у стены, падает банка с краской, разливается по полу, вижу брызги на его плече и своем локте:
– Стой, - размазываю по нему белую краску, по себе, она не стирается, превращаясь в белесоватые разводы.
– Все равно, - говорит.
Горячие ладони на моих ягодицах, вверх-вниз, вверх-вниз, готова кончить, он тоже, и я боюсь, что он раньше меня, поэтому отвлекаю его, приподнимаю руками разгоряченную голову, прижимаюсь к его груди животом, мой сосок на уровне его рта, он обхватает губами, обжигающий рот, сосет, почти больно, не целует, а всасывает. Я вскрикиваю, отстраняю его голову ладонями.
– Осторожно, больно!
– Прости, - целует нежнее, я почти не чувствую, забываюсь, приподнимаю его так, чтобы мышцы живота ласкали меня при каждом движении, прижимаю его голову к груди, ему трудно дышать, двигаемся все ритмичнее.
Такой сладкий момент, кончаю, спазм внутри, теряю сознание на сотую долю секунды, заходится все внутри, он продолжает двигаться, кончает почти сразу, тогда уже я не останавливаюсь, сжимает меня в объятиях, я напрягаю мышцы внутри, обхватывая его член, он извергает семя, две секунды - и все кончено, голова моя падает Сереже на грудь, мои волосы рассыпаются по его лицу, молчим.
Звонит мобильный, приподнимаюсь на Сереже, целую в губы, отвечаю:
– Да, я, я, иду, сейчас, хорошо, да, хорошо, я же сказала…
Бес сил падаю на Сережку, он проводит по глазам пальцами:
– Весь грим к черту, - сокрушается.
Его мобильный тоже звонит, хрипло отвечает.
– Да, я, я, иду, сейчас, хорошо, да, хорошо, я же сказал…
Он не успел договорить, я встаю с него, раздумывая, не стоило ли воспользоваться презервативом, чувствую, как при каждом движении изнутри течет его сперма, еще чуть-чуть, и тонкой струйкой вытечет вся по бедру, хватаю сумку, вскрываю тампон и вставляю внутрь, пока он встает с мешка с побелкой и спешно натягивает джинсы…
– Ну как, не страшно? – спрашиваю дежурно, танцуя, пытаясь ногой попасть в брючину.
– Нет, прикольно… - держит меня за талию, помогая одеться, но одновременно отстраняясь.
– Я знала, котик, что это твое любимое слово, - запахиваю блузку, оборачиваюсь и целую Сережу в губы. – А ты мое самое любимое слово.
– Какое? – Надевает футболку, устало смотря на часы на мобильнике.
– Конфетка, сладкая конфетка ты.
Притягиваю Лазарева к себе и целую в шею, прижимаюсь, кладу голову на грудь, на четыре секунды, считаю про себя «раз, два, три, четыре».
– Пойдем, - не даю ему времени подумать, беру за руку, и мы выходим в коридор, оба ослепленные ярким светом.
– Мне туда, - машет рукой налево, не выпуская мою ладонь из своей.
– А мне туда, - машу вправо, понимая, что мы оба говорим об одной большой студии, той, где ждет Алексей, а в горле комок, хотя хочется смеяться от пережитого восторга.
Мне не было стыдно, только лицо горело, когда я подошла к Алексею. Стоит ли говорить, что Сережа был заметно не в себе, сжимая микрофон, впрочем, он меня не видел, ведь мы подошли к студии с разных сторон, да и не до меня ему было. Осталось рассказать только одно: вечером я с ужасом и странной надеждой рассчитала, что у меня овуляция, хотя надежда моя не оправдалась в последствии, а ужас пропал, остались лишь приятные воспоминания. Встретиться со «звездами» по-прежнему трудно, но раз в жизни можно пересечься случайно, повстречав в туалете, прижав в коридоре и затащив в служебную коморку.