|
|
| |
| |
| |
|
|
… Ночной просмотр клипа “Freeway” сделал свое черное дело…
You can take me
Слава богу, еще один концерт позади. Такой привычный, ничем от других не отличающийся концерт. Те же песни, те же костюмы, те же до боли знакомые слова-связки и шутки. Та же хореография, те же улыбки в зал, те же крики фанаток, но вместе с этим – неповторимый заряд энергии, мощный, сбивающий с ног поток, яркий, слепящий луч. Как два вампира вы всасывали эту силу в себя, вы питались ею, купались в ней, наслаждаясь легким пощипыванием кожи от жгучей струи.
Сегодня энергия зала была особой, она сгустками била по телу, пробуждая особые ощущения. Наэлектризованность, нетерпение, возбуждение – все это, смешавшись воедино, вызывало лихорадочный румянец на щеках, глаза безумно блестели, а голова шла кругом.
Ты понял, что с тобой что-то происходит еще на сцене. Вы танцевали, а потом Серега снял рубашку. Вид его полуобнаженного тела вызвал визг в зале и бурю эмоций в твоей душе. Крепкое, смуглое тело, покрытое тонкой блестящей пленочкой пота, играющие под кожей мышцы… Он танцевал совсем рядом и тебе казалось, что его штаны вот-вот сползут. Они и так держались на одном честном слове, почти до половины обнажая загорелые ягодицы и заставляя твое сердце учащенно биться. Естественно, никакого белья под ними не было, оно изначально не предусматривалось. Тебе всегда было интересно, о чем думал дизайнер, разрабатывая ваши костюмы. О впечатлении, которое они произведут на фанаток? Тело, едва прикрытое обтягивающей выпуклости тканью, обнаженная грудь и вызывающе низкая талия брюк – все это сводило девчонок с ума. Но еще больше это сводило с ума тебя. Видя Серого в таком облачении, ты скрежетал зубами, сцепив пальцы в кулак, чтоб ненароком не прикоснуться. А как хотелось запустить ладонь за пояс этих чертовых брюк…
Перед концертом и после него вы почти не оставались наедине, даже в гримерке у вас было не более 15 минут, чтоб переодеться, потом обязательно кто-нибудь врывался: продюсер, парикмахер, костюмеры или визажист. Все свои желания и эмоции вы везли домой, боясь, что дав волю чувствам, можете быть застуканными.
Однажды это едва не произошло. Это тоже было после концерта. Ты ввалился в гримерку выжатый как лимон, а Сережка наоборот был очень возбужден. Едва дверь за вами закрылась, он схватил тебя за шиворот и, притянув к себе, впился в твои губы. Его наэлектризованность мгновенно передалась тебе. Вцепившись друг в друга, вы яростно целовались. Твоя рубашка полетела на пол, а жадные губы Серого заскользили по телу. Сжимая его голову, ты прислонился к двери, за которой уже слышался шум, оккупировавших ее фанаток. Он расстегнул молнию на твоих брюках, и ты почувствовал его горячее дыхание на коже…
Тут сзади ты ощутил толчок – кто-то пытался открыть дверь. Еще толчок, на этот раз сильный, от которого вас обоих отбросило вглубь комнаты.
- Какого черта? Что вы здесь делаете? – громогласный голос твоего отца.
- Блин! Да дайте переодеться спокойно! – возмущенно завопил Серый, на ходу поднимая твою рубашку и швыряя ее тебе.
Ты совершенно обалдел. От того, что черт не вовремя принес папашу и от быстрой реакции Лазарева. Как ни в чем не бывало, он отвернулся к шкафу и принялся натягивать свитер.
Прижав к расстегнутой ширинке эту спасительную часть одежды, ты последовал его примеру.
Пока папенька разглагольствовал о выступлении, вы одевались. Обоих пробивало на ржач, особенно когда ты застегивал джинсы и молния еле сошлась…
В этот раз пронесло, но когда вы ехали домой, обоих вместе со смехом била нервная дрожь. Страшно было даже представить, что было бы, если б он вас застал.
С тех пор вы вели себя более осторожно и по гримеркам не зажигали.
Сегодня от острого возбуждения трясло обоих. Насмотревшись на полуобнаженные тела и сексуальные движения на сцене, вы с трудом сдерживались, чтоб не кинуться друг на друга. Раздав необходимый минимум автографов, сфотографировавшись с поклонницами, вы, наконец, оказались в полумраке салона автомобиля. Сережка сидел рядом и ты чувствовал прикосновение его ноги к своей, чувствовал, как напряжены его мышцы, слышал его прерывистое дыхание.
Еще секунда, и ты ощущаешь прикосновение его руки на своем бедре, пальцы требовательно сжимают тело, ползут вверх, в центр тепла и желания, которое явно чувствуется даже сквозь плотную ткань джинсов. Ты вздрагиваешь, когда его ладонь начинает гладить тебя. Откидываешься назад, немного сползаешь с сиденья и закрываешь глаза, отдаваясь ласке.
Его пальцы все быстрее, все настойчивее. Твоя жажда все сильнее, все крепче…
Ты уже еле сдерживаешься, чтоб не застонать. Закусываешь губу и стараешься дышать тише. Как хорошо, что в салоне темно и вас не видно, как хорошо, что играет музыка, заглушая твои вздохи, как хорошо, что водитель не обращает на вас внимания, поглощенный движением на дороге, как хорошо, что эта рука касается тебя… ласкает тебя… сводит с ума… как хорошо… Сережка…
- Останови машину! – вдруг слышишь его требовательный голос.
Удивленный взгляд шофера и твой. Скрип тормозов. Лазарев открывает дверцу и выходит. Тянет тебя за собой. Подчиняешься. А разве может быть иначе?
На улице льет дождь. Мчитесь по лужам, разбрасывая сотни брызг. Влетаете в какую-то подворотню и буквально набрасываетесь друг на друга. Дрожащими руками срываете мокрую насквозь одежду. Пуговицы со стуком падают на асфальт, рубашка безнадежно испорчена. Плевать.
Голодным поцелуем впиваешься в Сережкину шею, кусаешь, сжимая зубами кожу. Он вздрагивает, но терпит эту боль, она лишь еще сильнее подчеркивает раздирающее внутренности желание.
Хватает тебя за волосы, отрывая от себя. Толкает к стене, прижимается своей обнаженной грудью к твоей. Холодный мокрый кирпич и его горячее тело.
Хочешь что-то сказать, но не успеваешь, его рука, расстегнув твои брюки, проскальзывает внутрь. Шумно выдыхаешь и двигаешься в такт его ладони. Быстрее…
Удовольствие волнами бьет в голову. Руки шарят по стене. Сверху на вас льется дождь, омывая разгоряченные тела. Вода стекает по телу, по волосам, струится по губам, капает с ресниц.
Запрокидываешь голову, и в лицо тебе ударяет струя из водостока, она попадает в нос, в рот, в глаза. Хлещет по щекам, ослепляет. Ты насквозь мокрый. Уворачиваешься, почти захлебываешься. Дрожишь. Внутри все горит. Твое тело пылает. Твой пульс сейчас там, где Сережкина рука. Отрывает тебя от стены, заслоняя собой. Меняетесь местами.
Стягиваешь с него джинсы, белье. Жадный язык… губы… жаждущая плоть… Его запах… его вкус… Он изгибается и стонет от твоих ласк, а струи воды льются по его груди, животу, разбавляя вкусом дождя его вкус.
До боли сжимает твою голову. Сейчас он твой, он полностью принадлежит тебе, и ты можешь делать с ним все, что угодно. Он почти обезумел от наслаждения, но тебе этого мало. Прикусываешь его плоть и он взрывается…
Ты думал, он упадет на тебя, но ты крепко держишь его.
Поднимаешься, стираешь с лица его сок и проводишь пальцами по его губам. Он слизывает теплую жидкость, тянется к тебе и уже готов опуститься перед тобой на колени.
Нет… Тебе не это сейчас нужно. Не его часть, не его рот и не его пальцы. Он нужен тебе полностью, весь, до последней частицы, да самой маленькой клеточки. Он расслаблен, но ты знаешь, как его оживить. Все еще удерживая его в вертикальном положении, наклоняешься и кусаешь его в грудь. Крепко стиснув зубы, сжимаешь до тех пор, пока не ощущаешь во рту солоноватый вкус крови. Он дергается и что-то исступленно шипит.
Разворачиваешь его и резко входишь в него.
Тела сотрясаются от яростных толчков, ты почти размазываешь его по стене. Кожа на его груди лопается от яростного трения о шершавый кирпич. Прозрачная воды смывает кровь и становится розовой… Дождь плетью хлещет вас по спине, плечам, по обнаженным ногам и рукам, но вы не замечаете этого. Эта боль, как маленькая флейта в огромном оркестре – едва уловима.
Ты обезумел. Ты не можешь остановиться. Ты хочешь войти в него полностью, стать им, раствориться в нем. Тебе тепло… тебе горячо… тебе хорошо… тебе дьявольски приятно… тебе… ооо-х-х…
Твой стон тонет в шуме дождя…
Медленно сползаете на землю. Несколько мгновений сидите неподвижно, прислонившись друг к другу.
- Бля… Топалов… Прямо сцена из “9 ? недель”, – произносит Сережка. – На фиг так трахаться, можно ведь и умереть. Кстати, тебе бы зубы повыбивать, – и он осторожно касается кровоточащего укуса на своей груди. – Граф Дракула, мать твою…
Ты еле заметно усмехаешься.
- Давай пожалею, – уже наклоняешься, но Серый отстраняется.
- Не, – улыбается он, – знаем мы эту “жалость”. Пошли лучше домой.
напишите Stasey
|
|
|
| |
| |
| |
|
|
|
|
|