|
|
| |
| |
| |
|
|
Зачем?
- Уф, я сегодня так вымотался, что, наверное, даже не смогу доползти до кровати.
Боюсь, тебе придётся меня до туда тащить.
- Не, я тебя не
осилю. Но, если хочешь, могу вызвать эвакуатор.
- Ты хочешь сказать,
что я поправился?! Всё, сажусь на кефир. Но это будет завтра. Сейчас я
вообще никакой.
Сергей только благодаря
долгой практике и неимоверному усилию воли заставил себя сдержаться и не
повалить это ходячую провокацию его гормонов на ближайшую горизонтальную
плоскость. Боги, как же тяжело оставаться спокойным, когда эти сильные,
нежные руки с тёплой, гладкой, мимолётно обласканной искусственным солнцем
солярия кожей, сомкнувшись удушающим кольцом (именно удушающим! иначе почему
же так трудно сделать вдох?) вокруг твоей шеи, как будто рисуют пальцами
магические, подчиняющие символы на твоей ключицах и груди. Когда ровное,
горячее дыхание щекочет твоё ухо, и, если закрыть глаза, то можно услышать,
как эти розовые, пухлые, слегка влажные и наверняка сладкие на вкус губы
шепчут тебе…
- Всё, Влад, приехали.
Вот твоя дверь. Где ванная ты, надеюсь, помнишь. Пижама твоя наверняка
в районе “под кроватью”. Спокойной ночи.
Темноволосый парень,
мысленно вонзив ногти в ладонь, резко высвободился из братско-дружеских объятий
(ненавижу!!) своего промелированного коллеги и, вздохнув (опять-таки мысленно),
отправился запирать дверь (да ладно, зачем себе-то врать – просто сбежал).
Даже не оборачиваясь, он мог с точностью до складки на рубашке описать сейчас
Влада: растрёпанные воспоминания об укладке, обиженно надутые губки, правая
рука на талии, левая – на правом плече (его защитный жест ещё с детства).
И взгляд. Растерянный, недоумевающий взгляд непонятно за что наказанного
ребёнка. Его фирменный.
Лазарев со стоном
упал в кресло, успев, правда, сначала заметить и скинуть с велюровой обивки
топаловские ролики.
Ребёнок. Младший
братик. Малыш. Пуся. Блондинчик. Проницательная сволочь. Любимый. Меня
часто критикуют, что я тебя “забиваю” на интервью. Что я отвечаю на вопросы,
адресованные тебе. Что я издеваюсь над тобой, как заносчивый и избалованный
старший братец, продышавший выхлопными газами и сигаретным дымом всего лишь
на два года дольше и уже возомнивший себя Солнцем, Богом и Искушением. Но
ведь тебя всё устраивает, не так ли? Тебе же нравится наблюдать, лениво,
по-кошачьи прищурив глаза, как я выкручиваюсь, отдуваюсь за нас двоих, и
смаковать каждый мой новый ляп. О да, когда-то повышенное внимание со стороны
многочисленных фанатов и журналистов мне (да и тебе, я уверен) нравилось.
Я упивался им. Я рассказывал реальные истории, давал правдивые (потому последовательные
и логичные) ответы. Я радовался каждому интервью. А как же ещё? Ведь меня
спрашивают, меня слушают, за мной записывают. Мною интересуются. Ты понял
всё гораздо быстрее меня, и поэтому легко смог уйти с первого плана. Тогда
я этому ещё радовался. Дурак. Правда, иногда ты разбавляешь мой монолог,
чтобы поддержать свой имидж. Свой стиль публичной жизни. Свою концертную
маску. Образ милого, невинного, домашнего ребёнка. Для всех. И бонус для
меня – роль младшего братишки. Чёрт бы тебя побрал, Топалов! Тебе-то это
всё зачем?! Зачем эти объятия, руки на плечах, милые капризы, ласковые улыбки,
обиженные мордочки и невинные проказы? Нет, на людях это понятно, объяснимо,
одобрено и согласованно. Но дома-то зачем тебе устраивать “театр одного
меня”? Нет, я совсем не против всего этого (ещё бы), но это не может больше
продолжаться. Это надо прекратить. Для твоего же блага. Потому что я боюсь.
Боюсь себя, боюсь тебя, боюсь за тебя. Боюсь поддаться своим желаниям.
Своей мечте. Себе.
И всё же – что тебе
с этого. Со мной уже всё ясно: я твоими случайными ласками живу. А ты?
Играешь? Ждёшь признания? Ставишь эксперимент? Просто живёшь?
Так, хватит. Если
с привычкой разворачивать монологи про тебя я уже смирился, то мысленно задавать
тебе вопросы и самому на них отвечать – это явный перебор. Выпить, что ли?
С сожалением покинув
уютные объятья любимого кресла, Сергей медленно побрёл в сторону бара, по
пути стараясь не наступить, не уронить и не стукнуться об какой-нибудь предмет,
занесённый сюда волею дизайнера или Влада. Кстати, мысль о создании коллекции
напитков разной степени крепости пришла в голову именно ему. И бар теперь
регулярно пополняется после каждых гастролей, отпусков или походов в магазин.
Взяв первую попавшуюся бутылку и бокал, Серый проторенной тропой вернулся
обратно.
Ирония судьбы –
твоё любимое красное вино. Опять забыл его название, а при свете этого бледного
куска минералов (солнце влюблённых, ха!) я даже горлышко с трудом различаю.
Говорят, что по любимому напитку можно определить характер, полагая, что
человек любит похожие на него вещи. В твоём случае это утверждение верно
на все сто. Сначала обращает на себя внимание изящность формы, элегантное
оформление этикетки, благородность цвета, но пока не видно особой разницы
между этим вином и уже опробованным множеством других. После первых глотков
я, со снисходительностью искушенного гурмана решаю, что с этим лёгким и мягким
напитком вечер не будет так уж скучен. Ещё через несколько бокалов приходит
в голову мысль продлить время нашего общения на пару дней. И с каждой новой
каплей я хочу его всё больше, не замечая, что я уже пьян, что этот “детский
сок” оказался гораздо крепче, чем я думал. Он как наркотик, как яд растёкся
по моим венам, смешался с кровью, затуманил разум, овладел сознанием. Я
болен им. Я подчинён им. Я почти загублен им. Я живу им. А оно равнодушно
ко мне.
Серьёзно, интересно
получается. Вы действительно очень схожи – к вам обоим очень легко привязаться.
А я? Какой мой любимый напиток? Арбузный сок? Мило. Ты этот сок не очень
уважаешь, предпочитая полосатую ягоду в чистом виде. А мне нравится наблюдать
за тобой, когда ты с мясницким ножом и плотоядным урчанием набрасываешься
на беззащитный арбуз, настругиваешь сразу кусков десять (спасибо, что хоть
в эти моменты ты вспоминаешь о моём существовании) и потом с довольной сытой
улыбкой расспрашиваешь меня о чём-то или же сам вспоминаешь какой-нибудь
случай. Ты в последнее время редко позволяешь себе быть настоящим собой,
и я прилагаю все усилия, чтобы это твоё состояние продлилось как можно дольше.
Я болтаю оживлённее, чем обычно, то есть делаю паузы только чтобы глотнуть
воздух, и все истории стараюсь рассказать как можно красочнее, иллюстрируя
их смешными рожицами и активной жестикуляцией. Уж чем-чем, а искусством
обращать на себя внимание я владею в совершенстве – спасибо моему природному
обаянию и деньгам родителей. Где бы я ни появился: на улице (упаси Господи)
или в элитном клубе для богемы и мажоров, я всегда привлекаю внимание. И
я люблю читать чувства в обращённых на меня взглядах. Зависть, обожание,
подобострастие, желание – всё это я вижу во всех глазах, независимо от возраста,
пола и сексуальной ориентации их обладателя. Во всех, кроме глаз цвета кофе
с миндалём. Влад, неужели ты никогда не думал обо мне так, как я хотел бы?
Ведь ты же любишь жить по максимуму, пробуя всё, что может доставить тебе
удовольствие. А если ты захочешь, то я смогу организовать тебе персональный
рай на земле. Хотя… вряд ли тебя привлекут долгоиграющие перспективы. Но
я согласен на эдем в масштабах кровати и одной ночи. Лишь бы ты позволил
целовать тебя, ласкать твою чувствительную кожу, слышать страстные стоны
и прерывистое дыхание и до бесконечности повторять…
- Серый, а ты что
не спишь? – нечёткая фигура Влада образовалась в дверном проёме. Однако
лунный свет и воображение Сергея смогли дорисовать картину: влажные, торчащие
во все стороны волосы, на мускулистом торсе - капли воды, матово поблёскивающие
в скудном освещении комнаты, белое полотенце, небрежно запахнутое на талии.
Всё это казалось слишком нереальным, что бы быть правдой.
- Я люблю тебя.
- Что?
- Я. Люблю. Тебя.
– брюнет наконец-то смог отвести взгляд от пушистого ковра и рискнул посмотреть
в глаза человека, замершего в дверях.
- Ты шутишь.
- Я пьян, а значит
– я говорю правду.
Влад стремительно
пересёк комнату и, встав на колени, схватил брата за плечи.
- Серёжа, пожалуйста,
возьми свои слова обратно.
Сергей грустно улыбнулся.
– Зачем? Это ничего не изменит. – Лазарев осторожно провёл рукой по владовским
волосам. – Эй, всё в порядке. Я всё равно любил тебя как брата, друга,
партнёра. Всё будет почти по-прежнему.
Влад резко поднялся
на ноги. – Ничего не будет по-прежнему! Зачем ты это сказал, зачем? Ты
никому не сделал этим лучше!.. Чёрт, прости. Я не должен был этого говорить.
– Он сел на подлокотник лазаревского кресла.
- Нет, это ты меня
прости. Слушай, давай всё забудем, а? – Серый с надеждой посмотрел на любимого,
и на секунду ему показалось, что…нет. Это с пьяных глаз только показалось.
- По крайней мере,
постараемся. Друзья?
- Друзья. – Серый
вполне по-дружески обвил руки вокруг плеч Влада, и тот, поколебавшись пару
секунд, сжал брата в ответных объятьях. Затем брюнет слегка отстранился,
и, поймав взгляд друга, всё же не смог удержаться. – Пожалуйста.
- Серёж, ты понимаешь,
о чём ты просишь? – в голосе блондина прозвучал лёгкий намёк на панику.
- Да. Об одном
поцелуе.
- Хорошо. – Влад
глубоко вздохнул. – Но только поцелуй.
И, храбро закрыв
глаза, прижался губами ко рту Серого. Немного подумав, он рискнул осторожно
провести кончиком языка по губам старшего брата. Но когда Сергей, осмелев,
решил пустить в ход и свой язык, Топалов спрыгнул с подлокотника и выбежал
из комнаты.
- Ну что, добился,
чего хотел? – задал вопрос Лазарев ковру на стене. Туда же он хотел адресовать
и бутылку с недопитым вином, но её почему-то на столике не оказалось.
***
“Зачем я это сделал?
Ну кто меня заставлял?” – в сотый раз спросил сам себя Влад. И чтобы не
отвечать себе в сотый раз – “Никто. Сам захотел”- решил наконец-то допить
украденное вино и лечь спать. Хотя для него сон уже давно перестал быть
просто искажённым отображением реальности. Это был целый мир. Целый мир
только для них двоих. Мир, в котором не было жестокого отца, дотошных газетчиков,
обезумевших фанаток. Мир, где он мог кричать “Я люблю тебя!”, зная, что
его услышит только тот, кому эти слова предназначены. Мир, где он мог дни
и ночи напролёт проводить со своим возлюбленным, не боясь быть отвергнутым
и осмеянным.
Сегодня, после всего
случившегося, его сон-мечта был особенно ярким и
реалистичным. Поэтому
он не особо удивился, утром обнаружив себя обнажённым в постели своей единственной
любви, причём вышеупомянутая любовь обвила его руками и ногами так крепко,
что у него насмерть затекло всё тело. Усмехнувшись, Влад легонько подул
в так удачно подставленное ушко. Темноволосое солнце сначала возмущённо
что-то пробурчало, затем соизволило-таки оторвать голову с плеча своего возлюбленного,
и, как знак окончательного пробуждения, открыло свои глаза цвета горького
шоколада.
- Доброе утро, Серёньк.
- Доброе утро, Владик.
И хором:
- Любимый.
напишите Scorpion
|
|
|
| |
| |
| |
|
|
|
|
|