|
|
| |
| |
| |
|
|
«Белая темнота». Часть 2.2
США, штат Виргиния, 14 июля
Ладингтон - маленький город на юге Виргинии.
Ютясь между Ричмондом и Питерсбергом, он занимает небольшую территорию к востоку от пересечения рек Джеймс и Ламберк. Его единственная достопримечательность – недавно воздвигнутое в центре города огромное здание торгового центра, и еще, пожалуй, озеро с одноименным названием на самой окраине.
Поскольку городок лежит меж двух главных городов штата, в скоплении различных округов и вблизи двух крупнейших рек, - к нему ведут десятки дорог, извилистых и прямых, с разных концов штата.
Вот по одной из таких дорог дождливым летним утром, без четверти девять, и двигался черный Мерседес по направлению к городу.
- Да, - веско раздалось в трубке, раздраженно и хрипло.
Натан крутанул рулем, и свернул на широкую кольцевую дорогу, лежащую вдоль озера Ладингтон к округу Тулука.
Озеро мерцало неподвижными серебряными пятнами, и от холодных порывов ветра всякий раз заходилось рябью. Несколько коричневых птиц у самой кромки воды отчаянно парили по кругу, расправив крылья, и выкрикивали что-то неспокойно и горестно.
- Влад, - сказал Натан, прижимая трубку плечом; одной рукой он держал руль, а другой пытался найти в кармане сигареты. – Доброе утро. Узнали меня?
Пару секунд трубка молчала, пока он выуживал из пачки сигарету и прикуривал ее. Стоило дыму коснуться легких, как он снова услышал хрипловатый голос Влада:
- Да. Привет. – Он прокашлялся, и продолжил бодрее. – Вам не спится?
Натан чуть подался вперед, и взглянул на спящий город, что расстилался на том берегу озера. Над четкими, охваченными мохнатой зеленой дымкой строениями, сквозь дождь и рваные облака занимался тусклый рассвет.
- Я вас разбудил, да? Простите.
- Все нормально, я не спал, - отозвался Влад.
Натан глубоко затянулся. На лобовое стекло, едва высохшее, одна за другой снова начали падать тяжелые капли.
- Как прошли похороны?
Влад выдержал длительную паузу.
- Нормально. Этот вопрос входит в спектр вашей работы?
- Нет. Просто интересно, все ли в порядке.
- Нормально, - повторил Влад напряженно.
- Хорошо, - Натан затянулся: ему не хотелось выбивать Топалова из колеи дурацкими вежливыми вопросами. – Я вовсе не по этому поводу звоню...
- Что-то случилось? – встревожился Влад, и в трубке зашуршало.
- Нет, - Натан включил стеклоподъемник. Окно с тихим шелестом поехало вниз. – То есть, не совсем. Это касается вашей подруги.
- Я вас слушаю.
В ухо дунул порыв ветра, волосы на голове затрепетали, вскинув челку. Недокуренная сигарета полетела в туман.
- За день до похорон я нашел на ее теле одну вещь, - Натан прищурился, проезжая указатель с надписью «Добро пожаловать в Ладингтон!», и снизил скорость. – Я собирался сообщить вам до того, как тело похоронят, но не смог до вас дозвониться.
- Я был на съемках, - пояснил Влад.
- В конце концов, я счел эту вещь незначительной, и не стал вас беспокоить, - продолжал Натан, проезжая мимо уродливой телевышки с красными огнями, украшающей въезд в город. – Но дело в том, что для обнародования возможной улики мне нужно было время, и я оставил ее у себя для расшифровки.
- Ничего не понимаю, - раздался растерянный голос Влада. – Что это за вещь такая?
- Татуировка, - ответил Натан сдержанно. – Я обнаружил ее абсолютно случайно во время вскрытия. Она была так мала, и так повреждена, что сперва я ее принял за синяк.
- Татуировка? – переспросил Топалов. – Насколько я знаю, у нее не было на теле ничего такого... Что значит повреждена?
- Затерта, - пояснил Натан. – Словно ее пытались уничтожить собственными усилиями.
- И как, удалось?
- Почти, - Натан свернул с шоссе, и покатил по узкой дороге жилого квартала. По пути ему не попадалось ни единой машины. – Надпись мы все же расшифровали – чуть более часа назад. Поэтому я и звоню вам сейчас. Чем раньше, тем лучше. Я подумал, может вы что-нибудь сможете объяснить.
- Что объяснить? – спросил Влад как-то излишне четко. – Что там написано?
- Там написано «Лазарев». Латинскими буквами. Татуировка на внутренней стороне бедра. Я подумал, может, вы знаете, что значит «Лазарев»?
Воцарило мертвое молчание.
Натан проехал улицу, освещенную пунцовым светом еще горящих фонарей, въехал в туннель с многочисленными оранжевыми огнями, на выезде заметил притаившегося у обочины сонного полицейского в блестящей от дождя форменной куртке. Во избежание неприятностей, он снизил скорость, благожелательно улыбнувшись недовольному полицейскому, и только когда тот остался стоять в отражении заднего вида, Натан понял, что Влад до сих пор молчит.
- Все в порядке? Эй... – он взглянул на дисплей телефона, проверив, не прервана ли связь.
- Где вы сейчас? – громкий голос резко полоснул слух.
От неожиданности Натан едва не переехал кошку, перебегавшую дорогу от дома с рождественскими фонариками.
- В Ладингтоне. Еду домой, - ответил он слегка удивленно.
- Приезжайте вечером. Нам надо поговорить, - коротко сказал Влад.
Натан вдруг понял, что его голосовые связки напряглись, как гитарные струны.
- Зачем?
- Я расскажу вам то, что вы хотите знать. Это не телефонный разговор.
- Хорошо, - согласился Натан, почувствовав слабое щекотание в районе желудка. – Где вы находитесь?
- Вам знаком отель «Emerald» в Питерсберге?
Натан вспомнил, что тот находится совсем недалеко от тех мест, где они впервые встретились. Он взглянул на небо. Надвигалась гроза, иссиня-черные тучи скрыли пробивавшийся рассвет. Воздух пронзали тонкие нити воды.
- Да, знаю. Я там смогу быть примерно в девять часов вечера.
- Номер пятьсот пятый на пятом этаже, - проговорил Влад. – Я вас жду.
В трубку понеслись оглушительные гудки.
Россия, Москва, 14 июля
С севера пришло штормовое предупреждение.
- Европа и Северная Америка находятся сейчас полностью под властью антициклона. Дождями охвачена почти треть северного полушария Земли. Синоптики пока не могут дать нам точного прогноза, на данный момент по их предположениям, такая погода продержится в России еще как минимум неделю. Теперь к другим новостям...
- Мир тонет, - сообщил Сергей, выключая радио.
Они сидели в машине – вдвоем, пристегнутые ремнями безопасности, а в лобовое стекло яростно хлестал осатаневший ливень.
Тара молчала, хмуро взирая на ярко-зеленый дисплей магнитолы, лицо ее, как у русалки из американских фильмов, призрачно светилось зеленью в полумраке салона. Сережа нервно постукивал пальцами по рулю, все еще его сжимая, хотя машина давно остановилась, и теперь, обмываемая непогодой, стояла перед дверью в его подъезд.
- Зачем ты меня сюда привез?
- Тебе же не понравилось в ресторане, - он пожал плечами, бездумно глядя на залитое окно.
- Это разве повод, чтобы ехать к тебе домой? – недовольство в голосе Тары было таким неприкрытым, что Сергей поневоле скривился.
- Ох, да успокойся ты. Я не собираюсь тащить тебя в постель.
- О, - отозвалась она не то с презрением, не то с иронией. – За это я спокойна.
- Отлично. Если хочешь, поговорить можем в машине.
Тара молчала. Как заметил Сергей за несколько часов, проведенных с ней – это было ее любимым занятием. Раньше ему не приходилось сталкиваться ни с одной из ее привычек, и изучать ее не было ни возможности, ни необходимости. Но теперь...
Сергей вдруг понял, что эта женщина, - с которой ему так долго приходилось делить Влада, - для него полнейшая загадка, неприятная и необъяснимая. Он вдруг почувствовал острую необходимость хоть чуть-чуть понять ход ее мыслей, вникнуть в систему ее ценностей хотя бы на йоту. Но ему это никак не удавалось. Тара молчала. Она была словно окружена непроницаемой оболочкой, на которую в своих попытках заговорить с ней он все время натыкался. Отвечать на заданные вопросы прямо, похоже, не входило в спектр ее навыков. Огрызаться и язвить – напротив. Сейчас, глядя на ее упрямый профиль, прикрытый вуалью аккуратных кудрей, он не понимал, как это Влад – вспыльчивый и не терпящий к себе даже мало-мальски грубого отношения, держал ее столько времени возле себя.
- Ну, нет уж, - раздался ее резкий, хрипловатый голос. – Раз приехали к тебе домой, давай поднимемся. Не очень-то мило торчать в машине.
Она открыла дверь, впустив в салон сырой воздух, - и вышла на улицу. Стук каблуков тихим эхом забился в сумраке. Сергей несколько секунд смотрел на тонкую мутную фигуру под дождем, после чего извлек ключ из замка зажигания и последовал ее примеру.
Во времена отношений с Владом они редко разговаривали. Все разговоры сводились к показной болтовне о группе в присутствии Михаила Генриховича. Оставаясь же наедине, оба предпочитали молчать.
Сережу поглощал глубокий транс, когда он, перебирая в голове слои воспоминаний, изредка натыкался там на подводные рифы с ярлычком «Тара». Натыкался на ледяные месяцы переживаний, которые истерзали его в свое время до болезни. И в моменты, когда память тем или иным способом подкидывала ему горькую крошку, перед глазами с завидной яркостью начинали всплывать четкие воспоминания конкретных событий. Та весна, когда семнадцатилетний Влад, шатаясь по сияющему Нью-Йорку в сопровождении отца, впервые встретил ее – преуспевающую модель с красивыми длинными волосами, и, по воле судьбы, завязал с ней непродолжительное – как ему казалось тогда, - знакомство... тогда же, весной, возникло недоброе предчувствие в груди, о котором Сергей тоже хорошо помнил. А через пару месяцев это предчувствие переросло в леденящую, совершенно дикую реальность, - когда Тара и Влад стали любовниками уже не только в стенах гостиничного номера, но и в глазах его отца, который, надо сказать, новость эту воспринял с несказанным одобрением. В то же время у Влада возникла идея, которую он, не раздумывая, окрестил спасительной. И, хотя душа Сережи всеми силами противилась такому способу скрывать их связь, другого выхода, кроме как согласиться, у него не оставалось.
Тара, разумеется, очень скоро поняла, что Влад встречается с ней лишь на глазах у Топалова-старшего. Однако предъявлять претензии ни тому, ни другому, не спешила. Спрашивать о чем-то Влада она тоже, кажется, не собиралась, так же как, впрочем, и уходить от него. Нет. Она лишь с молчаливой яростью возненавидела Лазарева. Сережа, в свою очередь, одно время даже пытался бороться с ответным чувством, но выходило у него это слишком плохо, и сердце скоро до краев наполнилось лютой неприязнью. В самом деле – эта женщина вошла в его жизнь, положив руку на самое святое, и расположилась, как у себя дома, прикрытая благими целями, и теперь ворошила в ней все, как ей того хотелось, при этом даже не удостаивая его, Сергея, взглядом. Хотя ее присутствие, несомненно, очень облегчало жизнь им обоим – этого Сережа не признавать не мог. С Тарой они частенько пересекались на съемках – когда, находясь под постоянным наблюдением Михаила Генриховича, Влад возил ее с собой по всему миру. Уже в первую неделю своих нечаянных гастролей Тара в полной мере осознала природу отношений своего парня с его двоюродным братом. Влад шепотом делился с Сергеем своими догадками по поводу ее мнения на этот счет, и они порой беззвучно хохотали над этим, хотя, по сути, смешного в ситуации было мало. Все это было скорее опасно, и Сережа порой с пугающей ясностью видел, как они вдвоем, держась за руки, балансируют на краю пропасти.
В прилюдных стычках с Тарой он научился вести себя так, словно вовсе ее не замечает – хорошая стратегия, которую Влад тоже одобрял. Хотя самому Сереже стоило больших усилий не показывать при Михаиле Генриховиче своего истинного отношения. Иногда им даже приходилось разговаривать друг с другом, когда, сидя в студии, концертный директор или продюсер поднимали важные вопросы о графиках и записях, и Топалов-старший неустанно интересовался мнением Тары на этот счет. Как правило, ее мнение с мнением Сергея полярно расходилось, и молодым людям, стиснув зубы, приходилось спорить. В этих спорах каждый из них прикладывал усилия не столько к отстаиванию своей точки зрения, сколько к тому, чтобы в отрывистых репликах не выдать рвущегося изо всех сил презрения. А еще Сережа первое время с трепетом ждал, что со дня на день она расскажет об их с Владом тайной связи отцу... Но она молчала.
И ответ на вопрос «почему» пришел к нему только спустя некоторое время, когда он начал вдруг замечать, на какие колоссальные жертвы она идет ради отношений с Топаловым. Тара любила Влада. Любила всем сердцем, по-женски; возможно, не так, как Сережа любил его – неистово, бешено, со смесью братских чувств и адского желания, - но как-то по-своему, и тоже сильно. Факт-то, в конце концов, оставался фактом – она, двадцатиоднолетняя эффектная женщина с состоявшейся карьерой, как преданный зверек, возлежала у ног восемнадцатилетнего Владика Топалова, который спал с ней ради того, чтобы скрыть свою любовь к старшему брату.
А еще Тара была подругой Али, - это память тоже услужливо подкидывала ему на закуску. Познакомившись сразу, как только Тара впервые прилетела в Москву, они неплохо сдружились, и уж черт знает, на чем в тот момент основывалась их взаимная симпатия. Сергей знал одно – ухоженная модель, начинающая актриса, Тара притягивала к себе внимание Али в равной степени и внешностью, и достижениями. Он не раз ловил себя на мысли, что Тара стала для девочки чем-то вроде старшей сестры, которой у Смолиной никогда не было, примером, на который ей хотелось равняться. А еще ему совсем не нравилась эта их такая искренняя, на первый взгляд, дружба. Хотя бы потому, что Тара, наверно втайне надеясь, что Влад все же останется с ней, изо всех сил потакала Але в ее увлечении Сергеем. Однако спустя какое-то время обеим стало предельно ясно, что Сережа никогда не будет с Алей, как и не расстанется с Владом. Топалов, между тем, продолжал спать с Тарой в одном номере, периодически делясь с Сергеем различными подробностями их «супружеской» жизни. Оказывалось, что оставаясь в номере наедине с ним, Тара становилась куда более активной и разговорчивой, чем на людях. Влад говорил, что она нередко плакала, уткнувшись в подушку, по ночам, когда он, Владик, притворялся спящим. Еще чаще они разговаривали о том, насколько неправильна ситуация, в которую они оба поставили друг друга. Но при этом Влад ни разу не завел разговора о переменах хоть в какую-то сторону. Пару раз в неделю им случалось заниматься сексом – тихо и безымоционально, как говорил Влад. После он, не отдавая себе в этом отчета, долгие часы проводил в душе, скребя себя губкой, и неохотно заказывал в номер завтрак.
А каждый серьезный разговор с отцом за закрытыми дверями как будто истончал его постепенно, раз за разом, все сильнее и сильнее... А разговоров этих было много на веку группы Smash, ой как много. Сергей не знал дословно, чем Топалов-старший изводил сына долгими часами, Влад никогда не говорил об этом, да и Сережа не особо докапывался. Лишний раз теребить едва зажившую рану не хотелось. Тем более что примерное содержание этих «отеческих» разговоров он все равно прекрасно знал и сам. Не трудно было догадаться. Михаил Генрихович о чем-то подозревал. Издалека, терзаясь сомнениями, - но все же о чем-то догадывался уже тогда. Вталкивая в сына сознание того, что настолько тесно общаться с Сережей – это плохо, стараясь втереть в его жизнь Тару, как можно быстрее и сильнее – всем этим он потихоньку, по капельке, забирал у Влада жизненные силы. И Сережа это видел. И тихо ненавидел за это новоявленного продюсера.
Конечно, Джерард оказывала им обоим неоценимую услугу, искусно подыгрывая в их спектакле перед Михаилом Генриховичем. Вот только Сережа нутром чувствовал, что на уме у нее нет, да и не может быть ничего хорошего. Он боялся даже помыслить, что зрело бы в его голове, будь он на ее месте.
Вскоре после того, как он окончательно порвал с Алей, терпение Тары лопнуло, и она впервые серьезно разозлилась. Какое-то время, плюя на все, она не общалась с девочкой, и как раз в этом промежутке времени Аля случайно услышала их с Владом стоны в гримерке – так, по крайней мере, думал Сергей. После этого она отдалилась от него, и, - насколько он знал от Влада, - как никогда сблизилась с Тарой. Она еще больше загорелась мечтой стать актрисой и поехать учиться в тот самый институт, который закончила Джерард.
А чуть позже настал переломный момент – Влад бросил Тару.
Сергей не мог вспомнить момента более радостного и легкого, чем тот, когда он понял, наконец, что Влад, его Влад, больше не растрачивает себя на другую женщину. Пару недель они жили как в сказке – игнорируя недовольное недоумение Топалова-старшего, молча провожая в аэропорт теперь уже бывшую девушку Влада, которая скандал, по его словам, выдержала с каменным лицом и без единого звука; и, наплевав на все, проведя первую же ночь в одном на двоих номере...
Но потом случился обвал. Михаил Генрихович узнал про них. Сергей остался жив только потому, что Влад висел на руках у отца в буквальном смысле слова. Он уверял его, что все будет кончено сегодня же. Он уговаривал его расколоть группу. Отец ему поверил. Влад надеялся, что так он сможет сохранить их с Сережей отношения – пусть втайне, пусть они будут видеться редко, зато сохранить. Но для Сергея это потрясение было самым сильным в его жизни. Он расценил все как еще одно предательство. На этот раз – предательство любимого человека. В тот же вечер он ушел. Пропал. Поменял все номера и сменил квартиру. А Влад счел его поведение предательством. Глупый маленький Владик… Владька...
Лазарев вылез из машины.
Вечер, сковавший небо своей блестящей мантией, уже заставил воздух потемнеть и зажег первые фонари. Над ними нависал огромный дом с сотнями окон. Сквозь плотную пелену ливня Сергей увидел, что Тара остановилась, запрокинув голову, и смотрит куда-то вверх.
Высотка вздымалась в вечернем небе, и дождь мерцал в воздухе, как падающие звезды. На мгновение их взгляды встретились, пронзая мутные контуры капель в тумане. И тут же где-то наверху лапа невидимого зверя с грохотом захлопнула окно.
- Нелетная погода в аэропортах России и Америки стоит вот уже второй день. Синоптики сообщают, что подобная ситуация может продлиться еще неделю, если не больше. Тысячи людей застряли в чужих странах, и не в силах оттуда выбраться. Сегодня в Москве прошли первые митинги в знак протеста против авиакомпаний, которые по-прежнему не объявляют ни о чем конкретном. Аварии на дорогах превысили допустимую норму, сегодня вследствие удара молнии на Ладожской улице в районе станции Бауманская обрушился на проезжую часть электрический столб. Президенты России и США обещают сделать все возможное, чтобы в ближайшее время хотя бы на короткий срок разогнать сгустившиеся тучи...
- Анатолий, а мы слышали, что в Гидрометцентре эту ситуацию уже в шутку называют вторым всемирным потопом.
- Да, Алексей, обстановка здесь уже вполне располагает к тому, чтобы шутить. Алексей?
- На связи был наш специальный корреспондент...
- Выключи, - попросила Тара.
Стоя у Сережи за спиной, она ничегошеньки не понимала в торопливой русской речи, но по сюжетам, мелькающим на экране, - догадался Сергей, - смысл репортажа до нее доходил.
- Тошнит уже от этого всего, - сообщила она по-прежнему ему в спину, и шаркающих звук ее туфель возвестил о том, что она зашла в комнату.
Отчаянно громкое тиканье часов пульсацией отдалось в виски, и захотелось заткнуть уши. Стекло в оконной раме свирепо дребезжало под волнами дождя.
- Расскажи мне про нее. Про последние полтора года. Расскажи, - выпалил Сережа, развернувшись к ней лицом.
Мысль о том, что Али больше нет, саднила в груди, до сих пор не доведенная до веры. Слишком многое он упустил, оградив себя от нее на эти проклятые полтора года. Годами живя с липкой паутиной на сердце, он лишь изредка думал, что ей, наверно, теперь тоже не очень легко живется. А еще в голове хозяйничали какие-то клейкие, холодные мысли, природу которых Сергей не мог определить. Что-то вроде предчувствия – похожего на нависшую в небе грозовую тучу. Вся эта сумятица в связи с убийством Али, приездом Тары и отъездом Влада почему-то казалась ему чередой каким-то образом взаимосвязанных фактов, ведущей к чему-то недоброму, назревающему буквально на глазах… Стоп. «Только еще накручивать не хватало» - раздраженно обругал себя Сергей, но все равно содрогнулся мысленно. «Не думать!» Знаете, как бывает – иногда и не успеваешь точно сформулировать какую-то мысль, но интуитивно, подсознательно, уже просчитываешь, до чего можешь додуматься…
- Сомневаюсь, что смогу много тебе рассказать, - холодно заметила Тара, скрещивая руки на груди.
Кожа под тонкой майкой была такой загорелой, что казалась выгоревшей.
Сережа беззвучно хмыкнул, отведя взгляд от обнаженных ключиц, и направился к журнальному столику, на котором в груде разноцветных бумажек с записями стояла начатая бутылка коньяка. Бокалов поблизости не обнаружилось, - Сережа смутно вспомнил, что вчерашним вечером пил прямо из горла, - и потому он просто вытащил из горлышка стеклянную пробку, и, не поворачиваясь, спросил:
- Пить будешь?
- С какой стати? – тут же дерзко отозвалась Тара за его спиной.
- А почему нет? Брезгуешь? – поинтересовался он с ироничной улыбкой.
Все ответы Джерард, казалось, он мог предугадать наперед. Во времена их прошлого общения он и не замечал, что она такая предсказуемая.
- А почему да? Надеешься меня споить и что-то вытянуть? – Тара едко усмехнулась. – Ты, Лазарев, дурак каких мало. Думаешь, везде, как в вашей России, все секреты можно выведать за стаканом водки? Я не из тех...
- Ох, - перебил ее Сергей, разворачиваясь с бутылкой в руке, и благосклонно улыбаясь, - я рад, что ты трезвенница. Извини, что предложил. Тогда, если позволишь, я все выпью сам.
Не дожидаясь ответа, он сделал нехилый глоток из бутылки, и удовлетворенно выдохнул. Тара поморщилась.
- Может, все-таки, расскажешь мне, зачем сюда притащил? – рыкнула она сквозь зубы.
Сережа кивнул, делая еще один глоток, и умиротворенно помахал рукой, призывая подождать, - что взбесило ее еще больше.
Пару минут они стояли молча, Лазареву даже показалось, что завязалась старая добрая игра «кто дольше не моргнет». В детстве он ее очень любил, но всегда проигрывал.
- Поговорим о Владике, - предложил Сергей неожиданно, чувствуя, как с бешеным темпом пьянеет мозг.
Тара фыркнула, и взгляд ее, поблескивающий в полумраке, стал почти зловещим.
- Вла-дик, - повторила она едко, проговаривая каждый звук. – Ты до сих пор предпочитаешь его так называть?
- А как же еще? – почти искренне удивился Сережа. – Это же его имя.
Лицо Тары искривилось – не то от улыбки, не то от негодования. Сергей сделал еще два глотка, и вопросительно взглянул на нее.
- Все еще не хочешь присоединиться? – он пригласительно потряс полупустой бутылкой.
Тара не ответила. Лицо ее, казалось, окаменело.
- Давай поговорим о Владике, - повторил Сережа севшим голосом, снова прикладываясь к горлышку.
- Кажется, говорить давно не о чем, - грубо заметила Тара, тряхнув головой. – Ты к нему больше не имеешь никакого отношения.
- Любопытно послушать, какое отношение к нему имеешь ты, - сказал Сергей, скорчившись от внезапно накатившего смеха. – Ну, на этот раз...
- Ну... скажем так, он не сильно злится на меня за все грехи. Тем более, что у меня их куда меньше, чем у тебя.
- Ах да, - всплеснул руками Сергей, едва не подавившись виски. – Я забыл, ты же у нас жертва...
- Заткнись, - холодно отозвалась Тара.
- Почему? – прыснул Лазарев.
- Потому что не хочу тебя слушать, - отрезала Тара, и развернулась в сторону выхода. – Пошел к черту, пей дальше, неудачник...
Она не успела сделать и шага в прихожую, как Сергей нагнал ее двумя скачками, и стальной хваткой стиснул руку выше локтя. Тара яростно зашипела, силясь отдернуть руку, но Сережа и не думал отпускать. На него вдруг накатила волна ледяного шока, который, похоже, вот-вот должен был растаять, и оказаться чистой яростью.
- Пусти, ублюдок, - тихо процедила Тара, замерев в положении с зажатой рукой.
- Ну, нет уж. Давай сперва выясним, кто из нас неудачник, - прошептал Сергей ей на ухо, обдавая спиртным дыханием.
Тара хрипло засопела, локоть под сильными Сережиными пальцами стал словно каменный.
- Когда ты с ним в последний раз разговаривала?
- На съемках, - выдохнула она сквозь зубы.
- А после? Откуда узнала про шоу?
- От Смолиной, - процедила Тара. – Пусти меня.
- Она часто с ним общалась?
- Тебе детективом побыть охота, Лазарев? – она дернулась изо всех сил, но рука только крепче оказалась зажата в кольце твердых пальцев. – Да, часто, черт тебя подери! Часто!
- Кто мог ее убить? – спросил Сергей спокойно, в груди заледенело гадкое ощущения горя.
- Не знаю я, черт возьми! Нет таких людей, на которых сразу падает подозрение!
- Назови хоть один повод, - для верности Сергей теперь держал ее и за второй локоть, - для того чтобы отправить ее на тот свет. Ты должна знать их, Тара… вы ведь были близки.
- Отпусти меня, кретин самовлюбленный, я ничего не знаю про ее знакомых, не знаю во что она там впуталась! – взвизгнула Тара, и забилась в его руках, точно рыба, выброшенная на сушу. – Если кто и мог знать о ее проблемах, так это Топалов! Она ему все рассказывала, ему и выкручивай руки, кретин!
- Хочешь сказать, я теперь позвоню Владу, и мило побеседую с ним о проблемах распустившейся молодежи?! – выкрикнул Лазарев ей в ухо. – Нет, родная, говори теперь ты все что знаешь об этом.
- Я знаю только то, что она по тебе иссыхалась все полтора года, а Влад не желал ее слушать! И единственным объектом для снятия стресса была я! Вот только ни о каких сомнительных приятелях с преступными намерениями она мне не рассказывала, болван. Все только о тебе и о тебе, как будто и говорить больше не о ком! У Сереженьки такие глаза, у Сереженьки такая фигура, а какая у Сереженьки родинка возле губ… Пусти меня, кретин!
- А Влад, значит, мог слышать ее исповеди по поводу каких-нибудь там наркоманов-шантажистов? – уточнил Сережа.
- Да, Влад мог. Он все мог, а ты, кретин, зациклился на нем, и никак не успокоишься. Окстись, Лазарев! Он никогда твоим не будет, потому что ты, придурок, умудрился испоганить ему жизнь в самом расцвете!
Сергей разжал пальцы. Руки Тары на мгновение застыли в том же положении, в котором он их держал, но спустя секунду она уже осторожно разминала посиневшие локти.
Сережа знал все, что она хотела ему сказать. Все, до единого слова.
– У него таких, как ты... он их пачками трахал, - без особых эмоций заметил он, но в собственном голосе почему-то расслышал нечто, похожее на потрясение.
– У него таких как я не было, и быть не могло, - ядовито проговорила Тара.
Гром ударил так близко, что оба вздрогнули. Молния, кажется, угодила куда-то во двор, и он взорвался визгом сигнализаций.
Сережа с сожалением оглядел пустую бутылку, на дне ее еще оставался коньячный осадок, - теперь она потерянно поблескивала на полу возле его ног. Перед глазами серели контуры, и силуэт Тары казался эфемерным в разбавленном полумраке. Он вдруг с удивлением обнаружил, что ее узкие ладони лежат у него на плечах, и, подняв голову, неожиданно встретился взглядом с ее глазами. Спустя секунду, ко рту примкнули незнакомые губы, и с силой вырвали автоматический поцелуй.
- Что ты делаешь? – равнодушно спросил Сережа, откинув голову. Он и сам удивился тому, как безымоционально прозвучал этот вопрос.
Тара на секунду отстранилась, заглянув ему в лицо. Глаза ее хищно мерцали.
- Хочу понять, что же он в тебе такого нашел. Что, страшно?
Сергей мотнул головой.
Они снова поцеловались – как-то чересчур агрессивно, по мнению Лазарева. Спустя какое-то время он ощутил привкус крови во рту, и понял, что поранил нижнюю губу о ее зубы.
- Черт...
- Нормально, - прошептала Тара в ответ. – Это только начало...
США, штат Виргиния, отель «Emerald», 14 июля
- Эээ... тук-тук? Можно войти?
Натан осторожно нажал на ручку и толкнул незапертую дверь. Она поддалась, даже не скрипнув, что бывает в Виргинии только в самых дорогих отелях.
Влада в комнате не оказалось, но по одной из двух огромных кроватей была раскидана в беспорядке одежда. Номер весь пропах гелем для душа и алкогольными парами. Сочетание не самое привычное, но и неудачным его тоже нельзя было назвать. В приглушенном свете ночников две идеально застеленные кровати едва заметно мерцали белоснежными покрывалами.
Натан зевнул и огляделся. Никаких признаков Влада вокруг не наблюдалось, разве что из-за приоткрытой двери ванной лился яркий свет.
- Влад? – позвал он неуверенно, переминаясь с ноги на ногу.
В номере было тепло, даже жарко. Натан осторожно прошел по мягкому ковру, на ходу стягивая мокрую куртку. Футболка под ней взмокла, тонкая ткань прилипла к спине и животу, отдаваясь противными мурашками на коже. Закусив губу, он пробежался взглядом по рабросанным на кровати предметам одежды – вывернутая наизнанку синяя бейсболка с некоей белой надписью, комом свернутые джинсы неправдоподобно большого размера, пара белых носков, светлая джинсовая куртка – единственная из всего, имевшего здесь место, по-божески сложенная. Видимо, ею очень дорожили. Или же просто все остальное складывать было лень.
Натан прищурился.
Прямо над изголовьем кровати блестело дождем и алыми огнями огромное окно. На нем не было ни штор, ни жалюзи, - только голый карниз наверху. Стекло слабо позвякивало при сильных порывах ветра, и слезно переливалось, отражая глубокую черноту вечера, - отчего в груди у Натана вдруг зашевелилась тревога.
- Любуетесь?
Он вздрогнул, едва не выронив куртку из рук. А сердце забилось в гортани, как загнанный заяц.
В дверях ванной, прислонившись к косяку, возвышался чуть подсвеченный со спины силуэт Влада. От нежного света ночников его тело казалось золотым, слегка сияющим, и пахло удушливой смесью алкоголя и душа – это чувствовалось даже издалека. Натан застыл с открытым ртом. Должно быть, Владу плохо было видно его лицо, иначе он обязательно засмеялся бы.
Он стоял усталый, вымотанный, и необыкновенно стройный, от тела исходил пар после душа, и кожа блестела каплями воды. Обмотанное вокруг бедер широкое полотенце отчего-то еще больше подчеркивало совершенство тела. А на лице – мутное, расслабленное выражение, похожее на растаявшее мороженое. Натан внезапно понял, что собственные щеки у него пылают, как огонь – и поспешно отвел взгляд. Влад выпрямился, отделился от дверного проема, и стал вдруг неожиданно, - и даже как-то неприятно четким, высоким и серьезным, будто вырезанный из картона Урфин Джус.
- Я... я немного опоздал... – пробормотал Натан, разглядывая мокрое стекло.
- Это нестрашно, - отозвался Влад, выключая в ванной свет и проходя в комнату. – Главное, что вы приехали.
Пройдя несколько шагов, он пошатнулся, что-то пробурчав себе под нос, и едва успел ухватиться за спинку кровати, чтобы не рухнуть на пол. При этом лицо его не поменялось – оно так и было абсолютно отсутствующим, со смутно обозначенным недоумением в глазах. Влажные волосы облепили лоб и уши, придавая сходство с каким-то перепуганным, уставшим от долгого бега зверьком.
Натану хватило и одного взгляда, чтобы понять, что Влад пьян.
Между тем Топалов с интересом уставился на груду своих вещей на кровати. Она же, однако, недолго удерживала его внимание, и уже через пару секунд, тяжело вздохнув, он побрел в противоположный конец комнаты, где, как позже выяснилось, находился стенной бар.
- Как вы себя чувствуете? – задал Натан осторожный вопрос.
Он следил за нескоординированными перемещениями Топалова по комнате, слегка прикрыв глаза, и никак не мог понять, откуда в груди взялось такое щемящее чувство.
- Не жалуюсь, - отозвался Влад из другого угла, повернувшись к Натану спиной и со звоном переставляя что-то стеклянное.
Под полотенцем явственно обозначились контуры его тела. Натан ерзал на кровати, терзаясь тем, что не знает, с чего начать разговор. В голове роились сотни мыслей, но все они, так или иначе, при ближайшем рассмотрении оказывались глупыми и несвоевременными. Он глубоко вздохнул. Ему попадались разные люди, с которыми приходилось беседовать на щекотливые темы, некоторые из них были гораздо более неразговорчивы, чем Влад Топалов. Однако такого стопорного состояния, как сейчас, Натан не мог за собой припомнить. Он будто проглотил язык, а вместе с ним и все здравые слова, которые хотел произнести. Влад переступил с ноги на ногу, что-то выискивая в тайнике. Мышцы под полотенцем заметно напряглись, в позолоченном мраке гостиничного номера этого нельзя было не заметить.
- Вы только вчера вернулись в Виргинию, верно? – кашлянув, начал, наконец, Натан.
В ответ на этот вопрос Влад развернулся, вопросительно приподняв массивную бутылку с темной искристой жидкостью.
- Хотите выпить?
- Спасибо, нет. Мне еще нужно сегодня работать…
- Да бросьте, - отмахнулся Влад, ставя бутылку на место, и доставая другую – более изящную и полупустую. – Какая работа после полуночи. Что будете?
Натан осторожно бросил взгляд на свои наручные. Они показывали пятнадцать минут десятого.
- Что предлагаете?
Снова перезвон толстого стекла, мышцы под полотенцем отчетливо заиграли.
- Хенесси, - Влад развернулся, держа в руках две новые бутылки. – V.S., X.O…
- А кроме коньяка? – машинально спросил Натан, который знал свой организм, как пять пальцев.
- Не любите коньяк? – слегка удивленно протянул Влад.
- Меня от него быстро укачивает, - признался Натан.
- Вот как, - произнес Влад. Странный тон его голоса от Натана не ускользнул.
Топалов с минуту смотрел на гостя изучающим взглядом, после развернулся к бару, и снова зазвенел стеклом.
- Виски, - донесся его глухой голос. – Водка… Джин… Кампари?
- Можно с соком, - согласился, наконец, Натан.
Глядя, как Влад медленно разливает по бокалам яркую жидкость, Натан чувствовал, как у него сосет под ложечкой. Голода он не испытывал, но странные химические реакции, происходящие в этот момент внутри организма, очень походили на какое-то требование.
- Спасибо, - он принял из рук Влада бокал, и нервно откинул со лба челку.
Топалов опустился на соседнюю кровать, она едва слышно скрипнула под тяжестью его тела. Владик пригубил коктейль, прикрыв глаза. Отпив из своего бокала, Натан серьезно посмотрел на него.
- Так вы скажете мне, что означает «Лазарев»?
Топалов поднял глаза и как-то странно моргнул, фокусируя взгляд на его лице.
- Это фамилия, - наконец ответил он, еле двигая языком.
- Знакомая? – тут же спросил Натан. В нем быстро пробуждалась криминалистская натура, но, несмотря на это, он почему-то снова отхлебнул из бокала.
- В целом... – Влад вдруг подавился, прикрыв глаза ладонью, изо рта полетели брызги.
Натан встревоженно приподнялся, собираясь постучать ему по спине, но Топалов отрицательно вскинул руку, давая понять, что обойдется без экстренной медицинской помощи. Натан послушно сел, снова обхватив пальцами холодный бокал, который он в неожиданном волнении поставил на пол.
Влад стер выступившие слезы, нервно улыбнувшись, поднял глаза на собеседника.
- Не знаю, кто разрешил Альке сделать такую татуировку… явно не отец.
- В наше время все можно сделать за деньги, вам ли этого не знать.
- Мне ли? Тонкий намек.
- Я имел в виду, вы ведь вращаетесь в таких кругах… - Натан замолчал, чувствуя себя полным идиотом. – Отец ведь давал ей деньги? Она могла сделать наколку тайно, за приличную сумму. Кто сейчас отказывается от больших денег?
- Наверно, в Лондоне… - задумчиво протянул Влад. – В России бы она не стала делать… А там мать, не вылезала из постели из-за болезни, никакого риска, что она случайно разглядит тату… Отец попрозорливее.
- Так вы скажете мне, кто такой Лазарев? – неожиданно резко, даже для самого себя, прервал его Натан.
Влад оглушенно замолк. С минуту они оба молчали, Натан смотрел в лицо собеседнику, Топалов – куда-то в пустоту.
- Лазарев… - наконец произнес он с неестественной хрипотцой. – Мой двоюродный брат…
Настало молчание. Натану показалось, будто он только что всадил ему клинок под ребра. Над бровью с бешеным жжением дал о себе знать старый шрам. Влад вдруг опустил на пол бокал с остатками кампари, и, опершись локтями в колени, закрыл лицо руками.
- Он русский? – слетел с языка следующий удар под ребра.
- Да, - ответил Влад в ладони.
- Как его имя?
- Сергей, - прозвучало глухо в ответ.
- Ладно, - Натан кивнул, стараясь удерживать ситуацию на весу. – Что вы еще можете о нем рассказать?
- Что, это так важно? – Влад рассерженно вскинулся, Натан заметил, как покраснели у него веки. – Он никого не убивал. Тем более ее.
- Влад, - мягко сказал Натан. – Вы же понимаете, я никого не обвиняю. Я не следователь, даже не детектив. Я врач. Мне нужно знать лишь поверхностные факты, касающиеся вашего брата. В каких они были отношениях… Почему у нее в паховой области выжжена его фамилия?
Топалов залпом допил осадок на дне бокала, и поднялся на ноги, направившись к столу, где стояла бутылка.
- Когда-то у них была любовь. Ну или вроде того. Знаете, такие подростковые отношения – двое друзей, одна компания, бывало, что и одна постель на двоих… мало ли что влияло… Потом Аля вбила себе в голову, что очень его любит, и начались… знаете, такие девчачьи выходки… Звонки по ночам, всякие там взгляды, намеки…
- А что ваш брат?
- Ну, - Влад вернулся к кровати с бутылкой в руках, и сел, поджав под себя одну ногу. – Сереге было кого трахать и помимо нее.
- То есть он не сильно ее жаловал?
- Как вам сказать. Он старался быть джентльменом. Вам подлить? – он встряхнул бутылкой, но Натан качнул головой. – Все-таки ей было четырнадцать, а ему за восемнадцать. Он никогда не позволял себе лишнего, тем более, мы все дружили семьями.
- Ясно. И чем все кончилось?
- Чем? – Влад усмехнулся, отпивая из бокала. – Собственно, ничем. Он ее так и не трахнул.
Натан задумчиво потянул коктейль, мысленно призывая боль в шраме утихнуть. Вкус кампари нравился ему все больше и больше, а еще нравилось, как Влад прикрывал глаза, когда делал глоток.
- Зачем вам здесь две кровати?
- Я номер заказывал на двоих, если вы помните, - несколько отрешенно проговорил Влад.
Натан понял, что он уже ничего не помнит.
- Почему в другой не переберетесь?
- Зачем? – пожал плечами Топалов. – Я завтра съезжаю. Съемки кончились.
- Вот как… хм… ясно… а про съемки свои можете рассказать поподробнее?
- Это профессиональный интерес или личный?
- Это мое неуемное любопытство, - признался Натан мягко.
- А, ну, - Влад поднял глаза к потолку, и прокашлялся. – Я принимал участие в реалити-шоу. Должно быть, вы не знаете… оно транслируется уже три недели, с некоторой задержкой…
- Интересно. Что за шоу?
- «Paradise Hotel 2». Самое обычное шоу о жизни людей в замкнутом пространстве. Сильно не разгулялись.
- И в чем суть?
- Суть? – Влад ухмыльнулся. – Суть в рейтинге.
Натан хмыкнул, и залпом осушил свой бокал.
- Интересные вещи рассказываете. И как долго все это дело длится?
- Несколько месяцев. Точнее, два с половиной. Я уже утомился, - признался он.
- Утомились сниматься?
- Нет, я просто все время в разъездах… не вышло задвинуть в чулан свою российскую жизнь. Даже на пару месяцев, отец житья не дает… Не важно… Приходилось часто уезжать, потом приезжать обратно, в результате рейтинги падали… Но сейчас все в порядке, - Влад довольно улыбнулся.
- Вы выиграли?
- Пока это страшная тайна, но в целом… да.
- И каков приз?
Влад задумчиво покрутил в пальцах бокал, и вдруг заметил:
- У вас красивый шрам…
- Это стеклом, - смущенно от неожиданности пробормотал Натан.
- Вам идет.
- Спа-спасибо…
Влад откинулся назад, перенеся вес тела на согнутые локти. Теперь Натану был виден только его голый торс, а голову он откинул на кровать, коснувшись макушкой белоснежного покрывала. Ему было то ли очень плохо, то ли очень хорошо. Кроме того состояние алкогольного опьянения явно не шло на пользу.
- Я немного устал, - извинился Влад, будто прочитав мысли.
Он вскинул голову, так что Натану снова стало видно его лицо – красивое, закрытое длинной белой челкой. Влад слабо улыбался.
- Готов поклясться, что вы считаете меня странным, - произнес он вполголоса.
Натан мотнул головой. В эту секунду он не думал о том, считает ли он Влада странным. Быть может, он так и считал, но сил осознать это у него почему-то не было. За окном полыхнуло, исполосовав небо вспышкой, и скрасило окно электрическим отсветом.
- Люблю дождь, - сказал Влад.
В янтарной полутьме его слова зависли между губами и воздухом. Глубоко вздохнув, Натан потупился на собственные руки.
- Когда он идет, все люди сами по себе, - продолжил Влад, на этот раз слова звучали в самом мозгу… - Никто не судит о внешнем виде друг друга… отражения живут самостоятельной жизнью… Вообще люблю разглядывать стекла в дождь.
- Вы явно в восторге от нынешнего лета.
- Я в восторге от ночей, - сказал Влад, и вяло улыбнулся. – Такая красота творится за окном, вы только посмотрите…
- Можно задать вам последний вопрос по работе? - Натан кашлянул.
- Валяйте, - Топалов не изменился в лице.
- А в каких отношениях вы были с убитой? Вы лично?
- В простых. Мы друг к другу относились как брат и сестра. Курить будете? – он щелкнул зажигалкой, и глубоко затянулся.
- Спасибо, нет. Расскажите мне поподробнее…
- Мы дружили, с самого детства. Я, она и Лазарев, - голос Влада звучал теперь несколько раздраженно. – Несколько лет назад мы с братом повздорили, и перестали общаться. Аля оказалась между двух огней, но спустя некоторое время ее выбор остановился на мне. То есть, мы остались друзьями, которые помнят грандиозное прошлое, но никогда не говорят о нем, - Влад стряхнул пепел в стеклянную пепельницу, стоявшую на тумбочке, и ухмыльнулся. – Все это время я прекрасно видел, что она думает о Сереже, но травит в себе этот бред. Мы очень сблизились, особенно в последнее время… Она действительно была мне как сестра.
- Печально как, - покачал головой Натан. – У вас нет ни малейших догадок, кто мог бы желать ее смерти?
- Кто бы ни желал, это явно не я и не Лазарев, - сказал Влад, еще дважды затягиваясь и затушивая сигарету в пепельнице. – А в остальном я ума не приложу, кому на руку была ее смерть. Она никому не переходила дорогу. Убивать ее… это просто бред…
- У человеческого воображения плохо со счетом. Оно считает только до одного – до самого себя, - заметил Натан. – Ее мог убить кто угодно и из любых побуждений. Вы можете даже не догадываться о существовании этого человека.
- Занятная работа у вас… - проговорил Влад, вдруг поглядев на Натана заинтересованно. – Почти как у психиатра.
- Только у трупов с психикой сложнее, чем у живых, - отозвался Натан.
Влад усмехнулся краешком рта.
- Почему вы не бросите эту работу? Она так вам дорога? Если честно, вы вообще не похожи на человека, который копается во внутренностях…
- А на кого похож? – хмыкнул Натан.
В глазах у Влада застыла кромешная тьма, за которой не читалось ничего из обычно отражающихся на лице человеческих эмоций.
- Я так давно копаюсь в этих самых внутренностях, что уже и забыл, что могу быть на кого-то похожим или нет… - тихо проговорил Натан. - Знаете, мне много, очень много приходится видеть трупов в своей жизни. Не приходит и дня, чтобы я не столкнулся нос к носу с очередным утопленником, зарезанным, застреленным, сбитым машиной или скончавшимся от сердечного приступа человеком, о котором я не знаю ровным счетом ничего, - кроме того, что его убили или он умер своей смертью, или убил себя. – Он перевел дыхание и продолжил, - А знаете, как долго я учил себя гнать прочь навязчивые мысли о покойниках? Нет, нет... вы даже представить себе не можете. Как долго я давил в себе приступы малодушия, и какие-то признаки чувств, которые, поверьте, у меня неизменно возникают каждый раз, когда я вижу очередного убитого в синем мешке. Это не чувство отвращения, нет. Это жалость. Это жалость и боль, которая сжимает сердце до размеров горошины. О, вам незнакомо это ощущение. Ощущение тошноты – ядовитой, едкой, как кислота, - когда ты разрезаешь тела людей, которые когда-то, совсем недавно были живыми, и приносили кому-то радость. Люди гибнут – ни за что, из-за жалких прихотей, которыми страдают другие люди, - заметил он горько, наливая себя полный бокал. - Но я справился. Справился, - повторил он на выдохе, и замолчал.
Сердце в груди колотилось, как бешеное.
Влад отрешенно помолчал, и вдруг пересел к Натану на кровать.
В голову ударил дурманящий аромат чужого тела. Натан отвернулся, призывая мурашки уняться.
- Вы так говорите, будто вас кто-то заставляет этим заниматься, - сказал он.
Теперь, когда его голос звучал над самым ухом, и кожей ощущалось незнакомое дыхание, Натану стало как-то не по себе продолжать этот разговор.
- Я сам заставляю себя. Я решил, что должен себя пересиливать.
Он вдруг почувствовал осторожное, но сильное движение ладони по своей спине – между лопаток, вниз, к пояснице... От неожиданности он резко развернулся, но Влад сидел рядом абсолютно спокойный, и руки его были сложены на коленях. Но не могло же почудиться? – с недоумением подумал Натан.
На стене заплясал рыжий отсвет от лампы, как будто там стояла свеча.
- Я никогда не понимал, и не смогу понять тех, кто убивает других людей, - сказал Влад тихо. – Мне легче разбиться в дребезги, чем их понять.
Он вдруг повернул голову, и взглянул на Натана так, что у того едва не вышибло дух из легких. Пламя несуществующей свечи дрожало в бездонно-черных глазах.
- С вами что-то происходит, - заметил Натан, едва удерживая голос ровным. – Вы себя хорошо чувствуете?
- Происходит? Дайте подумать, - Влад картинно задумался, и вдруг широко распахнул глаза. – Я вспомнил, у меня много сахара в крови...
Глаза внезапно накрыло влажное серое облако, задрожали веки. В тот же миг Натан почувствовал незнакомый, горячий вкус во рту и медленное мягкое прикосновение к губам чужих губ.
Он застыл, глубоко впивая осторожный поцелуй.
Сердце, - этот глупый ненадежный орган, - колотилось, как бешеное, в горле. Отдаваясь солеными волнами в гортани, оно ныло, заставляя задыхаться. Казалось, огромная спираль глубоко внутри него после долгих лет спружинивания, вдруг начала медленно раскручиваться, доставляя странное удовольствие всему телу – быстрыми, отрывистыми приливами. Влад целовал аккуратно. Размеренно, не торопясь, - ласкал губами уголки рта, нежно и настойчиво, покусывая нижнюю губу, закрыв глаза. И отчего-то Натан чувствовал, что одно только неосторожное движение с его стороны – и этот хрупкий плен мистического поцелуя рассыплется, распадется, как хрустальная паутинка на тысячи мелких капелек. И потому он замер – в буквальном смысле этого слова; и замерло все в нем. Пришел в неподвижность взгляд, застыв на сомкнутых ресницах Влада, и прерывистое хриплое дыхание, и дрожащие мелкой дрожью пальцы, - только сердце продолжало метаться в грудной клетке, как пойманная птица.
Влад, между тем, осторожно переместил свободную руку ему на затылок. От живой тяжести горячей ладони в голове быстро и приятно помутнело. Натан слегка оживился. Горячий язык проник в рот, безжалостно полоснув по нижней десне, затем с ощутимой подсознанием грацией, пришел в радостное движение по направлению к горлу. Натан не заметил, как постепенно аккуратные движения переросли в живые, а после и в страстные, и как тяжелое дыхание, ласкающее слух, внезапно стало его собственным…
Влад открыл глаза. Пьяный до самого дна кофейный взгляд горел и темнел в полумраке комнаты. В горле судорожно дернулся кадык.
- Вот такие вот дела, - пробормотал он тихо, встревоженно и грустно всматриваясь в лицо Натана.
Его тело – распираемое жаром, явственно дрожало рядом. Натан смотрел на губы Влада – чуть припухшие, влажные, - в нескольких сантиметрах от его собственных губ. Он слышал, как в немыслимой близости от собственной диафрагмы, бьется чужое сердце, какое оно живое, бешеное, как не похож этот звук на звук расстегиваемой молнии на синем мешке… На шее колотится остервеневшей дробью синяя жилка. Влад что-то сказал, облизывая губы, но от гула теней в голове Натан расслышал только собственное имя.
- Я ничего не понял…
- Назови меня по имени, - Влад вскинул голову, игривый взгляд напоминал ребенка, выпрашивающего у матери поцелуй в макушку.
- Влад…
- Скажи «Владька», - улыбнулся он, едва двигая дрожащими губами.
- Владька… - с небольшим затруднением произнес Натан.
По виску медленной густотой скатилась капелька пота, волосы, налипающие на лоб, потихоньку начинали раздражать.
- Разденься, - протянул тихий низкий голос над ухом, а потом влажные губы нежно прошлись по коже горла, нещадно плавя ее дыханием.
Он поднял руки, дав Владу возможность стянуть футболку через голову. По телу заскользила липкая ткань, и в те несколько мгновений, что эта тонкая поволока отделяла его глаза от лица Влада, в голове взорвался шторм ужаса.
«Господи, что же я делаю?! Он же...» - Натан дернулся от этой отрезвляющей идеи.
Через секунду белизна футболки отлетела в сторону, перед глазами снова возникло сияющее в темноте лицо с тонкими дрожащими чертами. Натан широко открыл глаза.
Их разделяли считанные дюймы. В золотом свете ночника линии на лице Влада казались изломанными, губы едва заметно подергивались не то от желания что-то сказать, не то от возбуждения. В голове какой-то белый шум, и серые точки перед глазами, сквозь которые с трудом видно, что собственное тело выше пояса блестит от пота, грудь вздымается все судорожнее с каждым вдохом, а он нервными пальцами развязывает на бедрах полотенце.
Натан едва успел понять, что силой чужих рук поднялся на ноги. Помутившее рассудок кампари упорно насмехалось над зрением – потому как видна одна сплошная каша золотых, белых и коричневых цветов. С трудом настроив резкость, он ощутил, как чьим-то неловким движением расстегивается собственная ширинка, и джинсы немедленно сползают вниз, обдавая голые ноги явственным холодом. Потом он открыл глаза, уже осмысленно взглянув на Влада.
Тот стоял перед ним абсолютно раздетый. С мерцающей смуглой кожей и налипшими на лицо волосами, он расширенными от желания зрачками смотрел на него, прикусив нижнюю губу. Натан ощутил, как стальным зажимом скрутило горло. Взгляд против воли скользнул вниз, по животу, и остановился на вздыбленном, изнемогающем по прикосновению члене.
Ему показалось, что он падает обратно на кровать; однако то ли руки Влада его держали, то ли падение ему всего лишь привиделось, - он остался стоять на ногах, беспомощно взирая на поблескивающее в полумраке тело. Настойчивые пальцы тянули вниз резинку трусов, от чего в груди пенился необъяснимо жуткий страх. Он зажмурился и отчаянно застонал.
- Тих-тих-тихо... – чуть испуганно прошептал Влад.
На этот раз ноги действительно подкосились. Натан рухнул спиной на неожиданно жесткую кровать, прикусывая на резком выдохе губу. Над головой белел забрызганный теплыми тенями потолок, он смотрел широко распахнутыми глазами вверх, ожидая почему-то, что сейчас произойдет какая-нибудь ужасная, разрушительная катастрофа... но шли секунды, текли сквозь ресницы короткие пульсирующие минуты... Натан слышал в тишине собственное сбившееся дыхание. Опьянение осторожно, потихоньку выползало из головы темными полосами.
Влад склонился над ним спустя некоторое время, обдавая спиртным дыханием, и встревоженно пробормотал:
- Успокоился?..
Натан слабо кивнул, рискнув скосить взгляд в сторону и посмотреть ему в лицо.
Несколько прядок челки отклеилось ото лба, и покачивались в такт его дыхания. Рельефная косточка на носу, все так же бьющаяся на виске жилка. По-прежнему твердый член, упирающийся теперь во внутреннюю сторону бедра. Сквозь ткань белья, и голой кожей чувствовался этот упругий жар.
- Боишься, - без вопросительности в тоне, спокойно прошептал Влад.
Натан протестующе захрипел. За окном внезапно ударила молния.
- Нет?.. тогда... что... – Влад погладил рукой его живот, не без удовлетворения наблюдая, как от прикосновений напрягаются мышцы. – Так?.. – он чуть сильнее надавил ладонью на кожу, спускаясь вниз, - Или так? – горячая ладонь медленно прошлась по паховой области.
Натан застонал.
- Хочешь, вот так... – Влад аккуратно отнял резинку трусов от кожи, и бережно приспустил их. Ему в лицо смотрел напряженный орган, обладатель которого упорно не двигался, плашмя раскинувшись на кровати. – Может... вот так? – обхватив рукой основание, он сделал пару поступательных движений.
Натан едва слышно всхлипнул. Чувствительная кожа опалялась горячим дыханием Топалова, рука, осторожно ласкавшая член, была абсолютно не требовательна и не настойчива... словно в этих движениях заключался немой вопрос. Он поднял голову. Влад тут же вскинулся в ответ, подняв свои огромные влажные глаза, и впуская в них замученный, истерзанный желанием взгляд.
- Ну, так что?.. – он подтянулся на руках, и вновь оказался на уровне его лица.
Натан молчал. Сердце колотилось с неведомой силой, казалось, его стук можно было слышать в соседней комнате. Окно взорвалось ударом ливня, стены осветила ослепительная вспышка молнии, в которой лицо Влада, склоненное над ним, показалось резким карандашным наброском, не доведенным до завершения, но уже
гениальным... Из груди вырвался тихий хрип.
- Красивый...
В ту же секунду Влад принялся покрывать жаркими поцелуями его тело – начиная от шеи, двигаясь по ключицам, плечам, по выступающим косточкам, по предплечьям, груди, солнечному сплетению, где разрывалось от стука сердце, соскам, покусывая и лаская кончиком языка, ребрам, живым от частого дыхания; затем он снова поднимался вверх, припадая жаждущим ртом к приоткрытым губам, заставлял их двигаться в унисон себе, вырывая судорожные стоны, заставляя захлебываться воздухом; целовал скулы, дрожащую от пульсации вен шею, снова плечи, грудь, живот, - не оставляя на теле ни одного живого места, - он будто пил губами вкус его тела, в то же время питая Натана энергией, он будто с радостью глотал капельки пота, бисером разбросанные по его коже.
Когда же губы осторожно обхватили головку члена, Натан простонал что-то так громко, что получился скорее крик. Медленное влажное скольжение… сладкое замирание в животе… вверх-вниз… глубоко… пальцы невольно, дергаясь, впились в густую мелированную шевелюру. Напрягаются мышцы… снова это судорожное остывание в животе… глубже… быстрее… кровь стучит в висках…
Натан свез руками все покрывало.
Влад приподнялся, оторвавшись от того места, где все уже пылало, и навис в паре сантиметров от лица. Натан застонал сквозь зубы, чувствуя, как капелька пота скатывается по лбу и теряется в волосах. Низ живота свело короткой судорогой.
- Влад… - тихое шипение, не разжимая век, губы пересохли до боли, и, кажется, потрескались.
- А что мы так стонем, давай перевернемся, - пробормотал Влад, откидываясь.
Натан только сейчас заметил, как горит у него лицо. Тело, к тому времени будто невесомо-ватное, развернулось, как-то странно и неудобно оказалось зажатым между вертикальной панелью кровати и задыхающимся от желания Владом.
- Черт…
- Тихо. Сейчас… сейчас…
Пара движений, крепкие пальцы впились в живот, корпус сползает вниз, лицо утыкается в огромную подушку. Мозг посещает мысль, что такое положение вещей, быть может, не так уж и плохо, если учесть, что случится через считанные минуты. К счастью, тело перестало реагировать инстинктивным сжатием при этой мысли.
Влад осторожно прижался губами к его уху. Волглое дыхание теплыми мурашками защекотало кожу, и Натан слегка развернулся, чтобы видеть его лицо.
Влад целовал бережно, глубоко, свободной рукой лаская влажную поясницу. В пунцовом свете ночника он казался призрачным, сонным видением, охватившим разум плавными объятиями, как ночь охватывает город после долгих, серебристых сумерек.
- Расслабься немножко… - жмурясь, простонал он Натану в губы.
Осторожное, сильное проникновение вырвало непроизвольный всхлип. Напряженная рука, творящая свое дело, вызывала волны неприятных цыпок на коже, и грубую вибрацию в желудке. Натан стиснул зубы, зарывшись лицом в подушку. Затем ласковый, отрешенный поцелуй в предплечье заставил тихо застонать в нос, чувствуя несмелое, робкое наслаждение, сменяющее боль.
Влад вошел быстро, двумя толчками.
Огненное нечто, кипящее внизу живота, взбурлило, и Натан, кажется, плакал, выгибаясь в такт резким толчкам. Горячие движения внутри, чужая рука, сжимающая плоть, частое дыхание в щеку, и красивые, ставшие почти мелодией стоны в унисон… В мути радужной оболочки отражались дикие, потусторонние тени, которые они отбрасывали на стену… Вкус крови на языке… Частые конвульсии, тяжелый трепет мышц…
А потом Влад дернулся последний раз, и густое, сладкое наслаждение прокатилось до кончиков пальцев…
продолжение...
|
|
|
| |
| |
| |
|
|
|
|
|