| на главную | | <<< назад <<< | | юридическая фигня| | гостевуха | | форум | | mail | Исповедь стеклянного ангела (часть первая) Иногда нам кажется, что ни говоря ни слова, можно сдержать в себе свои чувства. Но мы зачастую забываем, что эти чувства нам не принадлежат. Девятая миля от Силвер-Бей. Первым, что я увидела, когда проснулась, был мелькнувший за окном покосившийся указатель. Белые буквы за грязно-зеленом фоне, облупившаяся краска, прожженная неизвестно как и чем, дыра в правом углу металлического щитка. Я щурюсь с непривычки, глаза немного пощипывает от резко прерванного сна. Слева потянуло дымом. Я повернула голову, морщась от острой боли в затекшей шее, и увидела, что Влад снова курит в открытое окно, сжимая руль одной рукой. Густые растрепанные волосы в беспорядке лезут на глаза и закрывают уши – от роскошной мелированной шевелюры не осталось и следа, темные корни мягких, податливых локонов быстро отросли со времен последнего посещения парикмахерской, и теперь Влад был похож сам на себя. Такой, каким он и должен быть, без всех наворотов: распахнутый вплоть до живота ворот рубашки, потрепанная клетчатая красно-черная ткань, выцветшая на солнце, стертые добела джинсы, беспощадно разорванные на коленках и грязные на нижних сгибах штанин. Я подняла глаза, и невольно улыбнулась выражению его юношеского лица. Он сидел, нахмурившись от своих каких-то переживаний, и смотрел на дорогу хмурым, поблекшим за последние дни тепло-карим взглядом из-под полуопущенных ресниц. Его крепкие, напряженные от усталости мускулы проступали сквозь взмокшую ткань рубашки на плечах и спине. Я окинула взглядом его руки. Гибкое холеное запястье, плавно переходящее в не менее красивую ладонь, тонкие пальцы, судорожно сжимающие дымящуюся сигарету. Я разглядела серовато-белую струйку терпкого изгибающегося дыма, поднимающуюся от этой узкой длинной палочки в его руках, и улетающую в опущенное окно машины, где ее мгновенно подхватывал заигравшийся на свободе ветер и развевал в вечереющем меркнущем воздухе. В таком виде за рулем Влад напоминал мне одного из заправских фермеров, в окружении которых я выросла и привыкла находиться. В последний раз глубоко затянувшись, он даже закатил глаза, – наверно, такое удовольствие ему доставила эта губительная для его здоровья сигарета, - и вышвырнул в окно полыхнувший красными угольками фильтр. Я окинула взглядом пейзаж за окнами мчащейся на одному богу известной скорости машины. Слева и справа бесконечное кукурузное поле – столь же безграничное, как и небо, в котором уже сгущаются смутные отголоски теплого августовского вечера. Золотистые ростки, штыками тянущиеся наверх, трепещущие стебли, погнутые и высохшие большие листья. И этот запах… запах моего детства. Я закрываю глаза и втягиваю в себя воздух. В ноздри впивается опостылевший запах «Парламента» (или что он там курит?), и мои сонные веки сами собой распахиваются. - Ты не думал, что если горящий окурок попадет в траву, может вспыхнуть пожар? – спрашиваю тихим, хриплым со сна голосом. Влад вздрогнул от неожиданности и лениво повернулся ко мне. Первые пять или семь секунд его лицо не выражало ничего, кроме усталости, нечетко очерченные брови неуверенно подрагивали, словно бились в раздумьях, но потом вымотанный взгляд сверкающих шоколадных глаз потеплел, и мягкие живые губы расплылись в ласковой улыбке. - Привет, - почти прошептал его хрипловатый, надломанный голос. – Соскучилась? - Я долго спала? - Почти сутки, - отвечает и снова устремляет свой взгляд на дорогу. Я хмыкаю, пытаясь осознать его слова. Сутки… ну и неудивительно, если учесть, что перед этим двое суток мы не спали, пересекая границу штата и объясняя полицейским, почему у Влада нет паспорта, а у машины – задних номеров. И, наверное, если бы не моя совершенная английская речь, нас бы не отпустили, и мы скоротали бы последующие дней семь в каталажке, дожидаясь помощи от Владькиного отца. Но нам на счастье, полицейские в Коннектикуте все, как один, на редкость тупые, и Владу удалось в два счета откупиться сотенной купюрой – одной из двух последних, которые мы еще не успели потратить на еду и бензин. Вторую сотенку мы разменяли на ближайшей заправке, залив в бак семь литров топлива и оставив себе на жизнь шестьдесят долларов, - где я и уснула мертвым сном на переднем сидении, пристегнув, словно тряпичную куклу, себя ремнем, и растеклась в кресле, как подсолнечное масло по сковородке. Влад снова посмотрел на меня. Я подняла голову со своего полуопущенного кресла, и слабо улыбнулась ему. - Нам осталось всего… - начал его мальчишеский голос, но был прерван мною. - Семь миль, я знаю, - я сипло откашлялась и, встретив его недоумевающий взгляд, пояснила: - Я видела указатель на девятой миле. Владик фыркнул и отвернулся. Я задумчиво пробежалась взглядом по его распахнутой рубашке, по светлым складкам на джинсах в районе паха, по широкой, открытой почти полностью груди, увенчанной золотистым загаром, и сглотнула. Забавное эхо этой поездки могло бы еще долго отбивать чечетку у меня в сердце, если бы не было окрашено в темно-серый цвет нашего общего кошмара, который воплотился в жизнь моими мистическими мыслями. Нас с Владом связывала одна цель, к которой мы и неслись уже которые сутки по бескрайнему кукурузному полю. Я устала еще больше, чем Владик, сидящий за рулем все это время, потому что постоянно думала, лихорадочно перебирая в голове вспухшие мысли. Иногда меня пробивал озноб, когда я наталкивалась на щемящее душу предположение того, что, возможно, мне все это только кажется, и мы совершенно зря пустились в этот опасный путь… тогда все было бы весьма и весьма плохо, потому что денег у нас оставалось впритык на воду и еду, а в случае поломки пикапа, который нам даже не принадлежал, мы вообще оказались бы на обочине богом забытой дороги, по которой если кто-нибудь и проезжает, так это только трактор раз в неделю. Влад краем глаза ухватил мой заговорщический взгляд и вопросительно дернул головой, при этом мелькнув едва уловимыми азартными искорками в глубине зрачков. Я лениво потянулась и сквозь улыбку простонала: - You’re so beautiful… Могу поклясться, что первым отразившемся на его лице чувством было удивление. Он не ожидал этого от меня. А может, ожидал, но не так скоро, и сперва ему это не понравилось. Он отвернулся к дороге, глубоко вздохнув, и его кадык под тонкой кожей шеи совершил судорожный скачок вверх-вниз. Я продолжала бездейственно улыбаться его правому уху, молча наслаждаясь красотой обнаженной ключицы, но упиваться этой ранящей привлекательностью двадцатилетнего русского мальчика мне пришлось недолго. Я слегка вскинулась от неожиданного рывка машины. Влад крутанул рулем - пикап съехал на обочину, затормозив у самой кромки кукурузной плантации. Я взглянула за свое окно и увидела высокие початки, упершиеся прямо в стекло золотистыми листьями. Влад заглушил мотор, повернув ключ в замке зажигания, и, с минуту просидев в ступоре, тупо глядя на руль, повернулся ко мне всем корпусом. - Don’t want to relax? – удивилась я, театрально вскинув брови. – Really don’t want to sleep? Моя бесстыжая рука медленно потянулась к его вздымающейся груди и сладко провела ладонью по ключице в сторону, обнажая плечо и опуская рукав рубашки на локоть. Его, и без того горячая от жары, немного липкая кожа оказалась очень гладкой, даже бархатной на ощупь, и я почувствовала, как глубоко внутри меня заиграло давно забытое чувство нежности и желания… я опустила глаза на пояс его обтягивающих джинсов, позаимствованных у моего сводного брата Тео (в целом, там же, где мы позаимствовали и пикап, и деньги, которые к тому моменту уже закончились, и всю остальную одежду) на подъезде к Коннектикуту, и непроизвольно облизнулась, ощутив вожделенное напряжение там, куда скользнул мой взгляд. Влад как-то незаметно оказался вплотную прижатым ко мне и сумасшедшим, дергающимся взглядом посмотрел на меня. Одной рукой, рискуя заработать вывих, принялся вертеть боковое колесико, опуская свое кресло, другой – безмятежно скользнул по моей коленке к поясу джинсов. Я издала короткий стон и запрокинула голову. Густая жара, давящая на мозги даже сквозь толстые стекла машины, окутала меня полностью, подкатив к горлу колючий вязкий комок. Я истекала желанием, лежа обнаженной спиной на откинутом до упора Владькином кресле, и наблюдала, как ловкие мужские пальцы управляются с серебристым пакетиком, извлекая из него аккуратное латексное изделие. Меня донимал вопрос – откуда он взял презерватив? То, что он мог лежать у Тео в кармане, исключалось – он уже второй год жил со своей малолетней женой, почти моей ровесницей, и мечтал завести ребенка. Выходит, этот проходимец из России специально взял средство защиты с собой, на случай, если меня разморит жаркое вечернее марево? Между тем Влад уже придвинулся ко мне вплотную, навалившись обнаженным телом и сдавив тем самым мою ослабшую диафрагму. Его распустившаяся рука хозяйским движением легла на внутреннюю сторону моего бедра и слегка потянула в сторону с явным намереньем раздвинуть мне ноги. Я успела только хрипло вздохнуть, широко раскрыв глаза, когда что-то горячее и очень твердое уже скользнуло по моему раскаленному телу и резким толчком вошло в меня полностью. Я не сумела вскрикнуть, до того приятно мне была эта уже слегка подзабытая боль, и зажмурилась, подставляя себя бесконечно умелым ласкам его влажного божественного рта. Владик оказался потрясающим любовником. Я стонала от колкой боли и небесного наслаждения, выгибаясь на шершавом, разодранном в клочья узловатом кресле под бесподобными, мягкими, как сливки, губами и нежными, теплыми и нетерпеливыми пальцами. Я смутно понимала, что мечтала об этом последние полторы недели, и в размытых в клочья мыслях удивлялась, как у меня получилось находиться рядом с ним столько времени и не захотеть его. Я металась, словно в бреду, когда он стискивал мертвой хваткой мои плечи, заставляя дергаться вниз навстречу грубым, но в то же время умелым толчкам, ощущала, как стекают по моей блестящей коже капельки соленого пота, дрожащими пальцами впивалась в его широкую спину, оставляя на гладкой коже неглубокие царапины, вымученно стонала, когда его мутные от желания глаза встречались с моими, полузакрытыми, взмокшей длинной челкой. Казалось, его плоть разрывает меня на части, в то же время пробуждая в глубине тела конвульсивное удовольствие. Я игриво кусала его губы, тем самым заставляя двигаться еще быстрее и стонать еще громче, я пыталась запомнить образ его потемневшего, ушедшего в собственную тень, склонившегося надо мной необычайно красивого лица, и размышляла над тем, что сказал бы мой папочка, увидев свою семнадцатилетнюю дочь в заезженной, видавшей виды машине, на переднем сидении посреди кукурузного поля, вопящую от страсти с каким-то голым полублондином... Несмотря на мой не по годам богатый опыт, сексом в машине я занималась впервые. Несчастный пикап трещал по швам, качался, подпрыгивая на шатких колесах, и скрипел запчастями. Я смеялась, глядя на блестящий от пота лоб Влада, запрокидывала голову, чтобы ему удобнее было блуждать языком по моей шее. Когда же, наконец, где-то в области живота почувствовался вуалевый отголосок оргазма, я умиротворенно расслабилась под утихающими толчками и очень смутно ощутила что-то неладное, пробившееся сквозь стон Влада и мой резкий всплеск наслаждения. Что-то… что-то, похожее на… - Oh shit!!! Vlad! Владик испуганно дернулся, беспокойно выйдя из меня, и мы оба со щемящим душу стоном обнаружили то, что боялись обнаружить больше всего. Презерватив на нем порвался и был похож теперь на простой кусок резинки. - You… you… - задыхалась я, позабыв русскую речь. Влад растерянно развел руками. Я едва не зарычала от досады. Н-да… такого за мою практику еще не случалось. Парней у меня было уже довольно много - конечно, таких умелых и утонченных, как Влад, еще не встречались, но все же ни один из них еще не умудрялся одарить меня маленькой тенью бейби, надев предварительно condom. - И что… что теперь? – подал, наконец, голос Владик, с сопением натягивая на себя джинсы. - И ничего, - огрызнулась я, нашарив на заднем сидении свою футболку с логотипом «Чикаго Буллс». На самом же деле резвый пульс уже бился во всех закоулках моего тела, предупреждая о том, что наверняка недельки через две у меня поднимется температура, по утрам начнет тошнить, а еще через неделю я буду килограммами жрать соленую рыбу. Отлично. Просто отлично. От мыслей об ожидающем меня празднике меня отвлек Влад, попросив пересесть на свое место, чтобы он мог сесть за руль и поехать дальше. Я покорно влезла на правое кресло и обиженно затихла, вжавшись в дверь. Густое кукурузное поле начинало уже мне надоедать, ласковые блестящие сумерки умиротворенно подействовали на нервную систему. Влад снова курил свой запас сигарет, открыв форточку, и меня пронизывал холодный ветер, смешанный с пылью из-под колес. - Нам далеко еще? – надуто спросила я, не в силах больше выносить этого тягостного молчания. - Ты же сама говорила, что Солден-Вилль на шестнадцатой миле от Силвер-Бей, - отозвался Влад, глубоко затягиваясь. – Значит, нам осталось около четырех миль. Еще немного помолчав и повертев в руках сигарету, он повернул ко мне голову и спросил: - Как думаешь, где он? Я задумчиво поскребла ногтем панель бардачка. - Наверно, где-нибудь на глухой ферме. Не в поле же он живет, в самом деле. Солден-Вилль – дыра, его даже нет на карте. Там от силы-то три-четыре фермы и сплошная кукуруза. Не заблудимся. - Думаешь, с ним все в порядке? – с надеждой в голосе спросил Владик, снова затягиваясь. - Не думаю, что все может быть в порядке с человеком, которого выкинули из цивилизации и затолкали в какую-то трущобу, - успокоила его я. – Но, учитывая Сережкину жизнеспособность… я думаю, он держится. Я бы не сказала, что Влада мои слова убедили. - Я не знал, что в Коннектикуте бывают трущобы, - сквозь зубы процедил он, делая последнюю затяжку. - Просто Америка – это не только Нью-Йорк и Лос-Анджелес, - отозвалась я, глядя в окно на проплывающий мимо меня поп-корн в первозданном виде, – Трущобы везде есть. Владик, казалось, окончательно обиделся. Через десять минут, когда нам попался очередной указатель, возвестивший о том, что до Солден-Вилля еще ровно три с половиной мили, он сказал, что, так как ехать осталось всего ничего, он мог бы остановиться ненадолго и вздремнуть. Я согласилась, хотя и волновалась о том, что в черную беззвездную ночь нам будет тяжело пробираться сквозь кукурузные плантации. На этом наш разговор был окончен. Влад остановил пикап, снова опустил кресло до упора назад, откинулся, закрыл глаза и уже через минуту засопел, вырубившись почти моментально. Мне было его немного жаль. Я проспала целые сутки, а ему пришлось вести машину все это время. Конечно, изнеженный московскими удобствами, он не мог нормально воспринять условия такой жизни. Я, как могла, утешала его тем, что как только мы найдем его брата, все закончится, и они оба благополучно вернутся в Россию. Однако уговоры мои мало помогали, и Влад скурил уже две пачки своего «Парламента», раздражая меня этим все больше и больше. Из запасов еды у нас осталось немного картошки и два куска свинины, - все, что я изловчилась найти на ранчо Тео в их с женой отсутствие. Еще у меня в сумке осталось полторы бутылки воды без газа и четыре пачки чипсов, к которым у Влада частенько тянулась рука. Что до моего прекрасного попутчика, то в его запасах я нашла еще одну пачку сигарет и банку консервированной фасоли, которую он непонятно где взял, - да и толку от нее было мало, ведь ни у меня, ни у него не было открывалки… И все же опасно было заставлять его ехать со мной… я частенько думала в дороге, что мы будем делать, если не найдем Сергея. В этом случае, пожалуй, нам оставалось бы только застрелиться и зарыться в землю. Но… мои воспаленные мысли уже давно пришли к выводу, что при любом исходе ситуации виновата буду я… В России я побывала впервые полтора года назад с отцом. Не буду расписывать все детали этой поездки, скажу только, что поездка была деловой, и у папы я выступала в качестве переводчика. Коренная американка, я с девяти лет увлекалась русским и мечтала выучить его в совершенстве. К шестнадцати годам я была уже заправским переводчиком, несмотря на то, что говорила с непростительным акцентом. Папа доверял мне, как взрослой, и в первый же день нашего пребывания в Москве я сбежала из гостиницы под честное слово вернуться в двадцать один час к ужину. Сложная акклиматизация с переменой часовых поясов прошла успешно, и я почти не заваливалась на плечо близсидящего мужчины в автобусе. Однако, одну остановку все же проспав, я вышла на совершенно незнакомой мне улице, и сразу направилась к станции метро, – благо, она была близко, - где и наткнулась на двух непростительно красивых мальчиков, висящих на стенде прямо над буквой «М». «Smash!!» - прочитала я. Разлом? Странно. Кто додумался так обозвать двух столь привлекательных особей? Однако к концу дня, потусовавшись в нескольких бесшабашных клубах, я уже была по уши наслышана от местных девчонок, что такое «смэшики» и с чем их надо есть. Я была немного шокирована эмоциями, которые вызывало у этих визгливых конфетно-образных моих ровесниц слово на букву «С», которое я, поддавшись первому впечатлению от красивых мордашек, неосмотрительно произносила в каждом предложении. В целом, моя краткая биография могла бы звучать так: Нэлл Монтенегро, 1987 года рождения. Давно перемахнувшая свой возраст по росту и развитию шатенка с волосами до поясницы и глазами цвета неба перед бурей. Главные пристрастия: русские мальчики со светлыми волосами, носящие светлые джинсы и белые кроссовки, и еще, пожалуй, темное пиво, которое мне в силу моей внешности уже давно везде продавали. Если со вторым пристрастием я еще как-то могла справиться, заменяя его газировкой и молочными коктейлями, то с первым было сложнее. В Калифорнии, где я выросла, блондины перевелись тогда же, когда и мамонты, и любые светлые джинсы перевоплощались в темные после первой носки. Одним словом, я страдала от неудовлетворенных потребностей. Но тут я узнала про Влада. Я потеряла голову почти сразу. Несколько дней подряд я шастала по различным интернет-сайтам, где встречались фотографии моего красавчика, и забила ими все имеющиеся в наличии диски. На последние завалявшиеся в кармане деньги я попала-таки на концерт в Олимпийском, где была зачарована также голосом моего… кхм, избранника. Его «партнер» в лице стройного брюнета по имени Сергей Лазарев мне как-то не слишком понравился, поскольку, во-первых, я брюнетами пресытилась, а во-вторых – он нравился всем, с кем мне довелось пообщаться, а мнение общественности мне, как обычно, было чуждо, или, если быть честнее – просто по боку. За короткое время моего пребывания в России я узнала много интересного о заинтересовавшей меня поп-группе. Я с детства обожала музыку, и потому диск с песнями Влада и Сергея был куплен мною в общем порядке. Я запала на трогательную балладу об Эсмеральде, к тому же ловкий английский этих отшлифованных русских мальчиков меня тоже вдохновил. Болтливыми поклонницами, которых, как оказалось, у ребят была жужжащая туча, мне было поведано, что Сергей, балующийся актерским мастерством, любит блеснуть талантом почесать языком, а дорогой моему сердцу Владик, который, как выяснилось, носил дорогой галстук и мечтал стать адвокатом, частенько подвергался притязаниям со стороны коллеги… только через несколько дней я узнала, что он его двоюродный брат. Конечно, многого узнать о группе мне не удалось. Я уехала домой в Сан-Диего, где жила с папой уже третий год, влюбленная и совершенно разбитая от мысли, что Владик, к которому так удачно легла моя непокорная душа, был нагло выпихнут на второй план гениального дуэта. Мысли о том, что полстраны истеричных фанаток являются моими соперницами, я даже не допускала. Они – глухая и грязная часть России, похороненная в заскорузлых норках своей слепой веры в то, что Сережа или Владик обратят на них внимание. Я же – коренная американка, дочь влиятельного отца, могла в любой момент приехать в Москву и разыскать моего дорогого блондина в широких джинсах. Гораздо больше меня задевали его чувства. Я читала и слушала множество интервью, в которых, как я быстро уверилась, говорил практически один только Сережа. Владик подавал свой прелестный голос очень редко и слабо, словно его вообще не существовало там. Вот так меня, погрязшую в самодостаточности и самовлюбленности шестнадцатилетнюю девочку, и взяла глухая обида за человека, в которого я заочно была влюблена. Как говорят умные люди: выход всегда есть. Я это помнила, и в силу моего закаленного оптимизма, нашла его очень быстро. Моя подруга, Ванесса, как-то случайно рассказала мне об одной известной ей женщине, по слухам являющейся настоящей ведьмой. Не стану врать, я верила в эльфов, троллей, сказочных фей и других не менее неземных созданий (а что? Это делает жизнь интереснее) - и ведьмы не являлись исключением. Правда, сперва я отнеслась к идее, возникнувшей у меня в голове, равнодушно, признав ее поистине бредовой. Но в тот же вечер, отыскав в Интернете очередное интервью, в котором голос Владика был запечатлен всего лишь три раза, по сравнению с тучей «остроумных» комментариев Лазарева, я начала сомневаться в правильности своего решения. Окончательный ответ пришел сам собой, когда увидела фотографию, приложенную к статье. Самодовольное, лоснящееся от заносчивости лицо Сергея, и понурые, грустные большие карие глаза Владика. У меня сжалось сердце. В тот же вечер я позвонила Ванессе и попросила у нее телефон «той самой полоумной женщины», с которой она была знакома. Женщину эту звали Виктория. Я никогда, наверно, не забуду устремленного на меня взгляда, когда я постучалась в дверь ее комнаты в коммунальной квартире. Хозяйка квартиры впустила меня, и провела к ней, посчитав, как оказалось, очередной клиенткой «старой шарлатанки». Я вошла в захламленную всякими свечками, шелковыми подушками и стеклянными шариками комнату, едва не потеряв сознание от удушающего запаха благовоний. Женщина, развалившаяся на диване с сигаретой в зубах и развернутой газетой в руках, скосилась на меня и наклонила голову, глядя поверх очков. Я застыла в дверях в нерешительности, нервно сцепив пальцы, и тоже впилась взглядом в ее узкие холодные глаза. А потом эта огромная, морщинистая и прокуренная до мозга костей женщина с длинными, вьющимися крупными кольцами черными волосами отложила шелестящий лист газеты, сдернула с носа очки и встала. Мы снова взглянули друг на друга, и я сглотнула. Сперва мне показалось, что поступка глупее, чем этот визит, я еще не совершала, потому что женщина оказалась вовсе не такой, какой я ее представляла. А такая, настоящая Виктория, не внушала мне ничего хорошего… однако женщина вдруг подняла руку и положила ее мне на плечо. - Ну, что молчишь? Пришла, так говори. И я рассказала. Рассказала ей все. Мы сидели на диване: она, – скрестив руки на груди и не мигая, глядела на меня, я, – поджав под себя ноги и заикаясь, чувствовала себя крохотной и худенькой по сравнению с ней. Сначала я говорила неуверенно, опасаясь того, что мои чувства могут вызвать смех у этой странной женщины, от которой, судя по взгляду можно было ожидать чего угодно. Но по мере того, как она понимающе кивала после каждого моего предложения, в котором я упоминала Влада или Сергея, мне становилось все легче и легче, и концу своего повествования я уже заговорила на одном дыхании, едва успевая договаривать слова. Виктория остановила меня жестом, когда я закончила описывать последнее интервью «Smash!!», которое мне довелось прочитать. Я осеклась и воззрилась на нее с непониманием и ожиданием чего-то, чего сама не понимала. - Значит, ты его хочешь огородить, да? От его брата, правильно? Я кивнула. Хочу. Хочу огородить. В тот момент я хотела этого сильнее обычного. Не просто оградить, а оторвать, возвысить, отклеить душу Сергея от души Влада, чтобы ему, Владу, наконец, свободно дышалось. Меня прошиб озноб. - Я тут вдруг подумала… вам, наверно, нужна их фотография, да? А я фотографию не принесла, как-то совсем не подумала… но, если я сейчас сбегаю… я тут недалеко… у меня есть… - Сиди смирно, - дернула головой Виктория и встала. – Сейчас я кое-что тебе покажу. Из ящика белого комода в самом углу комнаты она достала какой-то узкий сверток. В стопку серых от пыли платков было завернуто что-то продолговатое, по размеру напоминающее пульт от телевизора. Я сощурилась и придвинулась ближе, пытаясь разглядеть получше то, что Виктория доставала из плена грязного тряпья своими толстыми, увенчанными сотней переливающихся колец, пальцами. Когда последний край платка был откинут, моему взору предстало нечто необыкновенно красивое – нечто, похожее на статуэтку из стекла. Да что я говорю… это и была статуэтка из стекла, только необыкновенно прекрасная, завораживающая своей искусной отделкой и тонко схваченной нитью движения. Я перевела взгляд на гадалку. - Это что… ангел? - Вот именно, детка. Ангел. Все это было как-то странно. Ангелы в моем понимании никак не вязались с ведьмами, с черной магией, да и вообще с колдовством. Я взяла его в руку и поднесла к глазам. Стройная фигура в узкой рубашке, изящно развернутая вбок голова, обрамленная податливыми кудрями, заведенные назад руки с растопыренными тонкими пальцами, и крылья… огромные, широкие крылья, расправленные за спиной, - они были похожи на крылья лебедя, казалось, что они вот-вот оживут и затрепещут. - Зачем это? – я непонимающе вскинулась. - Это твое оружие, - проговорила Виктория. – Он спасет твоего Влада от того, от чего ты его хочешь спасти. Это стеклянное изваяние очень сильно. Это не просто стекло. Оно старинное, эту статуэтку выдул еще мой прапрапрадедушка, который владел черной магией, как ты владеешь вилкой и ножом. Он все свои чары вкладывал в стекло, из которого творил. Каждая капля жидкого стекла, прошедшая через его руки, несла в себе предназначение. Он закладывал в вещи свои мысли, свои желания. Знаешь, еще в начале девятнадцатого века все его работы были уничтожены. Люди боялись его скульптур, боялись даже тарелок, сделанных им, потому что в любой момент тарелка могла разбиться и впиться сотней острых осколков кому-нибудь в сердце или в глаза. Но этот ангел… он уцелел. Мой прапрадед, его сын, сберег эту скульптуру в память об отце. Это была последняя работа моего предка, он вложил в нее дух мести, дух сопротивления, восстановленной справедливости, он поклялся, что эта священная фигура будет приносить людям только то, чего они заслуживают путем мести за причиненное им зло. С тех пор этот ангел побывал во многих руках и исправил множество жизней. Пока не попал ко мне по праву и наследству. Теперь я его даю тебе. Ты его должна отдать тому, кому посчитаешь нужным. И он будет отмщен. Но учти – страдает тот, кто сохранит фигуру у себя. Возьми его. Я долго молчала, прежде чем взять статуэтку и сжать ее в руке. Стекло почему-то было холодным, как лед. Я поблагодарила Викторию, сунула ей две сотни и выбежала из квартиры. Через пару месяцев я прочитала в гастрольном графике, что Влад и Сергей будут принимать участие в праздничном концерте в Москве, в одном из главных концертных залов. Мне было немного страшно, и пальцы дрожали до сих пор, когда я брала в руки стеклянного ангела. Но думать пришлось недолго, и за два дня сумка была собрана, билет на самолет куплен, отец предупрежден, а маленькая статуэтка завернута в полотенце и погружена на самое дно сумки. Вскоре я снова оказалась в России. Мне даже не верилось, что из-за такого бреда я бросила учебу и помчалась неизвестно куда, в чужую страну, на какой-то концерт, чтобы кому-то сунуть тупую стеклянную игрушку. Всю ночь в самолете я не спала, мучаясь одолевавшими меня переживаниями. А собственно, как я собираюсь отдавать Лазареву ангела? Что такое пробираться через толпу обезумевших поклонниц в огромном концертном зале, я уже знала. К гримерке тоже наверняка не подпустят. Шансов передать ему его после концерта почти нет. Оставлять на сцене вместе с кучей ненужного плюшевого хлама чересчур опасно – слишком велик риск, что фигура полетит в помойку вместе с горой поломанных роз и пузатых бегемотиков. Однако мне сказочно повезло, и, купив самый дорогой билет, я оказалась у самой сцены, зажатая со всех сторон кучкой истерящих вовсю фанаток с раскрасневшимися от возбуждения лицами. До момента выхода на сцену долгожданных мальчиков мне пришлось стерпеть еще кучу отвратительной музыки, бездарных песен и бездарных исполнителей, размалеванных и разодетых по всем правилам. Толпа визжала, кричала и тянула руки к ним, а меня уже почти тошнило от слепящих вспышек света и душного запаха дешевой парфюмерии и пота вокруг себя. На втором часу концерта, когда Влада и Сергея все еще не было, мне начало казаться, что я теряю сознание. Я уже проклинала ту минуту, когда затеяла всю эту ерунду, как вдруг, наконец, ребята показались на сцене. Сказать, что меня оглушил визг со всех сторон, значит, ничего не сказать. Я даже испугалась, как бы не пришлось пришивать новые уши. Выступление длилось примерно три минуты, за которые я чуть не испепелила взглядом широкие Владькины джинсы, каким-то чудом еще не съехавшие ему до колен. Песня была на русском языке, музыка гремела, вспышки фотокамер ослепляли, я уже чуть не плакала. Единственное, что я помню отчетливо – это самодовольная, тщательно замаскированная под ласковую, улыбка Лазарева и растерянные большие глаза Влада, который словно не был готов к миллионам вспышек и волнам девчачьего визга. А потом… я помню, как вместе в десятком самых проворных фанаток я пулей кинулась к сцене, на краю которой Лазарев как раз принимал букеты, одаривая каждую приближающуюся девушку приклеенной улыбкой. Гладкая статуэтка в моей руке вместе с ладонью стала влажной, и, побоявшись потерять сознание, так и не достигнув цели, я замахнулась, ударив кого-то по лицу, и бросила ангела на сцену. Едва не задев бритый затылок хмурого охранника, статуэтка на секунду сверкнула в воздухе под вспышкой фотоаппарата и приземлилась где-то в цветах. Правда, этого я уже не видела. В следующую секунду меня и еще нескольких нахалок, прорвавшихся вопреки правилам к самой сцене, подхватили подоспевшие охранники почему-то в омоновской форме, и меня снова поглотила толпа. Прошло полгода с тех пор. Надо сказать, я успела выкинуть из головы мысли о заморских леденцах по имени Влад и Сергей. В моей жизни красивые парни менялись с завидной скоростью, и, набираясь опыта, я с трудом успевала запоминать имена всех моих новых знакомых, тем более два иностранных, трудно выговариваемых имени выветрились из памяти с легкостью. Даже не вспомню теперь, на каком случайно открытом мною сайте я наткнулась на сенсационную новость о том, что группа «Smash!!» распалась. Несмотря на мое глубокое убеждение в том, что любовь к Топалову уже изжила себя, я не могла пропустить мимо сердца обжигающий укол тревоги. Не так давно я заплатила немалые деньги, чтобы заставить Сергея Лазарева засунуть свой язык себе в глотку и дать Владу возможность себя показать как личность, и вот, пожалуйста! «Сергей Лазарев ушел из нашумевшей группы!». В другой статье, немедленно откопанной мною в сети, было сказано о каких-то публичных пощечинах, отвешенных вышеупомянутому брюнету в Киеве. С каждой новой такой заметкой волнение мое возрастало все больше и больше. Я вспоминала глаза Виктории, когда она рассказывала мне о свойствах стеклянного ангела… зрачки словно пылали белым пламенем, лицо искажала гримаса жестокой издевки. Я отнеслась к ее действиям с легкой иронией, я не думала, что совершаю что-то криминальное, когда швыряла на сцену холодную, почему-то не потеплевшую в моих руках стеклянную статуэтку. Я думала, что просто помогаю Владу… Гораздо страшнее мне стало, когда три месяца спустя от Лазарева не было слышно ничего нового. Я регулярно посещала русские сайты, на которых писали, что Сергей занимается поисками нового продюсера, записывает новые песни, снимается в новом фильме, репетирует новую театральную пьесу… но страх, тем не менее, не отступал. Я чувствовала, что что-то не так. И в этом определенно была виновата я. Однажды ночью мне приснился сон. Я видела четверых или пятерых мужчин в черных куртках с одинаковыми размытыми лицами. Эти люди вызвали во мне животный страх, от которого по щекам катились горячие слезы. Я видела Сережу. Видела его так близко, что, казалось, могла до него дотронуться. Я видела дождь, огромную серую машину, в которую запихнули Сергея, и пустынную дорогу, поросшую зарослями камыша. Из того кошмарного сна я запомнила лишь несколько отрывков, последний из которых заставил меня понять, наконец, что случилось что-то ужасное. Я видела вещий сон. Я накликала настоящую беду. Словно в бреду я добрела в то же утро до Виктории. Ведьма приняла меня со злорадством. - А, пришла, детка моя… пришла проверить, выполнил ли миссию стеклянный ангел? Ангел миссию выполнил. Если бы я не была слабонервной суеверной дурочкой, я бы плюнула в лицо обнаглевшей, излучающей зло старой ведьме. Но она говорила так проникновенно, а сердце мое трепетало так чутко, что каждое слово, пропитанное болью, выпорхнувшее из ее рта, я приняла безоговорочно за правду. И очень скоро убедилась, что не зря. Виктория хитро, прикрывшись вуалью гибких слов, поведала мне, что теперь моему блондину будет место на широкой сцене без ненавистного мне брюнета. Я не успела и слова вставить. Виктория сказала, что Сергей растоптан. Там, где теперь он коротает свою жизнь, его заносчивую и горделивую натуру разорвали на куски, и жить ему осталось не так уж долго. Я слушала молча, и меня не покидало чувство, что каждым своим словом эта женщина забивает мне в грудь огромный кол. Я заплакала, и, вытащив из сумки все деньги, какие у меня с собой были, пихнула их ей, и закричала одно только волновавшее меня слово: - Где? Где? Где? Видать, проклятая тетка и впрямь оказалась ведьмой. Загадочно улыбнувшись, она написала на клочке бумаги что-то непонятное и сунула его мне. Я покинула ее жилище с таким ощущением, словно возвращалась с экскурсии по аду. Дома, развернув злополучную бумажку, я обнаружила на ней одну единственную строчку: «16-я миля от Силвер-Бей». Я знала, что такое Силвер-Бей, Коннектикут. Голова моя моментально пошла кругом. Как, скажите на милость, я попаду в Коннектикут одна? Папаша улетел в Париж на какую-то очередную конференцию, у меня не было никого, с кем бы я могла отправиться в незнакомый штат вытаскивать из передряги попавшего в беду Сережу. Я ломала голову примерно пару часов, меряя шагами комнату, прежде чем очевидное решение, которое, казалось бы, давно должно было постигнуть меня, ударило в голову, как гром среди ясного неба. Единственным человеком на этой планете, который имел такое же непосредственное отношение к сложившейся ситуации, как и я, был Влад. И только Влад мог помочь мне спасти своего двоюродного брата. Решение было принято окончательно. Собирать чемодан и ехать в Россию. Дальнейшее мне запомнилось плохо. В базе данных отцовской системы поиска отыскался адрес проживания Топалова Владислава. Я и не думала, что это будет так сложно. В конце концов, домашний адрес искомого объекта был найден и выучен наизусть, после чего я по факсу отправила отцу послание, что поеду на пару недель навестить Тео в Вайоминг, покидала в сумку необходимые вещи, купила билет в одну сторону и улетела на север третий раз в своей жизни. Лицо Владика, когда я вломилась в его квартиру, мне запомнилось навсегда. Шесть тридцать утра, и, насколько мне хватило мозгов догадаться, мальчик спал и видел третий сон, когда очумевшая наглая дура влетела в его апартаменты и принялась трясти за плечи ничего не соображающего, одетого в одни трусы пацана, который моментально забормотал что-то про ранние автографы, «сдуревшее вконец фанатье» и своего папу. - У кого он? У кого ангел? – повторяла я, как сумасшедшая, задыхаясь. Логика была проста: у кого статуэтка, тот и страдает больше. Насколько мне не изменяет память, я грохнулась в обморок, когда получила ослепительную пощечину. Пришла в себя на чужой кухне под жалобный аккомпанемент желудка. Владик держал меня за талию и уговаривал выпить чего-то странного… я отказалась и просто сполоснула лицо холодной водой. Владик долго поражался тому, что у меня не потекла тушь. Глупенький, ему было невдомек, что я просто не привыкла красить себе ресницы - в привычную мне жару косметика только мешала. Еще мне запомнились его сонные глаза, невнятные объяснения того, что ни одна фанатка еще не смела так запросто врываться в его квартиру, да еще в такое время, что он думал, что это пришел отец или Сережа. Понять то, что я не… как это у них… поклонница таланта Влада Топалова ему помог мой явный акцент, который от нервов и неожиданности затмил все мои усилия говорить четко. Я заикалась, путая буквы, комкая фразы и сбиваясь периодически на английский язык. Он предложил нам общаться по-английски, но и эта попытка ничего не дала – моя беглая разговорная речь была категорически не подвластна его не проснувшемуся до конца уху. В итоге на ломаном русском я изложила ему всю историю стеклянного ангела. Влад долго мучился, пытаясь припомнить прозрачную фигурку, брошенную ему под ноги на концерте. Общими усилиями мы пришли к выводу, что раз сейчас этой фигурки у Влада нет, а у кого-то из двоих она точно должна быть, значит – у Сережки. И тут же мой полуголый собеседник прозрел: он вспомнил, как в гримерке, раскидывая груду цветов и разгребая завалы мягких игрушек, Сергей наткнулся на маленькую стеклянную статуэтку в форме ангела. - Он тогда еще удивился, как это стекло не разбилось, ударившись о сцену, - лихорадочно вспоминал Влад, ероша пальцами светлые волосы. – И что? Что теперь будет? Скажу еще, что после высказанного мною предположения о местонахождении Лазарева и причине распада группы, мне еще пару часов пришлось уговаривать Владика отказаться от идеи, что я все-таки бешеная фанатка, разыгрывающая американский акцент, чтобы навешать ему на уши макарон… то есть вермишели (все время забываю это выражение). К полудню нам удалось найти общий язык (не стану подробно расписывать, какими способами и словесными объяснениями мы его находили, и сколько раз я срывалась на истерический крик, дабы не утруждать несчастного читателя). Влад согласился с тем, что его папа (больших трудов стоило понять, причем здесь его папа) мог пойти на такое, но сам он – Владик – никогда бы не подумал, что все статьи о Сережкином благополучии и записи новых песен – журналистская фальшь, оплаченная немалыми деньгами вышеупомянутого папы. Оказалось, Влад был уверен, что Сережа ушел сам, решив начать сольную карьеру. На мой вопрос, с чего это вдруг Михаил Генрихович (так, кажется, звали легендарного отца) затаил на племянника такую злобу, Владик засмущался и ответил что-то невнятное. Еще он долго удивлялся, как меня занесло в Россию, как я нашла его квартиру, и как меня угораздило заколдовать стекло, чтобы его, Владика, кинул двоюродный брат. Мы объяснялись с ним целый день, носились по городу на его машине, сидели в кафе, где я глотала пиво банками, и только к вечеру, ценой слезных уговоров и убеждений Влад сломался. Мы решили ехать на следующий же день. До сих пор подозреваю, что решающую роль в этом сыграл элементарный страх за брата, хотя тогда я мотивировала это тем, что звезда эстрады засиделась в душной квартире, и молодому крепкому парню захотелось простых калифорнийских приключений на свою задницу. Влад никому ничего не сообщал. Взяв с собой только мобильник и несколько пар джинсов (куда ему столько?), мы отправились в аэропорт, где было куплено два билета до Нью-Йорка. Нацепив огромные темные очки (для конспирации – было объяснено мне), Владик долго мучился перед зеркалом в местном туалете, прилизывая волосы гелем. В Америку – мою родную страну – мы прибыли без приключений, всю ночь проболтав о том, что ждет нас впереди. Уже тогда я раскусила манящую прелесть его красивого тела… он был моим типом парня. Не слишком высокий (я оказалась ниже на пару сантиметров), светленький, в меру накачанный и влюбленный в светлые джинсы. Я была без ума, но скрывала это. Страх за Сергея перевешивал все, и днем, спустившись с самолета, не выспавшиеся и взволнованные, мы первым делом направились в кофейню, где за чашкой капуччино быстро обсудили план действий. Было решено купить карту и найти на ней тот самый городок близ Силвер-Бей, о котором говорила мне моя ведьма, а после садиться на поезд и с пересадками катить прямо в Коннектикут. План был одобрен и тут же… как это у них… обмыт, вот, точно. Закончилось это обмывание плохо. Прямо в кофейне у Влада свистнули сумку, в которой находились его документы, одежда, телефон и кошелек. Спасло в незнакомом городе нас только то, что в кармане у Влада осталось несколько сотен, и нам хватило этого, чтобы добраться до Лас-Вегаса. Дальше мы ехали на попутках. Так как одежды и средств у Влада теперь не было, было решено ехать в Вайоминг к моему сводному брату, который, насколько мне было известно, находился в отъезде с женой. Да и папа думал, что я там… На ранчо Тео я нашла приличную ковбойскую рубашку, которая, как ни странно, Владу очень пошла, и неплохие джинсы, увидев которые Топалов чуть не задохнулся от ужаса. Еще я предлагала ему симпатичную, на мой взгляд, ковбойскую шляпу, но он категорически отказался, замахав руками и сбежав на улицу. Средством передвижения был выбран старенький пикап («Хорошо, что не комбайн», - удрученно усмехнулся Владик) без задних номеров, который я нашла в гараже. К счастью, хоть один из нас умел водить машину, и, водрузив юного смэшика за руль, я написала Тео объяснительную записку, в которой говорилось, что по возможности мы вернем ему его колымагу целой и невредимой, переоделась, прихватив с собой остатки еды из холодильника, и вместе с Владом мы тронулись в путь. От Вайоминга до Коннектикута одни сутки езды на поезде. На четырехколесной железяке Тео мы тащились до Силвер-Бей пять дней. Попутно я пыталась отучить Влада курить, но безуспешно. Спустя три дня после аренды машины мы с ним знали друг о друге все. Владик рассказывал мне о своем детстве, о том, как пел в каком-то детском ансамбле (название я никак не могу запомнить), как создавали группу Smash!!, как они с Сережкой выиграли нашумевший фестиваль в Латвии. В свою очередь обо мне он узнал все подробности, начиная с моего детства на дядиной ферме в Калифорнии, и заканчивая моим последним парнем, которого я бросила, застав с другим парнем. При этом Владик почему-то усиленно краснел и отмалчивался, хотя я ожидала его бурных комментариев. Делая остановки и устраивая ночлег в полях, мы иногда целовались с ним просто так, от нечего делать. Он называл меня Нелей, хотя я просила запомнить мое настоящее имя. По ночам мы смотрели с ним на звезды, тихо переговариваясь друг с другом о чем-то не особо важном, и каждый думал о своем. Я корила себя за содеянную подлость. Из-за моих пристрастий и прихотей теперь мы оба (не говоря уж о бедном Лазареве) были втянуты в опасную игру с природой. Я начала понимать, что иногда кажется, что, не говоря ни слова, можно сдержать в себе свои чувства. Но зачастую можно забыть, что это чувства принадлежат кому-то другому. Так мы и добрались с ним до Силвер-Бей, где встретили последнюю заправку на пути в Солден-Вилль (так, как выяснилось путем опроса местных жителей, назывался городок, расположенный на шестнадцатой миле). Там я и заснула крепким сном на целые сутки, после чего очнулась с дикой болью в шее и совершенно пустой головой. Владика я растолкала с большим трудом, примерно через два часа, когда небо потихоньку начало темнеть, рождая где-то за облаками серовато-синие тени. Было бы неплохо, если бы дождь, определенно накопившийся в одной из тяжелых туч над полем, обошел стороной. Иначе мы рисковали вымокнуть и заржаветь, не доехав до места каких-нибудь пять миль. Я сообщила об этом Владу, который воспринял мои действия как заговор против него, и недовольно забухтел в ответ, - и высказала предположение, что если бы мы поторопились немного, то могли бы объехать нагнетающуюся степную грозу, которая, - уверила его я, - мало отличается от хорошего тропического дождя. Мои слова, похоже, убедили его, и, расклеив слипшиеся веки, он с сонным урчанием завел двигатель, и старенький пикап, то и дело гремя и звеня своими полуживыми запчастями, двинулся в путь. Грозу мы и вправду благополучно миновали, развив максимальную скорость. Владик, определенно привыкший разъезжать на ведущих марках (а вернее, иномарках) машин с личными номерами по гладким и ровным дорогам светящейся Москвы, - был, мягко говоря, в слепящей панике первые четыре дня нашей поездки. Однако теперь, попривыкнув сидеть за рулем и в кромешной темноте, и на безобразных колдобинах, и в бездушную жару с открытыми окнами, он вел молча, внимательно глядя на дорогу, словно это была скоростная трасса, и кто-то мог его обогнать. Я снова растеклась в кресле, грозясь окунуться в подкатывающий сон. Старенький автомобиль немного попритих, словно заручившись святой тайной того, что в нем недавно произошло, и я была ему за это благодарна. Мы с Владом не говорили ни слова о том, что случилось, вполне обоснованно считая, что есть дела и поважнее дорожных интрижек. Мне даже не было обидно от этого. Наверно, потому, что я знала, что со своим новоиспеченным любовником я не расстанусь еще как минимум в ближайшую неделю, если мне вообще не придется коротать с ним остаток жизни в развалившейся по пути машине. За окном казавшееся бесконечным кукурузное поле начало постепенно редеть, оставляя гладкие просторы, поросшие высокой травой, и далекие, медленно проплывающие фермы. - Где мы, Нэлл? – наконец спросил Влад, вырвав меня из сладкого плена полудремы. - А? – встрепенулась я, приподнявшись на локтях. – Мы… мы, кажется… Я огляделась. Последняя ферма, достигшая поля моего зрения, скрылась из виду минут двадцать назад. Справа от меня простиралось нечто, похожее на редкую топь, поросшую камышом, и какие-то жалкие остатки кукурузных початков, ветром занесенные сюда. Я поднялась выше, беспокойно сев в кресле. Влад сбавил скорость. - Когда ты видел последний указатель? – поинтересовалась я. - Минут сорок назад, - пожал плечами мой спутник. - И что это был за указатель? - Полторы мили до Солден-Вилля. - И что? – напряжение во мне продолжало нарастать. – Разве с тех пор мы не проехали полторы мили? Был еще указатель? - Нет, - Влад тревожно огляделся. – Может, мы сбились с дороги? - Как мы могли сбиться, там же не было развилок? – возмутилась я. Дорога, на счастье, осталась более-менее ровной, и мы почти не подпрыгивали на кочках. Однако глухая пустошь, простирающаяся вокруг, меня потихоньку начинала пугать. Потому что, по моим предположениям, Серегу могли спрятать где-нибудь на ферме, а значит, искать нужно было ферму, а там, куда мы заехали, не было ни то что ферм… не было вообще ничего. Через несколько минут я окончательно уверилась в мысли, что мы действительно заблудились на дороге. Поле, простирающееся по обе стороны, не было похоже ни на один из знакомых мне районов Коннектикута. Терпкий ужас медленно начал подкрадываться к горлу, и уже через секунду я готова была зареветь в голос от безысходности. Мы вдвоем на богом забытой… хм, дороге, вокруг ни одной живой души, и вряд ли в такой глуши живые души встречаются. У нас ни денег, ни связи, ни запасов еды… мы устали, замучились, и пройти тысячи миль пешком вряд ли сможем. А между тем воздух, еще недавно раскаленный добела, начал потихоньку остывать, чернильно-синий вечер, закравшийся из недр небесных просторов, окутывал землю шелковым пленом. Влад все гнал и гнал, неизвестно на что надеясь, а я уже пребывала в глухой панике от происходящего, и мне было плевать даже на порвавшийся накануне презерватив. В полуметре от земли свернулся белесыми клочками вязкий туман, при одном только взгляде на который по коже пробегал противный холодок. Спать больше не хотелось, хотелось только орать во весь голос о помощи и плакать в плечо Влада, проклиная себя за то, что втянула нас обоих в эту жуткую историю. Верная смерть… - Ну же, Нель, - заметив мою мертвенную бледность, Владик ласково потрепал меня по плечу. – Не раскисай раньше времени. Мы выберемся как-нибудь. - Владь… - простонала я, захлебнувшись выступившими-таки на глазах слезами. – Владь, прости меня, пожалуйста… это я во всем виновата… - Перестань! – Влад с укором взглянул на меня, пытаясь подбодрить, но я-то чувствовала, как он сам боится того, что ждет впереди, пока дорога не кончится каким-нибудь болотнообразным тупиком. Однако через некоторое время дорога расширилась, и мы оба поняли, что выехали на асфальт, чем вызвали друг у друга бурю эмоций. Время текло нещадно, температура понизилась уже градусов до восьми, и я поплотнее закуталась в свою куртку, одолженную у Софии – жены моего брата. От тонкой летней ткани было мало толку, но все же я немного согрелась. Мерзлая и черная ночь коннектикутской пустоши довольно скоро спустилась на нас окончательно, и нам обоим негласно стало понятно, что в любом случае ночевать придется прямо здесь. Несколько желтых звезд на небе зажглись как-то очень нехотя, ленивым мерцанием освещая нам путь. Я замерзла, судорожно вжимаясь в кресло, и стучала зубами в сторонке от Влада. Благо, ночь была безветренная, и ветер не гнал нам в стекло ненужный хлам. Я уже хотела было предложить Владу съехать на обочину, чтобы лечь спать, но тут вдруг послышалось угрожающее сопение двигателя. У меня едва успел раскрыться рот, как прямо подо мной что-то несколько раз требовательно фыркнуло, чихнуло, и с гулким скрежетом и яростным скрипом шин пикап проехал по инерции несколько метров и остановился посреди пути. Это было последней каплей. Если до этого какая-то надежда на спасение еще теплилась в глубине души, то теперь от нее не осталось ни облачка. - Прекрасно! – воскликнул Влад, со всей силы ударив ладонями по рулю. – Он сломался! Мотор заглох! Его лицо перекосило от безысходности, и с какой-то бессмысленной мольбой он воззрился на меня. - Что? – изумилась я, вскинув брови. – Что ты на меня смотришь? Это ты мужчина, не я! Я в технике ни бум-бум. - Обойдемся без антимоний, - Влад разочарованно поник и откинулся на спинку кресла. - Что такое «антимонии»? – не поняла я, нахмурив брови, которые уже начали замерзать. - Ну, это… - начал было разглагольствовать Влад, но, завидев, как меняется мое лицо, замолчал. – Что? Я сощурилась, вглядываясь в темноту сквозь мутное лобовое стекло. Узкая дорога, неуклюже вымощенная разбитым асфальтом, заросла тростником, и мне видна была только песчаная обочина, очень непохожая на окрестности Силвер-Бей. Со всех сторон до ушей долетала ритмичная трель выпи и вездесущее ночное стрекотание. Я почти ощущала, как двигаются мои зрачки, жадно впиваясь в тусклый, едва уловимый свет, трепещущий совсем рядом с тем местом, где застрял наш пикап. Влад напрягся и подался вперед, похоже, тоже разглядев этот огонек. Мы оба замолчали, судорожно вслушиваясь в истеричное уханье ночных тварей, которых, как мне подсказывало сердце, здесь вокруг пруд пруди. Где-то близко-близко от нас послышалось жалобное поскуливание собаки, и слабый, едва слышимый скрип двери. Влад сглотнул, почти лбом уткнувшись в стекло. - Там дом, - шепнула я, кивком головы указав влево – туда, где мы увидели свет. Ответом мне было дрожащее молчание. Я снова посмотрела во тьму дороги, испуганно подавшись вправо, чтобы было лучше видно. Где-то в густом тумане послышался шорох травы, по которой явно ступали чьи-то ботинки, и снова тихое поскуливание, определенно принадлежащее псу. Впереди хрустнул стебель камыша. Мы с Владом одновременно повернули головы. В белесой дымке влажного тумана глаза едва различили движение. Влад окаменел, я тоже приросла к месту, но любопытство взяло верх, и я, толкнув застопоренного Влада, прошипела: - Включи фары. До него мои слова дошли не сразу. Мы просидели еще почти минуту, приглядываясь к плавающему мареву тумана и прислушиваясь к почти затихшим шагам. Мне казалось, я слышу, как колотится сердце Влада, бешено ударяясь о грудь, - да у меня и самой пульс сосредоточился где-то в области лимфоузлов. Размеренный шорох камыша, тихая песня какой-то птицы, тонущая в остывающем ночном воздухе… секунды тянулись, как часы. Я застыла, вся превратившись в зрение, и сверлила глазами полупрозрачную стену тумана... как вдруг... - Неля, что это? Что за черт? – пискнул Владик, резко откинувшись в кресле. С глухим страхом я разглядела в тающем облаке четко очерченный, ровный силуэт. До Влада, наконец, дошло, что, даже если это ночные демоны вышли на охоту, нам отсюда уже не выбраться на заглохшей колымаге, и дрожащая рука потянулась к рычагу на панели. В следующую секунду ночь пронзила вспышка фар. Два огромных, хотя и залепленных грязью, но все равно ярко светящих прожектора едко врезались в густой мрак, разметав туман мгновенно посиневшими клочьями по сторонам… вот что называют светом в конце тоннеля. Владу, казалось, тоже полегчало от того, что стало уже не так темно. Однако радовались мы рано. В глухой пустоши, пронизанной теперь ярким до одури желтым светом, худой мужской силуэт обрисовался еще четче. Более того, – беспощадный поток света бесцеремонно ударил в лицо незнакомца, стоящего прямо посреди дороги с ружьем в руках. Рядом, прижимаясь к его колену, теперь уже в голос скулил перепуганный насмерть, хотя и отличающийся внушительными размерами, волкодав. У меня перехватило дыхание. Ослепленный столбом яркого и внезапного света, человек, держащий ружье, вскинул руку, прикрывая глаза, и недовольно сощурился, сквозь пальцы пытаясь разглядеть нас. Собака у его ног отчаянно подвывала. Ее, кажется, не слишком вдохновляла идея охоты на неизвестный драндулет, пристроившийся в непосредственной близости от нее, да еще в третьем часу ночи. Я перевела обезумевший взгляд на прикрытое ладонью лицо мужчины… и обомлела. - Влад, - зашептала я, не глядя нащупывая рукав парня и тряся его что есть сил. – Владя, смотри… смотри… это же ведь… - Глазам не верю, - прохрипел Влад, схватившись онемевшими пальцами за ручку двери и потянув ее на себя. Он выскочил их машины, резко возникнув на вязкой тропинке, отчего несчастное животное у ног охотника едва не забилось в конвульсиях. - Stop! – заорал мужчина на дороге, заправским движением вскинув ружье и прицелившись. - Keep place! Такой знакомый голос… совсем мальчишеский, надломанный, такой же, как у Владьки… я могла бы поклясться, что уже слышала его. - Не стреляй! – крикнул Влад, как сумасшедший, вскидывая руки. - Что за черт? – долетела до моих ушей тихая русская ругань, смешавшаяся со стоном перепуганного волкодава. - Серег!!! – истерически завопил Влад, отчего я подпрыгнула на кресле, ударившись макушкой о потолок. – Серега!!! Это я!!! Это же я, Влад!!! Сергей застыл в растерянности, оставив ружье безвольно висеть на руках, и в ярком свете фар я увидела неподдельное изумление на его теперь уже безошибочно узнанном мною лице. Сергей Лазарев в густой чаще глухой коннектикутской глуши стоял с настоящим охотничьим ружьем в руках, облаченный в какое-то тряпье, в компании перетрусившей до чертиков собаки, и орал по-английски какие-то неприличные ругательства. Такого даже я не могла предвидеть… - Влад? – с его губ слетело, наконец, заветное слово. – Владик?! – глаза округлились, и руки сами собой опустились вдоль исхудавшего тела. – Н-не м-может быть… не может этого быть… Влад! Это правда, ты? - О Боже… - застонал Влад. Я увидела сквозь темноту в мутных стеклах, как подогнулись его ноги, и клетчатое плечо, прижавшись к окошку с водительской стороны, медленно съехало вниз. Владик рухнул в грязь под колесами, погрузившись в глубокий обморок. ...to be continued... напишите Piper beta-reader Loca <<< назад <<< © smLash 2005/06/22 original design by (n/a)