|
|
третья часть «Исповеди стеклянного ангела», (1), (2)
Исповедь стеклянного ангела (часть третья)
На земле никакого успеха не бывает
Без вмешательства дьявола
Ночью я проснулась в сырой кромешной темноте оттого, что моя кровать, почему-то пропахшая хвоей, отчаянно скрипела от моих судорожных метаний по ней. Полежав немного с открытыми глазами, закинув руки за голову, я медленно и опасливо прокручивала в голове отрывки недалекого прошлого, которое мы с Владом провели вместе в поисках Сергея. Даже не верилось, что все-таки его отыскали. Значит, дьяволица Виктория таки не врала насчет ангела. Чертова прорицательница. Я еще немного поворочалась с боку на бок, сглатывая ссохшуюся слюну, и, наконец, путем грандиозной умственной нагрузки пришла к выводу, что очень хочу пить.
Комната была холодной и промозглой, темнота давила на веки, запах леса и болота, во рту как-то горячо и солоно. С трудом подняв с постели свое затекшее тело, я попыталась нашарить ногами тапочки, но, вспомнив, что в этом доме тапочки мне никто не предлагал, махнула рукой и с саднящим от жажды горлом направилась к полуприкрытой двери в шерстяных носках, заменявших обувь. Мутный сон еще не отпустил меня до конца, голову уже штурмовали мысли о грядущем утре, которое обещало быть не менее тяжелым, чем прошедший день. Поэтому, когда до меня долетел глухой вскрик из соседней комнаты, я не сразу остановилась, чтобы прислушаться, и по инерции потянула дверь на себя. К счастью, она не скрипнула, и я незаметно возникла в дверном проеме, словно маленькая сонная тень. От неожиданности увиденного меня передернуло, и ослабевшим плечом я навалилась на косяк.
Ветхая постель со скрипучими пружинами была сплошь покрыта синеватыми тенями на сгибах, лохматое серое одеяло комком скаталось в углу кровати, освещенной все тем же грязно-желтым светом тридцативаттной лампочки. Контраст цветов, грани света и тени, как ночь и день перекликались в жадном, полыхающем поцелуе… все такое зыбкое, растворенное в мягкости ночи… Бесконечное горячее наслаждение в безумном переплетении губ и рук, два обнаженных тела, сидящих на простынях друг напротив друга. Яростно горящие сумасшедшим блеском глаза брюнета, и смиренно прикрытые от сладостного чувства глаза блондина. Дрожащие веки, дрожащие руки… дрожащие сиплые стоны, нетерпеливые ласки. Меня схватил столбняк. Ласковые и мужественные руки Влада легли на широкую, блестящую от пота спину Сергея, мышцы в бицепсах напряглись, четко выделяясь под золотистой кожей, - и Сережа оказался во влажном горячем плену.
Я следила за этой сценой, словно смотрела дурной сон. Словно меня пристегнули ремнями к стулу и заставили смотреть, как убивают кого-то из моих близких. Горячая мокрая рана на сердце просочилась сквозь душу каплями соленой крови, и мне показалось, будто эта кровь затопила всю меня изнутри. В ушах звенело, глаза кололо от страха и неожиданности, от обиды и горечи, но я не отводила взгляда. Боже, руки… эти руки, которые сейчас страстно ласкали тело его двоюродного брата… эти руки касались моего лица, гладили мою кожу, проникали внутрь меня сырыми, пропахшими травой ночами, тогда, в машине, - и я засыпала в нежных ласках этих вот требовательных красивых пальцев…
Сергей, чье тело переливалось от капелек пота, дышал сбивчиво и громко, - казалось, что он взорвется сейчас. Часто вздымающаяся гладкая грудь, лоснящаяся кожа, слипшиеся на висках длинные волосы… Влад уже не мог остановиться, осыпая его крепкое стройное тело поцелуями. Сережа стонал, как ненормальный, выгибаясь под его губами, хватал его за волосы, сильнее прижимая к себе, дрожащими пальцами гладя его поясницу. Влад тоже постанывал, но его стоны были менее требовательными и голодными, чем стоны брата. Со своего места мне был отлично виден его напряженный член, до которого Владик никак не мог добраться. И только я успела подумать, что ему, Сереге, должно быть, сейчас очень тяжело сдерживаться, как он внезапно схватил Влада за плечи, и отстранил, задержав прямо над собой. Владькин нетерпеливый стон сказал красноречивее любых фраз.
- Я не могу больше, - выдавил Сережа, истерично глядя ему в глаза.
На несколько тягостных секунд воцарилось глубокое молчание, но потом вдруг Влад издал судорожный вздох, и перевернул Сережку на себя лицом. Я стояла, борясь с желанием упасть в обморок или закричать. Пришлось зажать себе рот ладонью. Того, что произошло дальше, я боялась больше всего. Влад взглянул на брата каким-то звездным, небесным взглядом, и покорно повернулся на живот, пока Сергей приподнялся на руках. Вид сверкающей от соленых капелек пота спины вызвал во мне какую-то размытую боль, так, словно лопнула в груди самая важная струнка. Что это было? Я не понимаю до сих пор. Сергей, дрожа от возбуждения, навалился на Влада, и в следующую секунду Владик тихо вскрикнул.
- Мать твою, Серый! Больно.
И хриплый, прерывистый шепот Сережи:
- Извини, я слишком резко… я больше так не буду… я просто слишком тебя хочу…
И бешеный, размеренный ритм движений, острые толчки, болезненные и в то же время сладостные стоны, сливающиеся в один голос. Неужели они не боялись меня разбудить? Хотя, конечно, в подобной ситуации они вряд ли вообще о чем-нибудь думали.
Я стояла, тихонько рыдая, в дверях комнаты, прислонившись плечом к косяку, и чувствовала, как дергается правое веко. Вот она, тайна. Тайна, покрытая мраком. Никому не доступная, не подвластная штампованным умам, даже мне не подвластная и недосягаемая. Я всегда была убеждена, что путем собственных старательных выуживаний всех подробностей их личной жизни, Smash лежит передо мной, как на ладони. Но, тем не менее, всегда знала, что во всем этом блеске есть какой-то секрет. Что-то, что принесло столь грандиозную славу двум юным мальчикам со смазливой внешностью. Я знала, что никакого успеха, тем более ТАКОГО, не бывает без вмешательства дьявола. И вот оно, оказывается. Вот как оно выглядело со стороны. Два сплетенных страстью мужских тела. Одна плоть, одна кровь, одна душа на двоих… всегда вместе, всегда друг для друга… им никто не нужен третий, нет, никто. Должно быть, Влад пытался отвыкнуть от Сережи, когда тот пропал, пытался внушить себе, что сможет заглушить трепет по его телу мною – экзотикой, продвинутой американской девочкой богатого папы. Так вот почему он так быстро согласился ехать со мной к черту на кулички! Куда угодно, лишь бы не утратить своего Сережку. А кто я? Я кукла. Еще одна фанатка, осоловевшая от его слепленного имиджа. Стеклянный ангел… противостояние дьяволу. Значит вот, в чем было его предназначение. Тетка-гадалка была права. Ангел боролся с бесом, он вышвырнул Сергея из жизни Влада, и дал волю боли. Он сделал свое дело, и я не в праве была винить его. Стеклянное изваяние. Я сама достала его из потемок своей души, сама бросила его к ногам Сережи. И сама все разрушила, разбила стену, с таким трудом выстроенную моими же руками. Все обернулось против меня. Его глаза почернели… я все сделала неправильно. Я хотела сделать лучше Владу, а сделала хуже им обоим. Хотела сделать лучше Сергею, но сделала хуже себе. Откуда этот сочащийся ледяным ядом эгоизм в моей душе? Я не растила его в себе. Он сам вырос. Возник из ниоткуда. Хрупкое эгоистичное желание… и то, что от него осталось. Я склеила будущее им обоим, такое будущее, какое сама хотела в глубине души. Виктория предвидела исход всего этого, да, она знала, как я себя поведу… только я… я одна не знала, что не сумею совладать с собой. Контрольный выстрел в собственную голову с расстояния нескольких метров.
Сергей лежал на Владе, тяжело дыша, и нежно терся об его ухо щекой. Владик, кажется, плакал, уткнувшись лицом в подушку. Через несколько минут Сережа развернул его к себе лицом, и они уселись в кровати, прижимая друг друга к себе. Теперь уже плакали оба. Быстрые блестящие дорожки слез, тяжелые всхлипывания, крепкие объятия…
- Влад, я так скучал, - горячо шептал Сережа, все крепче сжимая брата в объятиях. – Я так боялся, что больше тебя не увижу… твой папа… я так испугался… они издевались надо мной… они… а я… без тебя… мы ругались… но я думал… думал, ты так хочешь, думал, так лучше для тебя…
- Тише, тише, - отозвался Влад, зарывшись пальцами в Серегины слипшиеся от пота волосы. – Все хорошо. Все обошлось. Теперь я никуда от тебя не уйду… никогда… никогда… я тебя не брошу… и никто не сможет… никто и никогда…
Я молча слушала разговор и ненавидела себя за то, что все еще стою здесь. И где моя совесть? Наверно, ушла прочь в тот вечер, когда я застукала Майкла в обнимку с Чарли, после трех месяцев отношений. Я нашла причину всех его смущений. Я нашла даже причину смущений Влада, когда я, так или иначе, упоминала об однополой любви. И даже ту самую причину, по которой Лазарев ушел из группы – глобальная загадка целой страны. Теперь я, кажется, не смогу смотреть спокойно на смущающихся парней.
- Завтра мы поедем домой… - тихо проговорил Владик, покрывая лицо брата поцелуями. – Завтра все будет хорошо… кошмар закончится… мы вернемся… мы забудем обо всем… вместе…
- Влад, - в полголоса сказал Сережа, перехватив его руки. – Я люблю тебя.
Влад поднял голову, облепленную сырыми волосами, и посмотрел на брата темным блестящим взглядом, бережно провел по его плечу ладонью, и зыбкую тишину разбил его горячий шепот:
- Я люблю тебя тоже.
Я закрыла дверь и бесшумно вернулась в кровать. Сердце бешено отбивало дробь, колотясь о грудную клетку, горло свербело. Тяжесть, словно несколько литров воды скопилось внутри, - тяжесть в сердце заставила согнуться пополам, гланды скрутило от пульсирующей боли. Подкатил саднящий комок тошноты. «Я люблю тебя». Я люблю тебя!
Кто? Влад?! Прелестный маленький Владик с россыпью родинок по всему телу? Безумный, пылающий и горячий Влад со стальными мускулами и мужественными движениями? Влад! До абсурда сексуальный, гипернатурал! Владик! «Я люблю тебя»… Боже.
Я уронила голову на руки и застонала от бессилия. Меня словно вытряхнули, словно перевернули вниз головой, и вытрясли все, что было внутри. Я ощущала себя пустышкой. Глухой, слепой и тупой как пробка. Девочка из Калифорнии! Пацанка, выросшая посреди кукурузных полей на ферме. Как я могла подумать, что ОН снизойдет до меня… как? Неужели я настолько слепа, чтобы разглядеть истинное положение вещей? Он – богатый, влиятельный и стильный, о нем мечтает целая страна, а он не принадлежит никому, никого не удостаивает своим взглядом. А куда полезла я со своим калифорнийским акцентом? Думала, если всегда удавалось добиться парней в драных от изношенности джинсах, так и тут все будет так же просто? Владик… Владик… «Я люблю тебя». Я люблю тебя…
- Я тебя люблю, - прошептала я, как сумасшедшая раскачиваясь из стороны в сторону, и сжимая виски онемевшими пальцами. – Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю…
Остаток ночи я пролежала с открытыми глазами, и то, что из них текли непрерывные слезы, чувствовала только кожей, когда горячие струйки ползли по щекам. Под утро, когда за грязным замусоленным окном забрезжило первое эхо сиреневого рассвета, меня сморило прохладное оцепенение – полубред, в котором я и пролежала оставшихся несколько часов.
А в половине десятого из хрупкого плена сна меня вырвал легкий скрип двери и тихие шаги. Я открыла глаза. В дверях кладовки, которая находилась в этой же комнате, стоял Сергей.
Я приподнялась на локтях. Он побрился. Должно быть, лезвием, которое я случайно обнаружила в кармане джинсов Тео, когда вытряхивала Владькину одежду. Свежее, покрытое здоровым юношеским румянцем лицо, высокий лоб, закрытый густой длинной челкой, чистая рубашка, распахнутая загорелая грудь с открытыми ключицами, все те же грязные джинсы… Сережа выглядел помолодевшим лет на пять и счастливым, как ребенок. На лице играла мечтательная улыбка, он принялся осторожно вытаскивать что-то из кладовки, насвистывая себе под нос «The one to cry».
Я присоединилась к нему своим хриплым со сна свистом. Мелодию этой песни я знала наизусть, мне нравились ее слова, я часто повторяла их про себя, когда смотрела на Влада в экране монитора или на глянцевых афишах. Trust me, I will keep your safe… для кого были эти слова? «Я люблю тебя»… Сережка удивленно повернулся ко мне, и замолчал, оборвав мотив. Остаток припева я досвистела сама.
- Уже проснулась? Извини, я разбудил…
- Нет, ничего. Я почти и не спала, - отозвалась я, торопливо выбираясь из-под одеяла.
Хотелось поскорее закончить эту историю. Поскорее собрать манатки, и свалить отсюда. Хотелось домой. Скорее бы закончился этот ад, поиграли, и хватит. Все, что должны были, мы уже сделали. Собственно, то, что я и хотела сделать.
- Где Влад? – слова вопреки всем моим сопротивлениям слетели с губ.
- А, он… он в душе, - сказал Сергей как-то чересчур беззаботно, и приветливо улыбнулся, запихивая сложенный в несколько сложений плед на полку и закрывая дверь кладовки. – Одевайся поскорее, выпей чаю, и выходи на улицу. Я покажу тебе, что я сделал с машиной.
Во двор я вышла на ватных ногах, проигнорировав дымящуюся чашку трухи под названием «чай», которую Сережа из самых добрых побуждений оставил на столе. Вслед за мной в открытую дверь выскользнул Клаус, радостно виляя хвостом и повизгивая, как малолетний щенок. Резкая зыбкость влажного воздуха пробежала острой судорогой мурашек по голым рукам, по коже живота под футболкой. Я сморщилась от прохлады, от которой совсем отвыкла за последние дни. Утро выдалось пасмурным и ветреным, далекая гладь поля упиралась в сероватые силуэты гор, покрытые мутным туманом. Тяжелое белое небо нависало над головой, изредка срывая пучки холодных капелек с теневых туч, слившихся с цветом небосвода. В воздухе звенела прохлада, мешаясь с беспокойным шорохом камышей, и ледяная синева заросшей топи тускнела в зарослях. Было непривычно смотреть на этот пейзаж при свете. Днем он выглядел совершенно по-другому, нежели густой ночью в мутном свете фар. Отовсюду неслось надоедливое стрекотание кузнечиков и каких-то еще прыгающих тварей. До меня вдруг доползла мысль, что Сергей вот уже полгода видел это воплощение одиночества и уныния круглые сутки, и ему даже некуда было себя отсюда деть. Я глубоко вздохнула и поморщилась от тянущей боли в руках. С недосыпу как всегда ломило вены, уж не говоря о том, что голова гудела как проклятая.
Наш пикап стоял, накренившись левым боком, обоими колесами в канаве. На несчастную машину было жалко смотреть. Сверху до низу залепленная грязью, так, что от номеров виднелся только один белый краешек, с маленькими блестящими трупиками стрекоз, застрявших в фарах. Я прошлась по заросшей перед домом тропинке, осторожно перешагивая через вязкие лужи грязи. Сергей сидел в салоне на водительском месте, что-то проверяя в замке зажигания, с распахнутой дверью. Лицо его выражало крайнюю сосредоточенность. Увидев мое приближение, он приветливо улыбнулся.
- Ты неважно выглядишь. Не выспалась?
- Ну что ты, чудно выспалась, - хмуро отозвалась я, обойдя пикап вокруг и оглядев его со всех сторон. – Боже, что мы с ним сделали…
- Я покопался в моторе, и нашел поломку, - сказал Сережа, повернув ключ. Двигатель натужно зафыркал, и смолк. – Там вылетели кое-какие провода, пришлось повозиться, чтобы присоединить их на место. Но в целом…
- Ты что, отремонтировал эту хламовозку? – искренне поразилась я, двумя пальцами вынимая из решетки фар переливающуюся стрекозу и вышвыривая ее в траву.
- Похоже, что так, вот только завести ее осталось, - фыркнул Сергей, и предпринял еще одну попытку зажечь двигатель. На этот раз мотор покорно затарахтел, издавая мерное урчание в глубине капота. – Ну вот. Кажется, готово. Можно ехать.
Он вылез из пикапа, обтирая грязные ладони о штаны, и с довольным лицом уставился на свою работу.
- Не могу в это поверить, - я покачала головой, и посмотрела в его сощуренные глаза. – Ты и певец, и актер, и механик к тому же?
- Откуда ты знаешь про актера? – он удивленно поднял голову с растрепанными черными волосами.
Кристальная чистота утра шелковой вуалью оплела меня с ног до головы, и я уставилась на него в упор. Сергей стоял в паре метров от меня, механически вытирая руки тряпкой, возвышаясь на травянистой кочке над моей головой. Я взглянула снизу вверх.
- Я знаю, кроме того, и еще кое-что важное, - ветер трепал мне волосы, непокорно выбившиеся из хвоста.
- Нужно говорить: «кроме того, я знаю», - поправил Сережа, отбросив тряпку в салон, и захлопнув дверцу со звучным стуком. – И что же такое важное ты знаешь?
Я осторожно прошлась по песчаной дорожке, разглядывая груды камней, раскиданные по обочине. Затем, твердо решившись, подняла взгляд и сказала:
- Знаю, за что отец Влада это с тобой сделал.
Сережкино лицо медленно вытянулось, попутно посерев. Он попытался улыбнуться и найти какой-нибудь простой ответ, легко выгородивший бы истинную причину, но, видимо, смутный страх слишком глубоко въелся в сознание, и он так и остался стоять молча, разинув рот.
- В общем, я все знаю, - я осторожно шагнула к нему, и за секунду преодолела расстояние между нами. – Знаю про тебя и Влада. Я все видела ночью… то есть, слышала. Меня разбудили ваши стоны.
Сергей втянул губы, нервно пробежавшись взглядом по синей кромке облаков у линии горизонта.
- Это… это не то, что ты думаешь… это… мы просто… я…
- Сереж, я никому не скажу. – Я ободряюще сложила руку ему на плечо. – Я все понимаю. Не понимаю только, почему…
- Нэлл, я… - он опасливо поглядел на меня. – Мне… мне неловко об этом говорить… но раз уж ты знаешь… что ж, по крайней мере, между нами не будет секретов, да?
- Со мной он тоже делал это, - сказала я вместо ответа, с явным желанием растерзать себе душу в клочки.
- Знаю, - Сергей опустил голову. – Нетрудно было догадаться… вы ведь столько времени провели вместе, а я знаю Влада. Он бы не смог.
- Он… знаешь, все время говорил о тебе. Наверно, он любит тебя. Было… - я всхлипнула. – Было жестоко с моей стороны так поступать…
- Прекрати, ты не виновата. Не верь ты в эту чушь с ангелом, - отмахнулся Сережа, погладив меня по голове. – Во всем виновата наша с Владом связь. Дядя Миша, он… он узнал обо всем недавно, после нового года… охранник из гримерки ему доложил. И… я говорил Владу, что он знает, но Влад не слушал… в общем, мы даже стали ссориться из-за этого, и в тот последний вечер у него дома… мы так поругались, что я собрался и ушел от него, обещая себе больше никогда так себя не подставлять… а потом… у самого подъезда… меня схватили, и затолкали в машину…
- Сережа, - тихо сказала я. – Прости, что он тебе со мной изменил.
- Ерунда, - фыркнул Сергей. – Это ты извини, что пришлось выслушать все наши… э…
- Ничего, - улыбнулась. – Я же представляю, что такое мужчина, который провел без секса полгода.
- Не-ет, - рассмеялся Сережка, легонько щелкнув меня по носу. – Ничего ты не представляешь.
Все-таки начался дождь. Мерзлые капли разбили хрупкую паутинку тепла, возникшую между нами, впившись мокрыми ударами в кожу. Легкая морось, прошибаемая резким ветром, накрыла противным покрывалом волосы и руки. Сережа зажмурился и отошел к машине, снова распахнув дверь. Я еще немного постояла просто так рядом с ним, силясь осознать, почему говорю чужими словами и чужим голосом, но единственной мыслью, которая до меня доходила – было желание поскорее покинуть улицу и скрыться в доме. Что я и сделала, обхватив руками локти. Сережка крикнул мне в спину, что пока вытолкает пикап из канавы и еще немного повозится с двигателем. Я быстро прошла травянистую тропинку к дому и потянула дверь на себя. Почему-то вспомнился глупый стишок из смеси русского и английского.
«Ты со мною, верный friend, все кайфово - happy end».
Сквозь грязное широкое окно мне была видна Сережкина маячащая у пикапа фигура. Из распахнутой в комнату двери повеяло прохладой – там продувало стены - и меня передернуло от мурашек. Жесткая, пропахшая потом футболка липла к телу, голова как-то странно гудела, глаза то и дело закатывались, так что я рисковала в любой момент упасть на пол и вырубиться.
Дверь ванной осторожно открылась, на пороге показался влажный, пахнущий мылом Влад, торопливо заматывающийся в полотенце. Увидев меня, он вскинул голову, тряхнув сырыми темными волосами. Лицо свежее, цветущее, в глазах неподдельное счастье, - он широко улыбнулся, столкнувшись с моим хмурым невыспавшимся взглядом, и продолжил возню с полотенцем.
- Привет.
- Привет, - буркнула я невнятно, и устало развернулась, чтобы скрыться в комнате.
- Куда ты, подожди, - Владик закончил, наконец, операцию по обматыванию нижней части тела, и подошел ко мне. – Как выспалась?
- Отвратительно, - я отвернулась, чтобы не сталкиваться с его сияющими карими глазами.
- Почему? Кошмар приснился? – удивился Влад, завлекая меня к себе сильными до неприличия руками.
- Да… кошмар, - проговорила я, теперь уже опуская голову, потому что долго отводить взгляд не получалось.
Немного поколебавшись, Владик левой рукой поднял мне голову, и как-то очень жизнерадостно принялся ласкать меня губами. Под властным пленом мягких влажных губ, отдающим эвкалиптовым привкусом (наверняка, только что почистил зубы) мне было тяжело дышать и хотелось плакать. В душе трепетало отчаянное желание отдаться ему прямо сейчас, прямо здесь, пока Сережа на улице, а на нем одно только полотенце, которое я без труда развяжу. Но горькие, колючие воспоминания прошлой ночи обжигающими иглами кололи любую светлую мысль. Я прекрасно понимала, что выражение счастья в его глазах – впервые за все время нашего с ним знакомства – вызвано не мною. Горько было уже оттого, что он мне лгал, не договаривая самого главного, а ведь я открыла ему всю душу. Он и сейчас пытался обмануть меня, делая вид, что безумно влюблен. Вот только зачем выдавать одну любовь за другую? Я почувствовала, как к горлу подкатил соленый терпкий комок, и с трудом отстранилась, избегая встречаться с ним взглядом. Из-под полотенца в меня уже упиралось тяжелое напряжение возбудившегося тела, и я ощущала, как предательски закипает желание в низу живота. Ну конечно, трахнуть кого-нибудь с легкой руки после бурной ночи объяснения в любви с настоящим любимым человеком – как просто! Особенно для этого взлохмаченного, очаровательного, влажного от воды и пота мальчишки.
- Ты что, глупая - плачешь? – удивленно спросил Владик, стирая с моей щеки дорожку слезы. – Да не расстраивайся ты, все же уже хорошо. Мы уже нашли его, мы скоро поедем домой.
- Вы поедете, - поправила я, всхлипнув. – Вы вдвоем едете в Москву. А я хочу домой к папе, в Калифорнию.
- Нэлл, - он схватил меня мертвой хваткой, и медленно потащил в комнату. – Ну ты что? Ну перестань. Зачем драматизировать?
Я тихо стонала, пока его дрожащие пальцы раздевали меня. Хотелось умереть, хотелось провалиться сквозь землю, только бы не признаваться себе, что я не могу противостоять его напору. Нежные губы, блуждающие по шее и груди, требовательные горячие пальцы, трепещущие то там, то здесь по моему телу, - я оказалась разложенной на только что заправленной постели совсем так же грязно, непристойно, как и тогда в машине. Только в тот раз я действительно хотела развлечься с очаровательным мальчиком, от которого сходила с ума, и мне было все равно, как, когда и где он меня возьмет. А теперь, поддавшись какому-то волнительному потоку противоречий и чувств, я жаждала нежности. Неприкрытой, неподдельной, чуткой и искренней, - чтобы он хотел меня, а не мое тело. Чтобы ласкал не так страстно и по-животному дико, чтобы понимал мои слезы, которые я уже не могла сдержать… Изнемогающая от желания плоть упиралась мне во внутреннюю часть бедра, пока он впивался обезумевшими губами мне в шею и предплечье.
- Вла-ад, - надрывно прошептала я, в полном бессилии, в осознании того, что я сломлена. – Нельзя так…
- Да перестань ты, - отозвался Влад, властно и даже требовательно поглядев мне в глаза, – мы же с тобой как родные…
В следующую секунду моя грудь взорвалась криком, когда он, пылающий от напряжения и желания, с острой вспышкой боли вошел в меня. Две холодные дорожки слез истерично скатились в разные стороны и утонули в волосах. Все было кончено. Я свалилась в пропасть, от которой всю жизнь держалась на огромном расстоянии… стеклянный ангел сотворил свое черное дело. Моя душа покрылась тонкой корочкой быстро твердеющего стекла. Я почти чувствовала, как оно трещит в груди, крепнув с каждой секундой, и все сильнее сдавливая меня своими дьявольскими силками…
- Ну, вы готовы?
Сережа вошел в дом, подхватив последний пакет с вещами, и посмотрел на меня вопросительно в упор.
Я стояла перед мутным желтоватым зеркалом, расчесывая волосы. Мои глаза поймали требовательный и нетерпеливый взгляд его отражения, и я кивнула. Волосы шероховатым ливнем падали на плечи, красное от загара лицо выражало едва заметное волнение. На лбу блестели капельки пота, в душе зияло опустошение. Я не хотела, не понимала и не чувствовала ничего.
- Нель, заканчивай наводить красоту, поехали уже! – нетерпеливо сказал Влад, входя в дом вслед за Серегой и забирая у него пакет. – Не терпится свалить поскорее из этой дыры.
Что до меня, так я не прочь была бы и остаться. Мне было уже все равно, где существовать и коротать остаток дней до смерти. А Владу, я уверена, было бы хорошо везде рядом с Сережей. Наверняка ему тоже не хотелось уезжать. Просто он тщательно маскировался ради него, измученного такой жизнью.
Ко мне подбежал развеселенный чем-то Клаус, радостно повизгивая и норовя забраться передними лапами на плечи. Я отложила расческу и потрепала волкодава на голове.
- Собаку с собой возьмешь?
- Если твой брат не будет возражать против изодранного сидения, - смущенно улыбнулся Сергей. – Я очень хочу взять его домой, в Москву.
- Вот еще, - надуто пробухтел Владик. – Мало тебе этой мелкокалиберной скотины в твоем доме.
- Бизя не скотина! – возмутился Сергей, развернувшись к брату лицом. – Между прочим, он мне жаловался, что ты швырялся в него тапками!
- Да, дружок, ты совсем тронулся, - покачал головой Влад. – Полгода вне цивилизации сыграли роковую роль. Твой тушканчик никуда не годится.
- Ну и пожалуйста, - гордо обиделся Сережа. – Молись, чтобы Клаус любил тебя так же, как этот «тушканчик».
К полудню дом был опустошен. Все запасы одежды и еды распиханы по сверткам и водружены на заднее сидение. Влад вышел на улицу к машине, даже не оборачиваясь. Мы с Сережей остались стоять посреди опустевшей и оттого помертвевшей комнаты (а также кухни, прихожей и гостиной в одном флаконе), и молча смотреть друг на друга.
- Что, трудно уезжать? – спросила я, разглядев в его взгляде легкую долю тоски. – Ко всему привыкаешь рано или поздно…
- Нет, просто… - Сергей вздохнул, скользнув взглядом по заправленной кровати. – Думаю, кого после меня может занести сюда судьба… может, конечно, он так и будет пустовать, пока не развалится… а может, и нет.
- Главное, чтобы с тобой все было в порядке.
- Спасибо, Нэлл, - он улыбнулся, посмотрев на меня. – Может, пойдем к машине? А то того и гляди, начнется настоящий дождь, вот тогда нам действительно будет трудно выехать по размытой дороге.
- Да… пошли, - натянуто улыбнулась я в ответ, и уже было, двинулась к двери, как Сережа остановил меня внезапным окликом.
- Постой! А с этим что делать?
Я взглянула на предмет, который он взял с полки. На ней все так же пылилось несколько потрепанных книжек. Холодная гладь стекла сверкнула зеркальным переливом у меня в глазах, расправленные крылья искрились прозрачным глянцем, и на меня взирали черные-черные глаза… статуэтка вдруг показалась мне совсем маленькой и убогой. И как это я считала ее такой величественно красивой? Я подошла к Сереже и взяла ангела у него из рук. Ледяная поверхность стекла обожгла мне пальцы. Защитник… борец… посланник рая, исчадье дьявола…
- Он все сделал, - сказала я тихо, глядя в гипнотизирующие черные зрачки ангела. – Ему осталось только найти свою смерть.
- Нэлл? – удивился Сергей, недоверчиво поглядев на меня. – Ты о чем?
- Сереж, - я нервно улыбнулась, проведя большим пальцем по стеклянным крыльям. – Он убийца. Я не хочу, чтобы он попал еще кому-то в руки.
С этими словами я размахнулась, и швырнула фигурку в стену. Ангел врезался в угол, и обрушился на пол стеклянным дождем, разлетаясь на сотни маленьких и больших кусочков. Истошный звон, испуганный Сережкин вскрик, и вязкая тишина… на полу в углу комнаты еще дрожало несколько осколков, переливаясь последними в своей жизни искрами.
Скрипя колесами по пыльной дороге, мы добрались на остатках горючего до Силвер-Бей за несколько часов. Сергей сидел за рулем, так как я сказала, что Владом в качестве водителя я уже пресытилась, Владик – на переднем сидении по правую руку от брата, гордо заявив, что рядом с хвостатым чучелом по имени Клаус ни за что не поедет. В результате собака сидела рядом со мной на заднем сидении, подминая под себя пакеты с вещами и испуганно скуля на каждой колдобине. Я сидела молча, втягивая запах сигарет, тянущийся спереди. Парни курили остатки «Парламента», блаженно затягиваясь и пуская голубоватые колечки в открытые окна. Ветер швырял теплые потоки им в лицо, я видела, как развеваются темно-русые волосы Влада, изредка перехватывала его сияющий взгляд в зеркале заднего вида, но тут же отводила глаза, смаргивая слезы. На сердце тихонько докипали остатки чего-то теплого, оставленного им в моей душе. Я не могла и не хотела думать сейчас об этом, и поэтому старалась занять себя любыми другими мыслями или непринужденными разговорами с передних сидений. Сережа интересовался, когда я в следующий раз приеду в Россию. Я что-то отвечала, вяло отшучиваясь и натянуто улыбаясь. На самом деле я знала, что больше никогда… никогда не вернусь в эту страну. Несомненно, Москва цепляла меня за душу, манила и одурманивала своей синеватой утренней дымкой, гладкими бликами золотых куполов, чистым прозрачным небом, подернутым легкой поволокой невесомых облаков, величественной грацией колоколов и бессмертной красотой красного кирпича Кремля… но воспоминания о том, как я впервые увидела в прохладном тоннеле метрополитена глаза Влада, как впервые произнесла вслух его имя, как взмывал ввысь наш самолет из аэропорта Шереметьево, как мне снился шумный концертный зал Олимпийского по ночам в стареньком пикапе… нет, я бы не смогла с ними жить. Я бы… наверно, я бы просто умерла, увидев все это еще раз.
В ушах до сих пор стоял звон расколовшейся статуэтки. Влад и Сергей обменивались как бы случайными, бесстыдно пылкими взглядами, и периодически улыбались друг другу уголками губ, когда наступала краткая пауза в разговоре. Так могут смотреть друг на друга только любовники. Люди, которые знают друг друга не только внешне, но и внутренне, люди, видевшие тела друг друга обнаженными, люди, знающими вкус души друг друга… я это знала, но почему не замечала раньше? Мы с Владом никогда так друг на друга не смотрели. Изредка я все же натыкалась на острый взгляд его темных и влажных от ветра глаз, пару раз он оборачивался ко мне, протягивая руку, чтобы что-то взять, и я видела выцветший ореол его густых ресниц, обрамляющий веки. За что, за что он мучает меня? За что он смотрит на меня так дерзко? Может, понял, наконец, что я пыталась разрушить их счастье с Сергеем?..
В Силвер-Бей мы доехали до первой заправки, и на оставшиеся деньги залили бензина ровно столько, чтобы хватило добраться до Вайоминга. Оттуда же, с заправки, я позвонила Тео, который к тому времени уже вернулся на ранчо, и вовсю недоумевал от моей записки, - и попросила нас забрать. Брат ответил, что приедет первым же поездом через несколько часов, спросил точный адрес заправки, и попросил никуда не уезжать до его прибытия. На пути в машину с радостными известиями я застала Владика и Сережу в салоне, прижавшимися друг к другу лбами. Клаус бегал в стороне, обнюхивая пыльную дорогу и ссохшуюся от жары траву на обочине.
Тео мы дождались только в шестом часу утра, когда над горизонтом уже забрезжило слабое красноватое зарево, окрасив дома и здания города сверкающими золотистыми бликами утра. Тео примчался на пойманной по дороге попутке, и, вылетев из машины, как сумасшедший бросился к нам, узнав свой пикап. В эту ночь я не спала и даже не дремала, и потому сразу заметила его высокую стройную фигуру неподалеку от дороги. Распахнув дверцу, и тем самым перебудив парней, мирно дремавших на плечах друг друга и Клауса, который удивленно поднял голову, я бросилась к брату через проезжую часть, не чувствуя ног, и, добравшись, наконец, до него, – с загорелыми до черноты руками, приятно для глаза контрастирующими с белоснежной футболкой, и выцветшими пепельными волосами, - повисла на шее и разревелась в голос, уткнувшись лицом ему в плечо.
Через полчаса, когда Влад и Сергей уже пожали ему руки и представились на английском, неустанно продолжая благодарить за машину и средства (Влад обещал вернуть ему все деньги, которые мы у него одолжили, до копейки и оплатить ремонт пикапа, по возвращении в Москву, а Тео долго и сомнительно разглядывал этого высокого растрепанного юношу в своей одежде), я стояла, прижавшись спиной к стеклу, и медленно курила последнюю сигарету, которую попросила у Влада. Оказывается, это вовсе не так противно. Дым похож на снотворное, или на сильнодействующее успокоительное. Он течет по венам, словно яд, убивая все чувства и оставляя безразличие. Я как раз провожала взглядом последний клубок сероватого дымка моей сигареты, когда ко мне подошел Сережа и встал прямо напротив, требовательно взглянув в глаза.
- Тебе плохо?
Ха, глупый вопрос. Мне захотелось рассмеяться ему в лицо, но я почему-то промолчала, задумчиво поглядев на его измазанные грязью джинсы. Я понимала, что вижу его в последний раз, и мне было как-то до боли грустно от осознания этого.
- Сереж, - тихо сказала я, выдохнув последнее облачко дыма и выбросив сигарету в траву. – Возвращайся к нему. Он без тебя не сможет. Наплюйте на папашу и двигайтесь сами. – И, слабо улыбнувшись, добавила: - Смэш без тебя не Смэш.
- Спасибо, Нэлл, - кивнул он. – Без Влада и я не я. Знаешь, а ты ничего. Я бы замутил с тобой что-нибудь, если бы не он…
- Не трудись, - усмехнулась я, едва сдерживая слезы. – Я люблю другого человека. Я жду от него ребенка.
- А, - тупо отозвался Сергей, взглянув на меня стеклянным взглядом. – Надеюсь, вы будете с ним счастливы.
- Да, Сереж… мы будем счастливы.
Он нагнулся и поцеловал мне руку.
Август 2005 года близился к концу. Пожелтевшая трава сонно золотилась в лучах первого солнца, ветер трепал мне волосы и обдувал лицо приятным холодком. Тео, о чем-то переговорив с братьями, сел за руль и принялся возиться с зажиганием. Сергей, махнув мне на прощание, улыбнулся и сел на переднее сидение, захлопнув дверцу. Ветер сдул с моей щеки скатившуюся слезу. Я не сразу разглядела Влада, стоящего в полуметре от меня.
- Поедешь домой? – хрипловато спросил его ломаный мальчишеский голос.
- Да, - как можно безразличнее отозвалась я, пнув ногой валявшуюся на обочине банку из-под колы. – Сейчас поеду на вокзал и сяду на поезд. Отец меня заждался, да и твой, наверно, недоумевает, куда ты запропастился.
По сценарию нужно было рассмеяться, но ни я, ни он этого не сделали. Владик, щурясь от ветра и солнца, подошел ко мне и взял за плечи. Я почти чувствовала, как у меня в памяти запечатлевается этот самый момент.
- Я не знаю как… но спасибо тебе, - совсем тихо сказал он, глядя на меня в упор.
- Не благодари, я этого не стою, - фыркнула я, и снова попыталась засмеяться.
- Неля, - еще тише сказал Владик, сжав мои плечи до боли. – Если вдруг тебе что понадобится… деньги там, или еще что… звони.
Я почувствовала, как он вкладывает мне в ладонь бумажку с номерами телефонов. Несколько секунд еще мы пристально смотрели друг на друга, ни о чем не думая, а потом он отпустил меня, и отступил на шаг назад.
- Пока, Влад, - проговорила я через силу, ощущая, как предательски дрожат губы. – Желаю удачи.
- Пока, Нэлл.
Я проследила глазами, как своей развязной походкой он прошел к машине, и открыл заднюю дверцу. До меня долетела его громкая возмущенная ругань по поводу того, что его таки усадили рядом с «этой мерзкой вонючей псиной». Потом он влез на сидение, и дверь за ним захлопнулась, подняв с земли облачко золотистой пыли. Через заднее стекло я увидела, как Тео помахал мне на прощание и завел двигатель. Пикап, как смутная тень в моем сознании, врезаясь в него скрипом колес и отсутствием задних номеров, выехал на проезжую часть, пропустив проехавшую мимо машину, и с лязгом шин скрылся за поворотом.
Лишь какой-то одной не онемевшей частичкой мозга я чувствовала, как пальцы медленно рвут свернутую бумажку с телефонами на мелкие кусочки.
Собор встретил меня мелодичным перезвоном колоколов и приглушенным пением церковного хора. Расстегнув тесный плащ и набросив на голову платок, я поднялась по каменным ступеням и замерла у входа, дрожа от прошибающего до костей весеннего ветра. Горло немного болело от назойливой простуды, руки сами собой опустились в карманы. Я подняла глаза на большой золотой крест над входом в собор. Успокаивающий гомон колоколов и радостные крики птиц в небе шевельнули в душе какую-то незримую струнку. Белое-белое небо с изредка срывающимися капельками дождя тяжело нависало высоко над головой. Я вздохнула, и шагнула вперед.
Белоснежные, гудящие серебристым эхом от каждого шага своды церкви холодно приняли мое неуверенное появление в дверях. Постояв у входа и оглядев длинные ряды деревянных скамеек, я осторожно пошла вперед, к алтарю, не вынимая руки из карманов. Огромная каменная статуя ангела, высившаяся справа от освещенного красным светом свечи распятия Христа, смотрела на меня своими безжизненными каменными глазами, и я невольно загляделась в эту пустоту зрачков. Горячее волнение прокатилось от желудка по какому-то тоннелю в груди и с силой стукнулось о горло, отчего пришлось сглотнуть. Наверно, все ангелы такие. Им все равно, кто ты. Вся их душа заключена в глазах – пустых и холодных, твердых мраморных глазах… или у них вообще нет души?
В храме не было никого, кроме меня. Было еще рано, и даже святой отец пропал куда-то, шурша рясой, словно специально оставляя меня наедине со своими мыслями. Глубоко вздохнув, я приложила руку к животу, чувствуя живое тепло бьющегося там пульса. Ребенок внутри меня шевельнулся, стукнув ножкой о ребра. Кто-то из них двоих одобрял мой приход сюда… я слабо улыбнулась, и поводила пальцами по взмокшей под свитером коже. Тут же отозвался и второй мой мальчик, словно уснувший внутри… значит, и он тоже согласен. Так надо было сделать. Ради них обоих.
Сжав руками полы плаща, я опустилась на колени, воззрившись на огромное серебряное распятие передо мной. Сглотнув горячую боль, я подняла руку, и наложила на грудь католический крест, чего не делала так давно. Почти девять лет я не бывала в церкви. Теперь настало время.
Исповедь была легка, слова сами собой формировались на губах, влажным шепотом разносясь в каменных сводах собора. Мне было сложно думать, но совсем нетрудно говорить. Во мне говорил кто-то другой. Стеклянный ангел, разбитый где-то за сотни километров от этого храма. Вселившееся в меня стекло. Это была его исповедь. Не моя.
|
|